Что это значит?
- Я лучше других представляю характер оружия, его
возможности. Поэтому сам буду выбирать позиции, направление
огня...
- Однако же! Получается, что не вас мне придают, а меня -
вам? Это ново.
- Я понимаю, это звучит диковато...- Алик почувствовал, что
вспотели ладони.- Тем не менее, это будет значительно
целесообразнее, если просто бросить нас под танки.
- И какими же вам видятся - в общих чертах - наши действия?
- На поле боя?
- На поле.
- Создание огненного мешка. Причем желательно в низине или
хотя бы в ущелье...
- Понятно... А вы представляете, каких потерь это будет
стоить?
- Да. Но поражение обойдется нам несравнимо дороже.
Адмирал встает. Алик тоже встает. Рядом с адмиралом он
чувствует себя почти мальчишкой.
- Я получил приказ содействовать вам во всем, - говорит
адмирал.- И не требовать при этом отчета. Ответственности же с
меня никто не снимал... Надеюсь, вы понимаете, что это значит?
- Да, ваше высокопревосходительство, - выталкивает из себя
Алик. Он действительно понимает, что это значит.
- Без титулов, майор. Мое имя Аристарх Аскольдович.
- Да, Аристарх Аскольдович. Я... вам не придется...
Рука у адмирала стальная.
- Зачем тебе это? - Брянко мрачно кивнул на рельс -
лопнувший вдоль, с торца оплавленный причудливо, как вылитый в
воду воск.- Вдруг он радиоактивный?
- Пленка не засвечивается, - Никольский качнул на ремешке
поляроид, - значит, и нам не страшно. А вдруг что ценное узнаем?
- Ценное... Ценней, чем узнали, уже ничего не будет... - он
пристукнул мокреца на щеке: лезут, гады, и сквозь сетку. -
Штатники, говорят, ультразвуковой пугач против комара придумали,
наши хотели купить - КОКОМ не позволил...
Он огляделся в тоске. Редкозубые щетинистые сопочки слева,
ободранная бульдозерами красноватая пустошь справа, темно-
стального цвета река и скалы над нею, оглаженные и блестящие,
будто натертые ваксой. Неровный, как спьяну вычерченный, Становой
хребет далеко позади. И - залитая стеклообразной массой воронка
со стадион размером, и - никаких признаков того, что здесь было
сотворено людьми... насыпь с рельсами обрывается, как обрубленная
топором...
Движок мотовоза застучал, зафыркал, и пейзаж потек мимо,
мимо, выплывая из-за спины и собираясь в точку, как на картинке
из учебника, а потом мотовоз чуть вильнул задницей и въехал в
длинную темную выемку, и все стало совсем другим. От двух
эшелонов, накрытых здесь ударной волной, мало что осталось;
солдаты в оранжевых жилетах и без них медленно ковырялись в
обгорелом железном месиве. Хорошо, людей там было не так много,
подумал Брянко, цистерны только да техника... Горело страшно.
Они миновали место катастрофы и вновь оказались под солнцем.
Непонятно, как шла волна - здесь, например, уцелел даже фанерный
ангар. А километрах в двух веером вывалило лес.
Как Тунгусский метеорит...
Полковник Валуев ждал их с нетерпением. Брянко подошел к
нему.
- Виталий Евгеньевич, работы можно прекращать. Официальное
распоряжение получите скоро...
Сигарету спустя они уже качались и подпрыгивали в воздушных
потоках. На "Антоне" до Бадайбо, ближайшего приличного аэродрома,
было два с половиной часа лета...
Олив проснулась. Было предощущение чего-то необычайно
важного. А после пробуждения - возникло и ощущение чьего-то злого
присутствия. Не поднимая головы и не открывая глаз, она
осмотрелась. Повернула голову на подушке, бормотнула сонно...
Нет, палата пуста. Но присутствие не прекращалось. Олив
осторожно перегнулась и заглянула под кровать. Серая тень таилась
в углу, но не угрожала - просто сидела, и все.
Оттуда, из-под кровати, выбирались иногда чешуйчатые птицы,
вырывали клочья мяса из икр, из рук, тянулись к лицу. Но это
вечерами, ночами...
Нет, подумала Олив. Того, кто злой, еще нет. Он придет, но
его еще нет.
Медленно открылась дверь. Не та, которая вела в коридор -
белая, с черным глазком, - а та, которая всегда за спиной.
Олив села, набросила на плечи халат. Пушистый. Гостей, даже
злых, стоит принимать именно в пушистом халате...
- Входите, господа! - сказала она громко.
Руки коснулись ее.
- Так сразу, да? - она стряхнула с себя черную волосатую
лапищу. - Это не по закону...
Но тут открылась другая дверь - белая. За нею не было
никого, долго не было никого, а потом резиново раздулись и
заполнили собой весь проем две синие фигуры, гротескные, с
огромными ногами и огромными ладонями, обращенными вперед, с
отвратительно маленькими лицами. Но это были царь и царица, и
потому Олив быстро встала, поправила волосы и сделала глубокий
придворный реверанс, одновременно пытаясь оттолкнуть наглые
щупающие где попало руки.
- Ваши величества, прошу вас, входите. Простите мой угрюмый
вид...
Царь был сегодня в жемчужном жилете и голубой мантии.
подбитой колонком. Царица оказалась мужчиной - почему-то все,
входящие в эту комнату, делались снизу по пояс голыми - но Олив
постаралась не обращать внимания на такую несообразность. То ли
еще бывает...
- Л'хту занцар апо тринахт, хтомо си авмирг ма врахт! -
подняв руку, провозгласил царь: он был пророк и поэт.- Грисда ур
тринахт борку - альмирахт искиль ма тху!
Грозные чеканные строки повергли Олив в ужас. Они предвещали
позор и смерть. Но нельзя было возражать царю...
- Да, ваше величество, - прошептала она, становясь на колени
и опуская голову.- Так, как вы пожелаете...
Она стояла на зеркале, а по ту сторону зеркала была площадь,
толпа, костер - и неумелый палач, мальчишка, пытающийся разжечь
проклятый костер под дождем. Толпа давала ему советы, кричала,
хохотала, и наконец даже она, привязанная к столбу, нет, к
кресту, почему-то к кресту - даже она начала давать ему советы, а
он ерзал и суетился, неумелый испуганный мальчишка, пытающийся
казаться настоящим палачом...
- Такие дела, князь, - доктор Богушек развел руками.- Нам не
пробиться к ней.
- А нет ли в ее безумии системы, Владимир Францевич? - князь
в сомнении потер бровь.
- Система есть в любом безумии. Это разум бессистемен. Она
не безумна, вот в чем суть проблемы. То есть... - он замолчал.
- Я, кажется. понимаю, что вы хотите сказать. Хотя сам я не
улавливаю разницы...
- Нет, я о другом. Система, не система... Есть характерная
деталь. Одна деталь, которая стоит системы.
- Слушаю.
- Дверь. Во всех ее экскурсах присутствует дверь. Она то и
дело то перед ней, то за нею; то может пройти, то нет; и за
дверью ее ждет то находка, то потеря... Но дверь присутствует
всегда. Равно как и зеркало. Дверь и зеркало. Вот в чем интерес.
- Значит, вы принимаете наше предложение?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69
- Я лучше других представляю характер оружия, его
возможности. Поэтому сам буду выбирать позиции, направление
огня...
- Однако же! Получается, что не вас мне придают, а меня -
вам? Это ново.
- Я понимаю, это звучит диковато...- Алик почувствовал, что
вспотели ладони.- Тем не менее, это будет значительно
целесообразнее, если просто бросить нас под танки.
- И какими же вам видятся - в общих чертах - наши действия?
- На поле боя?
- На поле.
- Создание огненного мешка. Причем желательно в низине или
хотя бы в ущелье...
- Понятно... А вы представляете, каких потерь это будет
стоить?
- Да. Но поражение обойдется нам несравнимо дороже.
Адмирал встает. Алик тоже встает. Рядом с адмиралом он
чувствует себя почти мальчишкой.
- Я получил приказ содействовать вам во всем, - говорит
адмирал.- И не требовать при этом отчета. Ответственности же с
меня никто не снимал... Надеюсь, вы понимаете, что это значит?
- Да, ваше высокопревосходительство, - выталкивает из себя
Алик. Он действительно понимает, что это значит.
- Без титулов, майор. Мое имя Аристарх Аскольдович.
- Да, Аристарх Аскольдович. Я... вам не придется...
Рука у адмирала стальная.
- Зачем тебе это? - Брянко мрачно кивнул на рельс -
лопнувший вдоль, с торца оплавленный причудливо, как вылитый в
воду воск.- Вдруг он радиоактивный?
- Пленка не засвечивается, - Никольский качнул на ремешке
поляроид, - значит, и нам не страшно. А вдруг что ценное узнаем?
- Ценное... Ценней, чем узнали, уже ничего не будет... - он
пристукнул мокреца на щеке: лезут, гады, и сквозь сетку. -
Штатники, говорят, ультразвуковой пугач против комара придумали,
наши хотели купить - КОКОМ не позволил...
Он огляделся в тоске. Редкозубые щетинистые сопочки слева,
ободранная бульдозерами красноватая пустошь справа, темно-
стального цвета река и скалы над нею, оглаженные и блестящие,
будто натертые ваксой. Неровный, как спьяну вычерченный, Становой
хребет далеко позади. И - залитая стеклообразной массой воронка
со стадион размером, и - никаких признаков того, что здесь было
сотворено людьми... насыпь с рельсами обрывается, как обрубленная
топором...
Движок мотовоза застучал, зафыркал, и пейзаж потек мимо,
мимо, выплывая из-за спины и собираясь в точку, как на картинке
из учебника, а потом мотовоз чуть вильнул задницей и въехал в
длинную темную выемку, и все стало совсем другим. От двух
эшелонов, накрытых здесь ударной волной, мало что осталось;
солдаты в оранжевых жилетах и без них медленно ковырялись в
обгорелом железном месиве. Хорошо, людей там было не так много,
подумал Брянко, цистерны только да техника... Горело страшно.
Они миновали место катастрофы и вновь оказались под солнцем.
Непонятно, как шла волна - здесь, например, уцелел даже фанерный
ангар. А километрах в двух веером вывалило лес.
Как Тунгусский метеорит...
Полковник Валуев ждал их с нетерпением. Брянко подошел к
нему.
- Виталий Евгеньевич, работы можно прекращать. Официальное
распоряжение получите скоро...
Сигарету спустя они уже качались и подпрыгивали в воздушных
потоках. На "Антоне" до Бадайбо, ближайшего приличного аэродрома,
было два с половиной часа лета...
Олив проснулась. Было предощущение чего-то необычайно
важного. А после пробуждения - возникло и ощущение чьего-то злого
присутствия. Не поднимая головы и не открывая глаз, она
осмотрелась. Повернула голову на подушке, бормотнула сонно...
Нет, палата пуста. Но присутствие не прекращалось. Олив
осторожно перегнулась и заглянула под кровать. Серая тень таилась
в углу, но не угрожала - просто сидела, и все.
Оттуда, из-под кровати, выбирались иногда чешуйчатые птицы,
вырывали клочья мяса из икр, из рук, тянулись к лицу. Но это
вечерами, ночами...
Нет, подумала Олив. Того, кто злой, еще нет. Он придет, но
его еще нет.
Медленно открылась дверь. Не та, которая вела в коридор -
белая, с черным глазком, - а та, которая всегда за спиной.
Олив села, набросила на плечи халат. Пушистый. Гостей, даже
злых, стоит принимать именно в пушистом халате...
- Входите, господа! - сказала она громко.
Руки коснулись ее.
- Так сразу, да? - она стряхнула с себя черную волосатую
лапищу. - Это не по закону...
Но тут открылась другая дверь - белая. За нею не было
никого, долго не было никого, а потом резиново раздулись и
заполнили собой весь проем две синие фигуры, гротескные, с
огромными ногами и огромными ладонями, обращенными вперед, с
отвратительно маленькими лицами. Но это были царь и царица, и
потому Олив быстро встала, поправила волосы и сделала глубокий
придворный реверанс, одновременно пытаясь оттолкнуть наглые
щупающие где попало руки.
- Ваши величества, прошу вас, входите. Простите мой угрюмый
вид...
Царь был сегодня в жемчужном жилете и голубой мантии.
подбитой колонком. Царица оказалась мужчиной - почему-то все,
входящие в эту комнату, делались снизу по пояс голыми - но Олив
постаралась не обращать внимания на такую несообразность. То ли
еще бывает...
- Л'хту занцар апо тринахт, хтомо си авмирг ма врахт! -
подняв руку, провозгласил царь: он был пророк и поэт.- Грисда ур
тринахт борку - альмирахт искиль ма тху!
Грозные чеканные строки повергли Олив в ужас. Они предвещали
позор и смерть. Но нельзя было возражать царю...
- Да, ваше величество, - прошептала она, становясь на колени
и опуская голову.- Так, как вы пожелаете...
Она стояла на зеркале, а по ту сторону зеркала была площадь,
толпа, костер - и неумелый палач, мальчишка, пытающийся разжечь
проклятый костер под дождем. Толпа давала ему советы, кричала,
хохотала, и наконец даже она, привязанная к столбу, нет, к
кресту, почему-то к кресту - даже она начала давать ему советы, а
он ерзал и суетился, неумелый испуганный мальчишка, пытающийся
казаться настоящим палачом...
- Такие дела, князь, - доктор Богушек развел руками.- Нам не
пробиться к ней.
- А нет ли в ее безумии системы, Владимир Францевич? - князь
в сомнении потер бровь.
- Система есть в любом безумии. Это разум бессистемен. Она
не безумна, вот в чем суть проблемы. То есть... - он замолчал.
- Я, кажется. понимаю, что вы хотите сказать. Хотя сам я не
улавливаю разницы...
- Нет, я о другом. Система, не система... Есть характерная
деталь. Одна деталь, которая стоит системы.
- Слушаю.
- Дверь. Во всех ее экскурсах присутствует дверь. Она то и
дело то перед ней, то за нею; то может пройти, то нет; и за
дверью ее ждет то находка, то потеря... Но дверь присутствует
всегда. Равно как и зеркало. Дверь и зеркало. Вот в чем интерес.
- Значит, вы принимаете наше предложение?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69