— После того как дама проносила их восемь или десять дней, они посылали за ними и носили их сами,— закончил Генрих.
— Да.
— И с тех пор, ваше высочество, вам эта глава не нравится?
— Не сама глава, а продолжение ее, которого нет в книге,— прибавила Маргарита, смеясь.
Принц смотрел на нее, пока она говорила, и думал:
«Господи, как она хороша! И как жаль, что этот герцог Гиз...»
— Извините мое любопытство, принцесса,— любопытство, свойственное провинциалу, но я не угадываю этого продолжения.
— Вообразите, бедняга до того опьянел от своей прозы, что упал передо мною на колени.
— Неужели!
— И на другой день я получила небольшую шкатулку, и угадайте, что в ней было?
— Экземпляр книги «Светские женщины»?
— Нет, пара шелковых чулок.
— Ах! — воскликнул Генрих, стараясь выказать сильное негодование.— Брантом чересчур дерзок.
— Или сошел с ума, — сказала Маргарита.
В эту минуту Генрих посмотрел на нее вовсе не так почтительно, как можно было бы ожидать от незнатного гасконского дворянина.
Принцесса чуть-чуть покраснела, но позволила любоваться собой.
— Ваше высочество,— сказал принц, помолчав немного,— положим, этот господин был очень дерзок, но если ваша красота сводит с ума даже человека опытного и старого, как он...
— Коарасс, вы льстец.
— Извините меня, принцесса, я чистосердечный провинциал.
— Я полагаю, что вы не пришлете мне завтра, как Брантом...
— Ах, ваше высочество,— прошептал Генрих с волнением,— видеть вас изредка было бы величайшим для меня счастьем.
Маргарита не ответила и, находя, что де Коарасс чересчур быстро приступает к делу, оборвала разговор на эту тему.
— Знаете ли, де Коарасс, что король, брат мой, очень вас полюбил?
— Король слишком милостив ко мне, ваше высочество.
— Вы приходитесь двоюродным братом де Пибраку?
— Да, ваше высочество.
— Де Пибрак очень умен.
— Страшно умен, принцесса. Но,— сказал Генрих, находя, что Маргарита слишком удалилась от первого предмета разговора,— разве Брантом не извинился перед вами?
— Нет. Он уехал лечиться в свое аббатство.
— Бедняга!
— Как! Вы сожалеете о нем? — смеясь, спросила Маргарита.
— Увы, да, принцесса!
— Почему?
— Потому что я понимаю, как он должен был страдать.
Намек был более чем ясен.
— Господин де Коарасс, вы смелы, как истый гасконец.
— Извините меня, ваше высочество, но я сам так взволнован, что...
Генрих так искусно притворился взволнованным, что Маргарита была тронута.
— Сколько вам лет? — спросила она.
— Двадцать.
— В таком случае я прощаю вам.
И она протянула ему руку. Генрих взял ее руку и, поднеся ее к губам, приготовился уже встать на колени перед Маргаритой, когда в дверь постучали.
Маргарита вздрогнула.
— Кто там? — спросила она.
— Ваше высочество,— раздался детский голосок,— ее величество прислала просить вас к себе.
Генрих узнал голос Рауля.
— Милый мой,— ответила Маргарита,— передай королеве, что я уже легла спать. Сейчас я оденусь и приду к ней.
Она не отперла двери, и Рауль ушел. Затем она подошла к потайной двери, через которую вошел Генрих.
— Нанси! — позвала она уже в коридоре.
Через две минуты послышалось шуршание платья Нанси, и камеристка вошла.
Принцесса, улыбаясь, посмотрела на Генриха и сказала:
— Вы видите, что я должна проститься с вами.
— Увы! — вздохнул Генрих.
— Господи, а мне так хотелось узнать подробности о Наваррском дворе,— сказала Маргарита.
— Я всегда готов к услугам вашего высочества.
— В таком случае приходите завтра. Я хочу узнать, каков этот принц Наваррский, которого хотят навязать мне в мужья.
Она протянула принцу руку, которую тот поцеловал, и сказала:
— Идите за Нанси.
— Пожалуйте,— сказала камеристка, взяла принца за руку и повела его по тому же самому темному коридору и лестнице, по которым он пришел.
* * *
Спустя несколько минут Генрих простился с очаровательной камеристкой у ворот Лувра, где тот же самый швейцарец по-прежнему притворялся спящим, и направился в свою гостиницу, думая о Ноэ, которого не видел с утра. Вдруг он увидел, что кабачок Маликана открыт, несмотря на поздний час, и под влиянием непреодолимого любопытства вошел туда. У огня грелся какой-то человек, а Маликан дремал за конторкой.
Человек этот был Ноэ.
Увидев его, Генрих вскрикнул от удивления.
— Ах, я знал, что вы войдете сюда, если увидите, что дверь открыта.
— Ты не ошибся. Вот и я.
Генрих посмотрел на Ноэ.
У Ноэ был таинственный вид, по-видимому, его что-то волновало.
— Черт возьми, уж не случилось ли с тобой какой беды на мосту Св. Михаила?
— Нет, не то.
— Ты чем-то озабочен.
— Я беспокоился о вас, Генрих.
— Обо мне?
— Да.
— А почему?
— Вы просидели весь день взаперти у прекрасной Сары Лорио.
— Ах, черт возьми! Я начал уж забывать о ней. Впрочем, это довольно странно: у Сары я чуть было не забыл, что принцесса Маргарита ждет меня в девять часов.
— А у Маргариты?
— Я даже не вспомнил о Саре.
— Видно, что у вас есть память сердца.
— О, принцесса так прекрасна! — в восторге прошептал Генрих.
— Следовательно, вы любите ее.
— О, пока еще нет.
— Значит, ювелиршу?
— Не знаю, право, но она тоже очень хороша и несчастна!
— Неужели?
— Этот Лорио, который нам показался таким честным мещанином...
— Ну, что же он такое?
— Негодяй, разбойник, убийца! — вполголоса сказал Генрих.
— Вот тебе раз! А я-то хотел еще спасти его от большой опасности.
— От опасности?
— Да.
— Каким это образом?
— Кажется, его скоро убьют. Но я не помешаю... только...
— Да объяснись же наконец.
— Только мы хорошо сделаем, если спасем его жену,— докончил Ноэ.
— Какая же опасность грозит ей, друг мой Ноэ?
XX
В то время как Генрих Наваррский сидел у принцессы Маргариты, Ренэ-флорентиец, находившийся все еще под влиянием откровений Годольфина, сделанных им в состоянии ясновидения, отправился в Лувр к Екатерине Медичи.
Ренэ имел право входить во всякое время к королеве-матери.
Екатерина не могла прожить дня, не повидав своего парфюмера. Ренэ знал государственные тайны лучше самого короля. Когда он вошел к королеве, она читала очень длинное письмо, полученное ею от сына, герцога Алансонского, писавшего ей из Анжера, где он был губернатором, и сообщавшего ей подробности восстания гугенотов в центре Франции.
— Ах,— с гневом прошептала королева.— Я наконец вырву у моего сына, короля, указ, в силу которого гугеноты получат достойное возмездие.
Вошел Ренэ.
— А, вот и ты! Ты пришел как нельзя более кстати.
— Я нужен вашему величеству?
— Да, ты будешь моим секретарем.
— Кому прикажете писать?
— Моему сыну, герцогу Алансонскому.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52