Не хочешь же ты, чтобы на тебя донесли. Они
сразу скажут, что ты не держишь себя в руках. Я подброшу тебя.
Каким-то образом Билли удалось пережить этот ленч и сделать
выступление. С параноидальной настойчивостью ему постоянно казалось, что
все присутствующие с любопытством смотрят на него и размышляют, как он,
мол, справится с ролью рогоносца. У всех журналистов в первом ряду был в
карманах экземпляр "Взгляда на частную жизнь".
Хуже всего было то, что ему с Дженни надо было идти на какие-то
ужасные танцы в гольф-клуб Кева в Санингдейле. Билли ничего не сказал
Дженни. У него была слабая надежда, как это бывало в детстве, что если
вести себя тихо и натянуть простыню на голову, то страшный вор-грабитель
подумает будто он спит и уйдет. Дженни, как он отметил, совсем не ворчала
по поводу этого похода, как частенько бывало ранее, и выглядела абсолютно
восхитительно, одевая английскую блузку с вышивкой.
Она, несомненно, была самой красивой женщиной в зале. Все мужчины
глазели на нее и то и дело толкали Кева в бок, прося познакомить.
Интересно, думал Билли, сколько из них уже прочитали этот выпуск "Взгляда
на частную жизнь", и продолжал напиваться.
Энид Кали была сделана из более крепкого материала. Попытавшись
заполнить ямку между грудьми Дженни орхидеей с папоротником, завернутыми в
серебристую бумагу, которые та в грубой форме отказалась носить, она
теперь стояла и ждала перерыва в танцах. Затем она подошла к Дженни, держа
в руках бокал с вином, словно собираясь намочить ее волосы шампунем, и
весь целиком вылила ей на голову.
- Эй, что это ты делаешь? - потребовал ответа Билли.
- Спроси у нее, что это она делает? - прошипела Энид. - Загляни в
бумажник моего мужа, и ты найдешь там великолепное фото своей женушки.
Поскольку тебя не было, она занялась соблазнением моего мужа.
- Заткнись, поганая сучка.
- Не смей так со мной разговаривать. Если бы ты не был таким пьяным
все время, то сделал бы что-нибудь, чтобы прекратить все это.
Взяв за руку Дженни, безмолвную, со стекающими каплями, Билли
прямиком вышел из гольф-клуба. Только когда они отъехали от Санингдейла
миль десять, она заговорила: - Извини, Билли. Когда ты узнал?
- Я прочитал "Взгляд на частную жизнь" сегодня на вокзале.
- О, мой бог. Наверно, это было ужасно.
- Смешного мало.
- Гадкая статейка. Меня не увольняли из "Пост". Я сама ушла. А Кев
был даже доволен. Раньше он никогда не попадал во "Взгляд на частную
жизнь".
Билли остановил машину. В свете уличных фонарей Дженни увидела в его
глазах глубокую печаль.
- Ты любишь его?
- Не знаю, но он такой мужественный, а я такая слабая. По-моему, мне
нужен кто-нибудь, кто направлял бы меня на путь истинный.
- Едва ли он занимался этим недавно. Послушай, я люблю тебя. Это моя
ошибка. Мне нельзя было оставлять тебя так часто, позволять залезать в
долги, быть настолько занятым только лошадьми. Тебе, наверно, было ужасно
плохо: без детей да еще бороться за возможность писать книгу, не имея
денег. Я просто не хочу, чтобы ты была несчастной.
В понедельник Кевин Кали вызвал к себе Билли. Его первыми словами
были: " У меня получился ужасный конец недели". Я глаз не сомкнул от
беспокойных размышлений.
- Извините. А в чем, собственно, проблема?
- Я должен сообщить тебе неприятную новость: я больше не могу
поддерживать тебя финансово. Мое окончательное решение - отработать назад.
- Жаль, что ваш отец не сделал этого сорок лет назад.
- Кевин не понял шутки, ибо был слишком озабочен тем, чтобы
договорить свою заготовленную речь. - Контракт заканчивается в октябре, и
я не собираюсь возобновлять его. За последние шесть месяцев ты выиграл не
более 3000 фунтов. Я теряю слишком большие деньги.
- И трахаешь мою жену.
- С этим ничего не поделаешь.
Затем я попытался ударить его, рассказывал потом Билли Руперту, но
был настолько пьян, что промахнулся. Он что-то там еще говорил о
спонсировании Дриффилда.
- Ладно, - сказал Руперт. - Одно дерьмо другого стоит.
Победа на чемпионате мира вдруг превратила Джейка Ловелла в звезду. В
газетах появились дико преувеличенные материалы о его цыганском
происхождении. Женщины с восторгом говорили о его темных таинственных
глазах. Молодые наездники мужского пола подражали его невозмутимым
манерам, носили золотые кольца в ушах и пытались копировать его короткую
стрижку ежиком. Постепенно он стал менее скрытным относительно своего
происхождения и уже открыто признавал, что его отец был торговцем лошадьми
и браконьером, а мать - школьной поварихой. Спонсоры преследовали его, а
владельцы наперебой предлагали скакать на их лошадях. Отказ от перехода в
профессионалы и крайнее нежелание давать интервью (я наездник, а не
рассказчик) только увеличили его престиж. Людям нравился и тот факт, что
он как и раньше много заботился о семье. Тори и дети выручали с лошадьми.
Фен под покровительством Мелиза в августе выиграла чемпионат Европы среди
юниоров, и хотя держалась Джейком на задах, начала делать свое имя.
Но важнее всего было то, что Джейк оживил в Англии спорт, который
терял благосклонность публики и падал в популярности. Переменчивый зритель
любит героев. Факт, что цыган Джейк победил на чемпионате мира все другие
нации, существенно возродил интерес к соревнованиям по преодолению
препятствий.
Где бы теперь Джейк ни прыгал, его представляли как чемпиона мира,
что вносило определенное напряжение, так как люди ожидали от него хорошей
езды, но и также увеличивало его уверенность в себе. За остаток года и
добрую половину весны он с Макулаем штормом пронесся по Европе как гунн
Атилла, побеждая в каждом проходящем соревновании серии гранд-при. Два его
других новичка, Лаурель и Харди, тоже получили признание. Лаурель -
прекрасный робкий и очень нервный гнедой, который пугался, если вдруг на
площадке сбора червяк вдруг высовывал голову из земли, был великолепен в
скоростных классах. Харди - крупная коренастая лошадь серой масти, был
головорезом и забиякой, но имел феноменальный прыжок. В общем, люди
узнавали обе эти лошади.
Но истино любили, конечно, Макулая. В то время, как другие наездники
меняли спонсоров и были вынуждены называть своих лошадей нелепыми и
постоянно изменяющимися именами, Макулай оставался в славе самим собой,
следуя за Джейком без поводьев, как большая собака, всегда подталкивая
головой вручающих призы и откликаясь серией взбрыкиваний на аплодисменты
зрителей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142
сразу скажут, что ты не держишь себя в руках. Я подброшу тебя.
Каким-то образом Билли удалось пережить этот ленч и сделать
выступление. С параноидальной настойчивостью ему постоянно казалось, что
все присутствующие с любопытством смотрят на него и размышляют, как он,
мол, справится с ролью рогоносца. У всех журналистов в первом ряду был в
карманах экземпляр "Взгляда на частную жизнь".
Хуже всего было то, что ему с Дженни надо было идти на какие-то
ужасные танцы в гольф-клуб Кева в Санингдейле. Билли ничего не сказал
Дженни. У него была слабая надежда, как это бывало в детстве, что если
вести себя тихо и натянуть простыню на голову, то страшный вор-грабитель
подумает будто он спит и уйдет. Дженни, как он отметил, совсем не ворчала
по поводу этого похода, как частенько бывало ранее, и выглядела абсолютно
восхитительно, одевая английскую блузку с вышивкой.
Она, несомненно, была самой красивой женщиной в зале. Все мужчины
глазели на нее и то и дело толкали Кева в бок, прося познакомить.
Интересно, думал Билли, сколько из них уже прочитали этот выпуск "Взгляда
на частную жизнь", и продолжал напиваться.
Энид Кали была сделана из более крепкого материала. Попытавшись
заполнить ямку между грудьми Дженни орхидеей с папоротником, завернутыми в
серебристую бумагу, которые та в грубой форме отказалась носить, она
теперь стояла и ждала перерыва в танцах. Затем она подошла к Дженни, держа
в руках бокал с вином, словно собираясь намочить ее волосы шампунем, и
весь целиком вылила ей на голову.
- Эй, что это ты делаешь? - потребовал ответа Билли.
- Спроси у нее, что это она делает? - прошипела Энид. - Загляни в
бумажник моего мужа, и ты найдешь там великолепное фото своей женушки.
Поскольку тебя не было, она занялась соблазнением моего мужа.
- Заткнись, поганая сучка.
- Не смей так со мной разговаривать. Если бы ты не был таким пьяным
все время, то сделал бы что-нибудь, чтобы прекратить все это.
Взяв за руку Дженни, безмолвную, со стекающими каплями, Билли
прямиком вышел из гольф-клуба. Только когда они отъехали от Санингдейла
миль десять, она заговорила: - Извини, Билли. Когда ты узнал?
- Я прочитал "Взгляд на частную жизнь" сегодня на вокзале.
- О, мой бог. Наверно, это было ужасно.
- Смешного мало.
- Гадкая статейка. Меня не увольняли из "Пост". Я сама ушла. А Кев
был даже доволен. Раньше он никогда не попадал во "Взгляд на частную
жизнь".
Билли остановил машину. В свете уличных фонарей Дженни увидела в его
глазах глубокую печаль.
- Ты любишь его?
- Не знаю, но он такой мужественный, а я такая слабая. По-моему, мне
нужен кто-нибудь, кто направлял бы меня на путь истинный.
- Едва ли он занимался этим недавно. Послушай, я люблю тебя. Это моя
ошибка. Мне нельзя было оставлять тебя так часто, позволять залезать в
долги, быть настолько занятым только лошадьми. Тебе, наверно, было ужасно
плохо: без детей да еще бороться за возможность писать книгу, не имея
денег. Я просто не хочу, чтобы ты была несчастной.
В понедельник Кевин Кали вызвал к себе Билли. Его первыми словами
были: " У меня получился ужасный конец недели". Я глаз не сомкнул от
беспокойных размышлений.
- Извините. А в чем, собственно, проблема?
- Я должен сообщить тебе неприятную новость: я больше не могу
поддерживать тебя финансово. Мое окончательное решение - отработать назад.
- Жаль, что ваш отец не сделал этого сорок лет назад.
- Кевин не понял шутки, ибо был слишком озабочен тем, чтобы
договорить свою заготовленную речь. - Контракт заканчивается в октябре, и
я не собираюсь возобновлять его. За последние шесть месяцев ты выиграл не
более 3000 фунтов. Я теряю слишком большие деньги.
- И трахаешь мою жену.
- С этим ничего не поделаешь.
Затем я попытался ударить его, рассказывал потом Билли Руперту, но
был настолько пьян, что промахнулся. Он что-то там еще говорил о
спонсировании Дриффилда.
- Ладно, - сказал Руперт. - Одно дерьмо другого стоит.
Победа на чемпионате мира вдруг превратила Джейка Ловелла в звезду. В
газетах появились дико преувеличенные материалы о его цыганском
происхождении. Женщины с восторгом говорили о его темных таинственных
глазах. Молодые наездники мужского пола подражали его невозмутимым
манерам, носили золотые кольца в ушах и пытались копировать его короткую
стрижку ежиком. Постепенно он стал менее скрытным относительно своего
происхождения и уже открыто признавал, что его отец был торговцем лошадьми
и браконьером, а мать - школьной поварихой. Спонсоры преследовали его, а
владельцы наперебой предлагали скакать на их лошадях. Отказ от перехода в
профессионалы и крайнее нежелание давать интервью (я наездник, а не
рассказчик) только увеличили его престиж. Людям нравился и тот факт, что
он как и раньше много заботился о семье. Тори и дети выручали с лошадьми.
Фен под покровительством Мелиза в августе выиграла чемпионат Европы среди
юниоров, и хотя держалась Джейком на задах, начала делать свое имя.
Но важнее всего было то, что Джейк оживил в Англии спорт, который
терял благосклонность публики и падал в популярности. Переменчивый зритель
любит героев. Факт, что цыган Джейк победил на чемпионате мира все другие
нации, существенно возродил интерес к соревнованиям по преодолению
препятствий.
Где бы теперь Джейк ни прыгал, его представляли как чемпиона мира,
что вносило определенное напряжение, так как люди ожидали от него хорошей
езды, но и также увеличивало его уверенность в себе. За остаток года и
добрую половину весны он с Макулаем штормом пронесся по Европе как гунн
Атилла, побеждая в каждом проходящем соревновании серии гранд-при. Два его
других новичка, Лаурель и Харди, тоже получили признание. Лаурель -
прекрасный робкий и очень нервный гнедой, который пугался, если вдруг на
площадке сбора червяк вдруг высовывал голову из земли, был великолепен в
скоростных классах. Харди - крупная коренастая лошадь серой масти, был
головорезом и забиякой, но имел феноменальный прыжок. В общем, люди
узнавали обе эти лошади.
Но истино любили, конечно, Макулая. В то время, как другие наездники
меняли спонсоров и были вынуждены называть своих лошадей нелепыми и
постоянно изменяющимися именами, Макулай оставался в славе самим собой,
следуя за Джейком без поводьев, как большая собака, всегда подталкивая
головой вручающих призы и откликаясь серией взбрыкиваний на аплодисменты
зрителей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142