- Все устроится. Не плачь, все устроится. Не плачь...
Светлана вскочила среди ночи. Билли? Нет, он тихо сопел
внизу. Синяя ночная лампочка горела. Тихо журчала вода. Завтра
они будут у какого-то острова, там стоянка и ремонт. Ноги
соскучились по земле_
Вру себе, подумала она. Там просто можно будет - отдалиться.
Не видеть. Не знать_
Она спустила ноги с койки, поймала ступеньку, соскользнула
вниз. Поверх ночной рубашки накинула мягкий сатиновый жилет с
вамбуровой прокладкой. Как тесно здесь...
Она вдруг поняла, что готова пойти туда, к Глебу. Пусть Олив
у него...
Безумие.
Я ее убью_
Безумие!
Не буду убивать. Лягу рядом...
Лицо пылало. Руки были холодные, как осеннее стекло.
Она выдвинула из-под койки Билли сундучок. Там был набор на
случай качки: бренди, солено-перченые "орешки" - пропитанные
маслом маленькие сухарики, и твердый сыр. И она стала жевать эти
вязкие, нехрустящие сухари, совать в рот кусочки сыра и глотать
бренди прямо из горлышка - маленькими глотками. Во рту все
занемело. Потом немота начала разливаться_
Наверх забирался уже кто-то другой.
И потом - каждую ночь она просыпалась и что-нибудь ела. Кок,
малейший Семен Семенович, подбрасывал ей сухую колбасу, копченое
мясо, лепешки_
Так проходило время.
Интермеццо.
"...Он опять вял и быстро устает, как в худшие для него годы
- тогда, в Новопитере. Самое страшное, что он при этом стыдится
своего бессилия и пытается вести себя, как прежде. Но все видят,
какой мукой это ему дается. Особенно ужасны вечера: ему сразу
делается как будто сто лет, он сутулится, волочит ноги, не
разговаривает. Это опять схватило его и высасывает,
высасывает... Каждое утро я боюсь, что он не проснется, но страхи
мои пока, слава Всевышнему, остаются страхами.
Мне, как это ни парадоксально, не делается ничего. Должно
быть, чувство его ко мне увяло (оно никогда и не был особенно
сильным), а рядом с ним - только любовь опасна... Да и я отношусь
к нему, скорее, как старшая сестра, чем как mistress. По крайней
мере, спим мы даже на разных этажах. К нему приводят разных
барышень - мне это безразлично (мне всегда была безразлична
неверность, а теперь как-то особенно). Возможно, он им даже
платит. Или дарит подарки. Или это делают его сводники, не знаю.
Во дворце - скучно.
Ждем не дождемся осеннего карнавала-листопада. Дамы
готовятся, заказывают маски, наряды. Я тоже заказала: буду
птицей.
Масса сплетен. Засасывает, как в теплое и чуть-чуть вонючее
болото. Хочется бежать, но бежать некуда, да и нельзя пока.
Терплю и все еще на что-то надеюсь.
Как чувствует себя Билли? Это не только я спрашиваю, ты
догадываешься, наверное. Боюсь, это единственное сильное
беспокойство, которое Глеб сейчас испытывает. Мне кажется, он
оттягивает на себя то, что должно было обрушиться на мальчика.
Прямо он этого, конечно, не говорит, и не скажет никогда, и себе
самому в этом не признается. Но чутье у меня еще сохранилось.
Целую тебя и обнимаю, и Билли тоже целую тысячу раз, а
Сайруса, когда он вернется, целуй сама - второго такого не найти.
Прощай. Твоя О."
"Многоуважаемый Алексей Мартынович!
Большое спасибо за присланные материалы. В свою очередь
высылаю документы, касающиеся расследования интересующего Вас
дела из тамошних полицейских архивов. По долгу службы я их
скопировал, а дальнейшие события свели их ценность к нулю. Как я
вижу теперь, мы просто не понимали их истинного значения.
Спешу поделиться возникшими у меня сомнениями. Не будет ли
"Книга Марина" попросту опасна в сторонних руках? Ведь так до
конца и не известно, что именно произошло с экспедицией
Иконникова. Не было ли это попыткой неумелого вмешательства?
Впрочем, это чистые спекуляции.
Известно ли Вам, кто такой "А.", упоминаемый Борисом Ив. в
дневнике?
Мне привезли на разборку огромное количество бумаг,
захваченных в каком-то республиканском поезде. Занят сейчас
преимущественно этим, на собственные изыскания времени не
остается. Говорят, республиканской разведкой сейчас руководит наш
общий знакомец Якоби. Как играет с человеком судьба! Впрочем,
только ли с ним?
Кланяйтесь супруге. Простите, что пишу редко - все время то
в седле, то на колесах.
Искренне ваш - К. Байбулатов."
"Дорогой Кирилл Асгатович!
Приехал и сразу - три ваших письма! Сажусь отвечать сразу,
ибо тянуть больше нельзя, вы там находите время писать, а я - в
тепле, сытости, - нет. Свинство, и не спорьте со мной.
А был я, не поверите, на даче! Думал уехать на недельку,
подышать воздухом, но заскучал, начал писать - и увлекся,
представьте! И полтора месяца - как корова языком слизнула.
(До сих пор с ужасом вспоминаю: исход коров. Говорят, то,
что видел я - ничто в сравнении с тем, что творилось на Острове;
не знаю. Мне хватило на всю жизнь. Я ехал из Павловска, поезд
стал: тысячи животных перетекали насыпь. Они безумно кричали.
Казаки неслышно стреляли в воздух. Я так и не знаю, чем все
кончилось: закрыл окно, задернул штору, укрылся с головой - и так
и лежал, пока поезд не тронулся.)
Работу перепечатаю и обязательно вышлю Вам экземпляр: хочу,
чтобы Вы прочли раньше, чем выйдет книга.
Меня вдруг изумил факт бездействия (Вы понимаете, что я
имею в виду) как Глеба Борисовича, так и - даже в большей степени
- Бориса Ив. И вот, отталкиваясь только от этого - плюс,
разумеется, от собственных знаний проблемы - я пустился в
размышления_ Очень интересная получается картина! Не радостная,
но и не безнадежная, пожалуй. И в ходе этого процесса я
неожиданно для себя проникся к нашим героям огромным уважением -
и сочувствием. Владеть тайной - и не иметь возможности раскрыть
ее никому! - и не потому, что последует наказание либо что-то
подобное, а потому, что тайна, будучи изложенной и раскрытой,
вдруг обязательно распахнет еще одну потайную дверцу, а там!.. И
еще - огромный соблазн поверить в себя. Поверить в то, что вот,
наконец, дошел до конца познания и хотя бы в этом сравнялся с
богами. И тут спасти может либо полнейшая природная тупость, либо
- такая концентрация воли, что и представить невозможно. И опять
же - без малейшей надежды разделить с кем-нибудь ответственность
и ношу.
И еще: любовь ко всем нам. Любовь, которая, будучи слабой и
поверхностной, погубит, а сильная, суровая, испепеляющая -
пробудит ответную ненависть. Вспомните, когда Глеб Бор. десять
лет назад терпел поражения, терял тысячи людей и сдавал города и
провинции - его готовы были носить на руках. Сейчас, когда он, не
проливая почти крови, идет и идет вперед - люди плюются,
произнося его имя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69