Человек, в котором Генрих Наваррский признал парфюмера королевы-матери, Ренэ-флорентийца, уселся на скамью, скрестил ноги и имел вид человека, любящего поблагодушествовать.
Перед ним, держа войлочную шапку в руке, в почтительной позе стоял хозяин, в другой руке он все еще держал лампу.
— Господин трактирщик,— говорил флорентиец,— вы не знаете, кто я?
— Нет, милостивый государь.
— Но вы, конечно, слышали о королеве-матери Екатерине Медичи?
— Ах, Господи Иисусе! — вскричал трактирщик и поклонился посетителю с видом человека, пришедшего в ужас.
— И... вы умеете читать?
— Не особенно бегло, сударь.
— В таком случае посмотрите вот это.
Всадник расстегнул свою куртку, вынул пергамент и развернул его перед глазами хозяина.
На пергаменте была печать и герб Франции, и крупным почерком были написаны строки:
«Приказ пропускать предъявителя сего и, по первому его требованию, оказывать ему содействие.
Екатерина».
Трактирщик поклонился, дрожа всем телом.
— Я добрый католик и верный подданный,— пробормотал он,— поверьте мне, милостивый государь, и...
— Дело вовсе не в этом, болван,— резко прервал его флорентиец,— ты должен ответить на мои вопросы.
Трактирщик вздохнул. Ренэ продолжал:
— Есть у тебя путешественники?
— Да, сударь.
— Сколько их?
— Пятеро.
-- Ого,— сказал Ренэ.— А среди них нет ли красивой молодой женщины, путешествующей в сопровождении двух слуг...
— Толстого мещанина и слуги — так, сударь?
— Именно,— сказал Ренэ.— А... кто такие другие путешественники?
— Двое молодых людей, дворяне, которые, по-видимому, едут издалека, с Юга.
— Ого,— проворчал Ренэ, глаза у которого заблестели от злобной радости,— уж не те ли это негодяи, которые так превосходно отделали меня прошлой ночью?
Генрих Наваррский и Ноэ ни слова не пропустили из этого разговора, хотя он и велся вполголоса. Флорентиец продолжал:
— Скажи-ка, как они одеты?
— На них серые суконные куртки и черные войлочные шляпы.
— Так, а какие волосы?
— Один — белокурый, другой — черноволосый.
— Черт возьми! да это они самые.
— Ваша милость знает их?
— Очень близко.
Флорентиец задумался на мгновение.
— Где они спят? — спросил он.
— На первом этаже, вон там.
— В одной комнате?
— Да, сударь.
— А женщина?
— В соседней.
— Она одна в комнате?
— Да, но толстый мещанин спит в комнате рядом.
— А слуга?
— Он разместился с конюхом, в конюшне.
— Превосходно,— сказал любимец королевы,— теперь скажи-ка: дорожишь ты своей шкурой?
Трактирщик задрожал.
— Если дорожишь,— продолжал Ренэ,— и если не
хочешь, чтобы тебя повесили на дереве напротив твоего
дома, то я советую тебе разбудить свою жену и детей,
если они у тебя есть.
— Боже мой,— вырвалось у испуганного трактир
щика.
-- Ты уведешь их из дома, и вы проведете остаток ночи под деревом или под стогом сена. Ночь теплая, и нужно умудриться, чтобы схватить насморк.
— Но, сударь,— пробормотал испуганный трактирщик, — вы выгоняете меня из моего собственного дома?
— Нет, но я прошу тебя предоставить его в мое распоряжение на несколько часов.
— А затем я могу вернуться сюда?
— На рассвете. У тебя вид порядочного человека, и я не позволю своим людям поджечь твой дом.
— Но, что же вы хотите делать здесь?
— Это уж мое дело. Предупреждаю тебя только, что если завтра, вернувшись, ты застанешь четыре трупа: двух дворян, мещанина и слуги...
— Так что же? — спросил трактирщик, который почувствовал, что волосы у него встали дыбом.
— Ты выроешь яму в твоем саду и закопаешь их.
— Но... а суд...
— Во-первых, он ничего не узнает. Во-вторых, если что и станет известно, то ты им назовешь мое имя. Меня зовут Ренэ-флорентиец.
По всей вероятности, имя это было хорошо известно трактирщику, потому что он тотчас же принял подобострастный вид, сменивший выражение ужаса, и, по-видимому, боязни за свою жизнь.
Любимец королевы-матери встал и сказал:
— Теперь поторапливайся и убирайся отсюда поскорее.
Ренэ сделал шаг к двери, должно быть намереваясь направиться к гайдукам, которых оставил на дороге.
Но не успел он еще отворить дверь, как на верхней ступени лестницы, которая вела из кухни на второй этаж, показался человек.
В руках у него был мушкет, из которого он прицелился во флорентийца.
Последний, онемев от ужаса, выпустил из рук дверную ручку, за которую уже ухватился.
Человек с мушкетом, то есть Генрих Наваррский, сделал три шага по направлению к Ренэ и сказал ему:
— Если ты не хочешь, чтобы я убил тебя, как собаку, негодяй, молчи и не двигайся с места.
Хотя у Ренэ-флорентийца была с одного бока шпага, а с другого — кинжал, но при нем не, было огнестрельного оружия, и он тотчас же понял, что его противник, которого он узнал сразу, пустит ему пулю в лоб, прежде чем он успеет вытащить кинжал.
Принц, не поворачивая головы и не сводя прицела с флорентийца, сказал:
— Ноэ, мой друг! Подойди-ка к этому господину.
Ноэ, стоявший позади принца, подошел к Ренэ, повелительно посмотрев в то же время на трактирщика.
— Как прикажите поступить с этим парфюмером? — спросил он насмешливым голосом.
— Прежде всего попроси его отдать шпагу, мой милый.
— Слушаю,— ответил молодой человек.
И затем, обратившись к Ренэ, он сказал:
... — Должен признаться, мой любезнейший господин, что вам не везет так, как бы это следовало любимцу Екатерины Медичи, вы попались в наши руки, как мышь в мышеловку. Отдайте мне вашу шпагу добровольно. Ренэ, вне себя от бешенства, сделал движение рукой, означавшее протест, и, казалось, приготовился обороняться.
— Берегись, Ноэ,— крикнул принц,— посторонись, я стреляю.
Флорентиец побледнел, но скрестил руки, а Ноэ отцепил шпагу, которую тот носил у пояса.
— Теперь отбери у него кинжал,— продолжал принц.
Ноэ взял кинжал так же, как и шпагу.
— А так как у господина может оказаться еще спрятанный где-нибудь нож или пистолет, то из предосторожности обыщи его, мой милый.
Молодой человек бросил к ногам принца шпагу и кинжал, обыскал Ренэ, губы которого покрылись от бешенства пеной, хотя он покорно стоял под наведенным на него дулом мушкета, затем вытащил из его кармана туго набитый кошелек и пергамент, который за минуту перед этим итальянец показывал несчастному трактирщику.
Принц опустил мушкет и сказал трактирщику:
— Возьми эти деньги. Этот господин забыл заплатить тебе за то, что ты дал ему возможность убить нас и увезти хорошенькую женщину, которая спит наверху.
Трактирщик дрожал.
— Бери же, дурак,— прибавил Ноэ,— по всей вероятности, этому господину скоро ничего не понадобится.
Ренэ почувствовал, что у него на лбу выступил холодный пот.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52