индуистский четырехгранник, резной ламаистский, буддийская ступа и купол
мечети.
Глава двадцать шестая
--===Колония===--
К О Л О Н И Я
Глава двадцать шестая
То у Лены, то у меня время от времени случались головокружения, слабость и
полная апатия до такой степени, что не в силах пошевелить рукой - торгпредские
"аборигены" объясняли, что все это из-за акклиматизации, не столько временной,
хотя разница в три часа и ощущалась, сколько из-за резкой смены климата, воды
и питания.
На сей раз недомогание шло по нарастающей с крутым падением. Еще в
воскресенье, вернувшись из Индии, мы взахлеб рассказывали Веховым о по-
ездке, а я уже заболевал. Словно некто держал мое сердце, легкие и горло
в холодных руках и сжимал время от времени не сильно, но ощутимо крепко.
А когда отпускал, будто уходил, то радостно казалось, что Некто не вер-
нется.
В понедельник утром пришлось делать экономический обзор оперативному
составу торгпредства и Некто, словно запоздало очнувшись от сна, уже
вовсю хозяйничал в моем теле: то бросало в жар, то выступала испарина,
строчки расползались черными гусеницами по белому мареву листа, я
еле-еле закончил рапорт, ощущая тугую тяжесть в горле.
С трудом добрался до клиники на другом конце городка.
Врача, который обслуживал торгпредство, не было, врач же, отвечающий
за посольских, - и здесь иерархия! - не пожелал брать ответственность за
"чужого", но, очевидно, бледность моя не предвещала ничего хорошего, он
попросил измерить температуру и два раза убедившись в том, что на гра-
дуснике тридцать девять и пять, написал направление к местному специа-
листу, спросив меня, предусмотрены ли средства на лечение в смете
торгпредства.
Я сказал, что да, предусмотрены, хотя на самом деле не имел об этом
никакого представления. Врач хмыкнул - все так говорят, но направле-
ние-таки дал.
Позже я узнал и познал на своей шкуре, что советские врачи заграницей
предназначены не для того вовсе, чтобы лечить заболевших соотечественни-
ков, а чтобы принять решение - стоит ли тратить госвалюту на лечение или
совковый организм выдюжит сам. Хорошо еще, что я взял Ганеша водителем в
то утро и мы с ним отправились к врачу. Ехали долго и где-то на окраине,
в новом районе, отыскали частную клинику, а по сути квартиру на втором
этаже, в которой одна из комнат приспособлена под приемную, вторая - под
кабинет, а третья - под операционную.
Врач поначалу долго рассказывал, как он лично лечил премьер-министра,
что он - специалист по уху, по носу и по горлу, кстати заглянул мне в
горло, потом повозился с чем-то, попросил опять открыть рот, сделал укол
в небо и велел обождать в передней.
Через три минуты я перестал ощущать кончик носа, губы, казалось, раз-
дулись и отвердели, а от глаз остались одни щелки.
Эскулап опять вернул меня на эшафот врачебного кресла, дал в руки та-
зик и залез в рот с чем-то металлическим. Спазмы, гной, кровь...
Доктор положил меня на кушетку, дал понюхать нашатыря и отпустил че-
рез некоторое время, снабдив набором рецептов, письменным подтверждени-
ем, что он сделал операцию, и визитными карточками со служебным и домаш-
ним телефонами. При этом уведомил, что сегодня вечером будет в гостях и
дал телефон туда тоже.
Мы с Ганешем вернулись домой, он сбегал в аптеку, я наглотался, про-
дираясь сквозь раненое горло, лекарств и забылся тяжелым сном.
Проснулся часов в восемь вечера от удушья. сел в постели.
Говорить не мог. Знаками попросил у Ленки ручку и бумагу. Она с рас-
ширившимися от страха глазами принесла требуемое.
Я написал: Ленусь, позвони доктору по телефону, который он дал. Спро-
си по-английски... И печатными буквами начертал простейшие вопросы, что
горло заложило, температура под сорок и что делать?
Лена трясущимися руками набрала номер и попросила к телефону доктора.
И вместо того, чтобы прочитать мою записку, заголосила в рев, мешая
русские и английские слова:
- Хелп плиз, доктор, господи, ну, помогите же, сделайте что-нибудь...
Доктор что-то спросил, и тут Ленка зарыдала, стиснув трубку:
- Я ни-че-го не по-ни-ма-а-аю-у-у...
Я молчал и только знаками показывал ей на свою бумажку, которую она с
упорством неразумного ребенка отбрасывала в сторону.
В конце концов она сообразила и сказала в трубку:
- Температура сорок.
Я отобрал у нее трубку. Доктор пытался успокоить миссис Истомин и
сказал, что надо выпить анальгин с аспирином и лечь спать.
Повесив трубку, я написал на бумажке рецепт доктора. Тут Лена слегка
успокоилась и принесла длинную таблетку анальгина и круглую аспирина, на
что я показал, что они никак не пролезут в распухшее горло. Алена раст-
ворила их в теплой воде, и я, судорожно корчась от боли при каждом глот-
ке, выпил лекарство.
Часа в три ночи нарыв прорвало, я до изнеможения и сердечного звона в
голове изверг какое-то неимоверное количество нечисти, зато мгновенно
покрылся испариной, температура упала и я заснул целебным сном.
На утро я был слаб, но спокоен и, главное, дышал. Счастье - дышать.
Дышать, не задумываясь, не ощущая животворного воздушного потока, не за-
дыхаясь.
На следующий день я уже вылез наружу и устроился на балконе.
Припекало. Причем ощутимо. Незаметно, день за днем, столбик уличного
термометра полз вверх и достигал после полудня тридцати.
Мы с Леной погадали, что же послужило причиной такой сильной ангины,
и вспомнили, что, гуляя по каменным, прохладным даже в самую сильную жа-
ру, индуистским храмам, были обязаны снимать обувь. Бывалые Ушаковы на-
тягивали шерстяные носки и нам советовали, но я беспечно отмахнулся - и
вот она месть, божья кара.
Моя болезнь жестоко напомнила о том, что память пыталась забыть на-
мертво - туберкулезную больницу, смерть сопалатника, тлеющий жар чахот-
ки. Тьфу-тьфу-тьфу, я перестал всерьез болеть, не считая расхожих грип-
пов и простуд, благодаря Елене. После развода с Тамарой, после смерти
Наташи мне казалось, что жизнь моя неуклонно катится в пропасть...
Сама пришла.
Сама коснулась.
Сама открыла мне глаза.
Сама пропела, что проснулась
от сна весна.
Сама несла, не расплеснула
и расцветала вновь и вновь.
Сама весь мир перевернула.
И ты была
Сама Любовь.
Лена, Аленка, Ленусь... принесла не только счастье любви, у меня появился
ухоженный сытый дом. И тогда оттаяла душа, вздохнула, я перечитал свои
дневниковые записи, нереализованные сценарии, непоставленную пьесу,
неопубликованные стихи - и сел за письменный стол. Так постепенно, день за
днем, строчка за строчкой вилась вязь новелл и четверостиший, замыслы
возникали, разрастались и перевоплощались, появилась первая повесть и пришел
первый успех - стихи и проза увидели свет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90