Моя двуликость - писателя и совслужащего не вступали в противоречие
друг с другом в среде журналистов, людей пишущих и печатающихся. Иное
дело - торгпредство. Здесь я ни в коем случае не афишировал свое писа-
тельское авторство. По нескольким причинам.
По горькому опыту первой опубликованной книги прозы знал, что перво-
начальный интерес - да?! вы пишете?! и публикуетесь?! - почти всегда
сменялся одним вопросом - и сколько же вам заплатили?.. Первыми моими
читателями были близкие мне люди и друзья. И тут меня ждало не то чтобы
жестокое разочарование, но достаточно неприятная неожиданность. Наивно
предполагал, что все, кто знает меня, просто порадуются вместе со мной -
надо же, Валерка книгу написал и напечатали! Так оно тоже было, но дале-
ко не со всеми. Отец хмыкнул - а зачем ты меня таким пьяницей вывел? Сын
смущенно замкнулся и не стал ничего говорить - видно, написанное про Та-
мару, про мать чем-то ему было не по душе. Напрасно я объяснял, что отец
моего героя - не мой отец, переубедить было невозможно. Кто-то остался
равнодушным, кто-то обиделся, кто-то стал завидовать... А зависть мно-
гократно усиливается заграницей.
И еще одно немаловажное соображение - книга моя была про туберкулез -
болезнь опасную и заразную, из-за которой никакую границу никогда не пе-
ресечешь. В торгпредстве, как и в системах МИДа, минвнешторга и ГКЭС не
принято распространяться о своих болячках. Еще не пошлют в сладкий заг-
ранрай. А тут исповедь о чахотке, о разводе - чур, чур меня!
Такие "традиции" в совколонии приводят к пагубным последствиям. На-
чальник отдела аппарата торгсоветника скрывал свою язвенную болезнь, ка-
ким-то образом получив перед отъездом справку, что он практически здо-
ров. Хошь, не хошь, а на переговорах и приемах съешь что-нибудь жгу-
че-острое или выпьешь для дезинфекции. Открывшееся кровотечение было
настолько сильным, что начальника еле откачали. Потребовалась кровь для
переливания, но только от своих, от советских, на чистоту аборигенской
крови не надеялись. Жена начальника ходила по комнатам, упрашивала. И
реакция на ее обращения была неоднозначной - почему я своей кровью дол-
жен платить за то, что он скрыл свою болезнь? И не дать нельзя, иначе
председатель профкома, считай парткомитета, вызовет и начнет читать мо-
раль про советскую единокровность.
Помню, как в первый раз в жизни я пересекал океан на иностранном са-
молете. Разница с родным "Аэрофлотом" была ощутимая. Как между недораз-
витым социализмом и передовым капитализмом. Мило общался с белой, как
лунь, в розовых морщинках бабулей, которая блестела карими глазками,
улыбалась фарфоровой челюстью, гремела позолоченной бижутерией, отгады-
вала кроссворды, рассказывала про туристический вояж в Москву. Ее живой
интерес ко мне резко поутих, когда она узнала, что я - советский журна-
лист. В седую голову бабули, очевидно, было прочно вбито Джеймсами Бон-
дами, что все совжурналисты - переодетые "кей-джи-би", то есть КГБ.
Через проход от меня сидел молодой человек в очках и каждый раз неу-
ловимо улыбался, когда мы встречались с ним глазами. В конце концов в
каком-то транзитном зале, пережидая очередную заправку, мы разговорились
с ним - оказалось свой и лететь нам в один город. Он работал в по-
сольстве и возвращался из отпуска. Пока один. Жена с сыном остались на
Украине, у родителей. Остаток полета мы провели в общей беседе, тем бо-
лее, что розовая старушка даже пересела подальше, увидев, что
"кей-джи-би" размножаются на глазах простым делением.
Встречал меня человек из торгпредства. Он же сказал, что посольские
просили его прихватить и моего спутника. Мы отвезли его в посольство и
добрались до торгпредства.
Меня удивило, что замторгпреда, пожав мне руку, сразу же повернулся к
встречавшему:
- Ну, как он?
- Да вроде ничего.
- Думаешь знает?
- Скорее всего, нет.
Позже, прощупав меня со всех сторон различными, безобидными на вид
вопросами, замторгпреда рассказал мне, что мой спутник, назовем его ус-
ловно Н., действительно сотрудник посольства. В тропических странах все
жители совколонии стремятся уехать в Союз на жаркий период, и Н. отпра-
вил жену и сына пораньше, где-то в апреле. Через некоторое время пришла
шифрограмма. Центр извещал, что сын Н. умер от инфекционной тропической
болезни, которую украинские врачи распознать не смогли и лекарств против
нее не имели. Еще Центр высказывал мнение, что Н., прибыв в отпуск в Со-
юз, может, узнав о смерти сына, отказаться от возвращения в страну, что
нежелательно, потому что оформление и замена займут слишком много време-
ни, а сотрудник на этом участке необходим, поэтому Центр советовал, что
следовало понимать как прямое указание, Н. ничего не говорить. Со своей
стороны Центр провел работу с женой Н., и она обещала также скрыть от
мужа смерть сына.
Я вспоминал нашу добродушную беседу с Н. в салоне огромного "Боинга"
с удобными креслами, симпатичными приветливыми стюардессами, яркими об-
ложками журналов, небрежно брошенных на кресла, запахом хороших духов и
поднимающей настроение дозой качественного спиртного перед аппетитной
едой. Рядом со мной сидел человек, два месяца проведший на отдыхе, среди
родных, друзей и сослуживцев. Можно понять коллег по работе - они обма-
нывали Н. из-за якобы возможных сложностей с оформлением замены. Да, как
ни парадоксально, но есть зачастую незанятые места заграницей, куда не
пошлешь блатного, где требуются знания и профессионализм, но все равно,
основным мотивом Центра было нежелание возиться с этими дополнительными
трудностями. Друзья могут и не ведать о происшедшем, когда сам заграни-
цей - это я по себе знаю.
Но жена... она же знала, что ей возвращаться в ту страну, город,
квартиру, где ее сын подхватил смертельную заразу, она ежедневно и еже-
нощно была рядом с мужем, говорила о сыне, сетовала, что он не пишет пи-
сем... с того света... И все ради загранрая.
Сын Н. погиб, потому что в нем скрывалась болезнь. Человек погибает
также, если он сознательно скрывает свою болезнь.
То же самое и с обществом...
Жар поднявшегося солнца выгнал меня с балкона.
Жар и радиация. В тропиках вредно торчать на солнце, тем более заго-
рать, в тропиках выживаешь в тени.
Остро завидуя весенней свежести и чистой прохладе отечественного кли-
мата, я еще не знал, что тот апрельский день уже отравлен взрывом на
атомной электростанции с недобрым названием Чернобыль.
Глава двадцать седьмая
--===Колония===--
К О Л О Н И Я
Глава двадцать седьмая
Информация о Чернобыле доходила скудная, но все-таки было признано, что авария
- очень тяжелая, и пришло указание о сборе валютных средств на операции
облученных, которые могли быть сделаны только не отечественной бесплатной
госмедициной.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90