— Получите! — и вышел, презрительно посмотрев на принца.
— Каналья!— проворчал беарнец.
— Тс, — сказал принц, — они ушли, чему я очень рад. Мы можем поболтать.
— Миетта! — позвал кабатчик.
Молодая девушка подбежала.
— Поди-ка в мою комнату и приготовь мне постель, — приказал ей дядя.
Миетта скорчила недовольное лицо, как избалованная девчонка, в последний раз взглянула на красивого земляка и начала подниматься по лестнице, которая вела в верхний этаж. Кабатчик хотел было снова встать и снять шапку.
— Сиди, — остановил его принц. — Разве государь, мой отец, не разрешал тебе сидеть в его присутствии?
— О! Да, ваше высочество.
— Итак, сиди так же, как и при нем, и потолкуем. Давно ты содержишь этот кабак?
— Уже десять лет, принц.
— Ты издалека приехал?
— О! Это целая любовная история, принц. Я записался в солдаты, воевал во Фландрии и женился там. Покойная жена моя хотела, чтобы я остался на ее родине, а меня тянуло на мою. Тогда мы решили ликвидировать наши дела.
— Понимаю. И вы поселились здесь?
— Да, государь.
— Ну, Маликан, я предчувствую, что, так как ты в душе остался беарнцем... — начал принц.
— И преданным слугой вашего дома, государь, чем я горжусь!
— То ты можешь оказать мне услугу.
— О, если ваше высочество захочет, чтобы я умер за вас....
Генрих усмехнулся.
— А пока сообщи мне кое-что.
— Насчет чего?
— Насчет Лувра. Видишь ты когда-нибудь короля?
— Каждый день.
— Как он выглядит?
— Странный король... государь мой, говоря между нами. Лицо у него всегда суровое... больное и встревоженное...
Кабатчик понизил голос:
— Говорят, что он человек добрый, но... — Маликан остановился.
— Но? — переспросил его принц.
— Говорят также, что королева-мать заставляет его поступать жестоко... О, вот так женщина!
Маликан произнес эти слова, задрожав всем телом.
— А... его сестра? — спросил Генрих.
— Принцесса Маргарита?
— Да.
Прежде чем ответить, Маликан пристально посмотрел на молодого принца.
— Извините меня, ваше высочество, но король, ваш батюшка, всегда разрешал говорить мне откровенно.
— Говори, друг мой.
— Ну, так, государь, хотя я и простой, неученый человек, который едва умеет подписать свое имя и прочитать «Отче наш», но мне иногда приходят в голову странные мысли.
— А, — протянул Генрих, — тебе иногда приходят в голову мысли...
— Я угадываю иногда.
— В самом деле!
— И мне кажется, я угадал на этот раз, отчего ваше высочество прогуливается вокруг Лувра в простой одежде, как бедный дворянин.
— Ну, говори, что ты угадал?
— Ваше высочество желает увидеть принцессу Маргариту.
— Очень возможно.
— Не далее как третьего дня, — продолжал Маликан, — сюда приходил дворянин из наших мест, капитан гвардии, господин Пибрак, и беседовал с другим господином.
— О чем говорили они?
— В Лувре поговаривают о свадьбе Маргариты Валуа и принца Наваррского.
— А! Они говорили это?
— Да, государь.
— Вчера?
— Вчера, государь.
— И ты тотчас же вообразил, что...
— Я подумал, что ваше высочество пожелает, как это водится в нашей стране, прежде чем начать ухаживать за принцессой Маргаритой, посмотреть ее украдкой.
— Может быть, ты и верно угадал, — сказал принц,
засмеявшись.
Маликан нахмурил брови и красноречиво замолчал.
— Ну, разве я, по-твоему, поступил дурно? — спросил Генрих.
— Нет, государь.
— Нужно посмотреть, прежде чем взять.
— Я думаю то же самое.
— И если принцесса Маргарита некрасива...
— О, нет, она прекрасна, — возразил Маликан.
— Красива?
— Как ангел.
— Гм, — заметил принц, — в таком случае королева, моя матушка, недурно сделала, предназначив ее мне в жены.
— Я другого мнения,— откровенно сказал кабатчик.
— Гм! А почему?
Маликан смутился было на минуту, но тотчас продолжал:
— Не все то золото, что блестит. Нравится не все то, что прекрасно.
— Как? — переспросил его принц.
Маликан молчал.
— Слушай, дружище, — сказал принц, — объяснись яснее.
— Вы приказываете, государь?
— Черт возьми!
— Ну, так, видите ли: в Беарне у нас народ бедный, но честный. Покойный государь ваш батюшка говорил, что лучше быть угольщиком и жить в хижине, чем ходить в шелку и бархате, но спать под чужой кровлей.
— Отец мой говорил правду, Маликан.
— Король Наваррский, — продолжал беарнец, — царствует в маленьком королевстве, и в сравнении с ним король Франции большой вельможа, но...
— Что же?
— И я знаю, — продолжал Маликан, не обращая внимания на вопрос принца, — что принцесса из французского королевского дома соблазнительная невеста для короля Наваррского, но...
— Да говори же яснее, чудак.
— Но дочери из французского королевского дома так же, как и дочери простых граждан...
— Что же?
— ...заставляют говорить о себе.
Генрих Наваррский нахмурил слегка брови.
— Ого! Дружище, ты сказал немного, но...
— Простите, государь, покойный отец ваш любил нашу откровенность.
— Ну, так говори же...
— Принцесса Маргарита, видите ли, — начал Маликан, понемногу становясь смелее, — прекрасная принцесса, которая всегда бывает чрезвычайно довольна, когда слышит похвалу своей красоте.
— Ты думаешь?
— И если бы вашему высочеству представился случай поехать в Нанси...
— К моему двоюродному брату Генриху Французскому?
— Именно.
— Ну, так что же?
— То герцог Генрих мог бы многое сообщить вам о принцессе Маргарите.
— Маликан, — прервал его принц, — ты верный слуга, и я, быть может, воспользуюсь твоими советами. Но в данное время я должен повиноваться приказанию королевы, моей матери, которая хочет узнать мое мнение о принцессе Маргарите. Посмотрим.
Едва успел Генрих сказать это, как вошел Ноэ.
— Тс, — сказал Генрих, взглянув на Маликана.
Последний, как ни в чем не бывало, поклонился Ноэ, как и вообще всем посетителям, и крикнул свою племянницу:
— Эй, Миетта, пойди сюда!
Миетта вошла.
— Подай этому господину, что он прикажет, — сказал Маликан, по-видимому, не понявший, что Ноэ зашел за принцем.
Но Генрих подал ему руку.
Тогда Маликан, как человек скромный, отошел и начал приводить в порядок свои бутылки и кружки.
— Что прикажете подать, сударь? — спросила Миетта.
— Ничего, милое дитя.
Миетта сделала недовольную гримаску и ушла.
— Де Пибрак ожидает вас, Генрих, — сказал Ноэ.
— А! Он ждет меня... Где ты его видел?
— В караульне швейцарцев. Я притворился, что вхожу в Лувр как в свой собственный дом. Какой-то швейцарец преградил мне путь алебардой и сказал: «Вход воспрещен!» — «Неужели! — ответил я ему. — Даже и человеку, который знаком с господином де Пибраком?» Едва только я выговорил это имя, как из караульни вышел какой-то человек и спросил:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52