Немало времени заняла нудная работа - сначала я рассортировал кучку кар-
тонок на три поменьше: на черно-зелено-разноцветную, и это была земля,
на серую-темносинюю, и это была вода, на бело-голубую, и это было небо.
При этом попадались кусочки, неизвестно чему принадлежавшие - то ли
тверди, то ли свету, то ли водам.
Все три ипостаси потребовали своих листов фанеры, и я переселил их
каждую отдельно, освободив полностью внутреннее пространство рамки, тер-
пеливо ждавшей своего заполнения. При разборке выпадало случайное удач-
ное сцепление, соединение и вдруг оказывалось, что рисунок с одной кар-
тонки плавно и естественно продолжается на другой, и воображение живо
продолжало замысловатый изгиб или прямую стрелку. Три сложившихся кар-
тонки являли собой слитный кусочек с изъянам, требовавшим уже совершенно
определенную четвертую составляющую, напряженный поиск которой занимал
то несколько минут, то несколько дней, но находка всегда дарила радость
успеха и поддерживала блекнущее желание нового поиска. Верные соединения
пяти-шести-десяти кусочков требовали правильной ориентации в прост-
ранстве, чтобы не ошибиться, где верх, где низ. Сложившиеся куски я ос-
торожно перекладывал на большой лист фанеры внутрь рамки, и они пятнами,
словно под рукой реставратора, заполняли собой структуру фанерного сре-
за. Соединение больших кусков казалось чудом, когда полностью совпадала
и бесследно исчезала извилистая линия раздела.
В основании картины длиной около метра с чем-то проросла редкая зеле-
ная трава, сквозь которую чернела земля, а в траве запутались разбросан-
ные ветром свежеопавшие или уже тронутые увяданьем или совсем скукожив-
шиеся желтые, серые, багряные листья. По серединке из травы поднимались
вверх два замшелых, пропитанных до черноты дождями столба, на которых
наискосок была прибита ржавыми гвоздями доска недлинной скамейки с нес-
колькими опавшими листьями и в оспинах шелухи осыпавшихся еще по весне
почек.
Слева от скамейки из темной влажности, внутри которой таились тугие
темно-зеленые побеги, тянулись вверх коричневые тонкие стволы кустарни-
ка, переходящие в переплетенье веток в пожаре красных, желтых, желто-зе-
леных, бурых, бордовых листьев, а справа от скамейки торчала низкая
прибрежная поросль из ломких былинок, упавших веток и высокой травы.
Черная у края берега вода постепенно меняла свой густой цвет на ко-
ричневый, а затем на серый, далее водное пространство принимало на себя
оттенок неба, его отражение и переходило в даль небольшого залива и ви-
ден был, открывался другой берег, вдоль которого шла ограда. За ней вид-
нелась крыша автомобиля мышиного цвета и поднимался двухэтажный дом, бе-
лый дом под красной черепицей с верандой, увитой густым плющом. Над кры-
шей высились высились кирпичные трубы, их заслоняли голые ветви мощных
деревьев, по возрасту намного старше дома, сквозь которые синело небо и
белели облака.
Рядом с домом на деревянных мостках у воды стояли два светлоголовых
мальчика, а перед ними яхта, чья белая мачта и голубой корпус дробились,
отражаясь в мелкой серой волне залива, которую ветер гнал к противопо-
ложному берегу, где стояла скамейка.
Это был важный момент в моей жизни.
Я сложил картину.
Я стоял и смотрел на нее, и мне было невозможно поделиться ни с кем
радостью содеянного, потому что только я сам прошел этот путь от первых
четырех уголков и рамки до последнего "человечка", которого я уложил на
свое место. Такое же чувство испытывает альпинист на вершине горы - вни-
зу под ногами пройденный путь, а над головой только небо, или яхтсмен,
завершивший кругосветное одиночное плаванье.
Чистое озеро, парк с аллеей старых лип, яхта, автомашина, дети - вот
оно счастье, что еще надо? Чем дольше я смотрел на сложенную картинку,
тем сильнее возникало ощущение, что мальчишки эти - внуки мои, а я похо-
ронен на этом берегу залива, который мне уже никогда не переплыть - зато
они не забывают меня, приезжают помянуть, посидеть на замшелой скамейке
возле моего последнего приюта.
Мираж. Реальность, конечно, была совсем иной - трудно представить се-
бе что-то подобное на земле советской.
Когда уезжали Марченки, у них на двери висела бумажка, прихваченная
скотчем, - длинный список дел, которые нужно обязательно успеть завер-
шить до отъезда. Прилепилась на дверь такая же бумажка и у нас. Только
список дел, по-моему, был длиннее в два раза.
Приехал мой сменщик - Попов. Тот самый, кого я принимал как первого
командированного в моей заграничной судьбе. Приехал пока без жены. Он
жил в торгпредской гостинице, и мы с ним вращались по тому же кругу, как
когда-то я бегал с Марченко: посольство, торгпредство, аппарат торгсо-
ветника, представительство АПН, ССОД... Везде представлял: "Моя замена."
И в глазах знакомых появлялся огонек сочувствия: "Уезжаешь?.."
Уезжаю. Уезжаем. Последние три месяца я занимался одним и тем же -
Ганеш приносил с ближайшего рынка картонные ящики, и постепенно пустели
книжные полки, вешалки, снимались картины со стен, обнажались потеки и
пятна - нищал интерьер, словно жизнь покидала дом. Наша жизнь. Четыре
года нашей жизни.
Росло число коробок, и весомой в самом прямом смысле становилась уг-
роза перевеса.
- Валера, как хочешь, но я купила всем нашим в подарок по набору пос-
тельного белья. Этого же нет в Союзе. Исчезло как класс.
Простыни, пододеяльники, наволочки, ботинки, босоножки, сапоги, туф-
ли, носки, чулки, колготки, майки, рубашки, платья, костюмы, пальто,
зонтики, перчатки, сумки, сумочки, зубные щетки, лезвия для бритв, мыло,
шампуни, кремы, лекарства, лекарства, лекарства, шприцы одноразовые, за-
жигалки, бусы, чай, кофе, виски, презервативы, сухие дрожжи, игрушки...
- каждый день обнаруживалось, что именно то или иное исчезло под прилав-
ки совмагазинов или появляется слишком редко.
Мы ездили по рынкам. Ходили по магазинам совсем с иной целью, чем
раньше - гляди-ка, батарейки-аккумуляторы разных размеров и подзарядное
устройство, надо обязательно купить, электрочайник-термос - это так
удобно... А беспроволочный телефон?.. Перемотчик видеокассет?.. Ком-
пакт-кассеты?..
И появилась еще одна коробка.
Денег, конечно, катастрофически не хватало. Как у всякого советского.
Как-то советник нашего посольства привез свою жену на базар. Жена пошла
по лавкам, а он ждал ее в машине. К нему подбежала черноглазая девочка -
от горшка два вершка - в лохмотьях и, плаксиво скривившись, стала про-
сить "бакшиш". Советский сааб владел местным наречием и сказал, что рос-
кошный японский лимузин принадлежит вовсе не ему, а вон той богатой те-
те, у которой он служит простым шофером.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90