Красная линия на карте упиралась в заброшенный замок на
высоком берегу Агатового моря, а по ту сторону это была станция
Ерофей Павлович...
Корвет "Князь Сокальский", стоявший на якоре в тихой
закрытой безлюдной бухте милях в двадцати к северу от поселка
Хеллдор, был захвачен внезапной атакой на рассвете пятого
августа. Стоял молочный туман, ми часовые заметили лодки лишь
после того, как на борт полетели абордажные кошки. Минута
ожесточенной перестрелки - и разоруженные офицеры оказались
запертыми в кают-компании, а матросы - в носовом кубрике. Может
быть, сопротивление было бы гораздо более длительным, жестким и
даже успешным, но сбивало с толку то, что нападавшие были не
вполне обычны: на всех - маскарадные маски, на многих - клоунские
балахоны и колпаки, кто-то просто голый, разрисованный с головы
до пят... как драться с такими? Как драться с хохочущими
женщинами в перьях? С лилипутами и горбунами?
Полчаса спустя замок щелкнул, дверь открылась, и в круг
смущенных офицеров вошел Дэрин Фландри - веселый, энергичный,
румяный.
- Господа! - возгласил он по-русски без малейшего акцента.-
Я прошу прощения за этот небольшой инцидент - и прошу вас
передать мои самые искренние и горячие извинения и благодарности
Глебу Борисовичу. Счастливо оставаться. Можете нас не провожать.
- И кто вы есть на самом деле? - мрачно спросил капитан
Стрыйковский.
- Леонид Самсон, к вашим услугам. Леонид Самсон - и даже
можно добавлять "тот самый". А мистер Фландри умер, к
несчастью... как раз сегодня сорок дней бедняжке, он очень
страдал. Я предлагаю помянуть его душу.
- Вы бы не ерничали... - капитан, не сходя с места, как-то
навис над лже-Фландри.
- Помилуй Бог! Я и не думаю ерничать! Дэрин был прекрасным
человеком: честным, порядочным, целеустремленным, Он умирал у
меня на руках и просил: вручить книги господину Марину, вручить
ему книги... С последним вздохом вырвалось у него: "Книги!.." Я
исполнил его волю... другое дело, что теперь мне приходится
забрать собственный подарок, это не слишком порядочно, но я ведь
и не Фландри, а Самсон, так что мне можно. Этот сундук - он ведь
не имеет ценности сам по себе, а лишь помогает владельцу стать
тем, кем он должен стать. Впрочем, мне пора. Еще раз - мои
извинения...
Он выскользнул из кают-компании, а потом проследовал по
коридору в сопровождении жутковатого эскорта: огромного горбуна с
руками до палубы и угольно-черной, блестящей и тонкой, будто
вытянутой из расплавленного стекла, женщины под подволок ростом,
одетой лишь в патронташ и кожаный пояс с десятком узких ножей к
ножнах.
- Во! - гулко изумился боцман Чижик.- Бабу ваксой обмазали.
Ваше благородие, зачем?!
- Водятся такие, - сказал капитан. - В Мерриленде, в горах,
на юге - целые, говорят, деревни таких. Игра природы...
Бойки с орудий скручены, прицелы сбиты. Кабестан заклинен,
шлюпки качаются грустно, как селедки на крючке: половина талей
обрезана. Пахнет угольным дымом: где-то в тумане нападавших
дожидается пароход...
Из каюты Глеба было вынесено все, включая салфетку со стола.
Вместо салфетки лежал конверт с надписью: "Господину Марину
лично. Почих просим не беспокоиться"
И - воткнут длинный узкий нож...
Матрос Иванько, получивший удар абордажной саблей в живот,
умер два часа спустя. Остальные раненые, числом шесть, тихо
лежали в лазарете. Ошеломление не проходило.
Глеб пришел в себя среди ночи. Тупо болела грудь, плечо, в
теле царила слабость, но голова была ясной. Впервые, может быть,
за много месяцев, тут же усмехнулся он. Небо вверху слабо
светилось, как-то особо пах воздух. Пыльный мир... Он попытался
приподняться - боль выстрелила от горла к солнечному сплетению.
Стало дурно, мутно. Глеб осторожно вернул себя в прежнее
положение.
Итак, пыльный мир...
Очень ясно помнилось и понималось все: как она гнал коней.
перепрыгивая из реального мира сюда и назад, зная, что катастрофа
уже произошла, что уже ничего не спасти и никому не помочь... но
необходимо было своими глазами увидеть, как это выглядит. И когда
он увидел вдруг в пыли цепочки следов... О, как он шел по этим
цепочкам, угадывая, что делали эти люди, как друг на друга
смотрели и что говорили. Идти было трудно, потому что
громоздились скалы и зияли пропасти, и еще слишком много сил
уходило, чтобы находить воду и траву коням. На исходе восьмого
дня пути он настиг, наконец, их - черных, измочаленных,
лишившихся рассудка людей. И один из них выстрелил в него и
попал...
Он помни, что узнал тогда этого человека, а вот сейчас не
мог вспомнить, кто же он...
Тогда еще небо нервно мерцало, и он лежал, зажимая рану
рукой - и вдруг полосы и пятна на небе сложились в лицо Олив.
Страдание и порыв были на этом лице.. .потом все ушло в темноту.
Однако те люди, похоже, пришли в себя. Он вез воду, много
воды, и ее хватило. чтобы вернуть их из безумия. По крайней мере,
все до сих пор были живы - а прошел не один день.
В первую очередь, жив был он сам: жив, перевязан, уже в
сознании...
И, услышав, наверное, что он не спит, не в обмороке -
привстал один из носильщиков. Они несли его на руках последние
дни: видимо, лошади погибли от жажды...
- Эй,- тихо позвал он.- Ты меня слышишь?
Это была английская речь со странным акцентом.
- Слышу, так же тихо отозвался Глеб.
- Полковник, проснитесь! - заорал тот. - Он пришел в
сознание!
- Глеб! - раздалось с другой стороны. Глеб медленно повернул
голову.
На него в упор смотрел полковник Вильямс - и, не стесняясь,
плакал.
Остров Тихий - равнинный, зеленый, со множеством укромных
бухточек, к красновато-желтым песком пляжей,- казался воплощением
земного рая. Известно было, что является он частным владением и
весь, с населением и зверьем, принадлежит графу Добротворскому,
крупнейшему землевладельцу Палладии. "Санфлауэр" шел на юг,
держась милях в трех от линии берега. Сайрус стоял на мостике,
слушал штурмана. Повязку ему снимали на два часа в день. Видел он
уже несколько лучше, боли почти не чувствовал - но фельдшер
честно сказал, что острота зрения потеряна безвозвратно и что
большим счастьем будет, если все вот так и останется: иногда
некоторое время спустя начинает мутнеть роговица...
- А вот и речка,- сказал штурман неуверенно.- Да! Ясно вижу
устье реки, сэр!
- Командуйте, лейтенант, - сказал Сайрус. - Считайте, что
меня на мостике нет.
На "ты" они перешли как-то незаметно для обоих - обратили
внимание уже потом, спустя время, и даже удивились, как
естественно это произошло. Лев выздоравливал, хотя и медленно:
новые его раны, от камней и щепок, были обширны, но неглубоки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69