Два грязных, затянутых паутиной окна глядели в спокойное голубое небо. Значит, снаружи сияло солнце. Он оглянулся: в комнате стояло пять-шесть заржавелых военных коек; из матрацев торчала солома, серые одеяла были рваные, а постельного белья совсем не было. Деревянные доски, положенные на пеньки, служили скамьями. На всех стенах висели вещи и узелки. У стола перед окнами, завернутый в одеяло, стоял молодой человек и большой линейкой аккуратно обводил линии на чертеже. Другой, обнаженный до пояса, умывался в глиняном тазу и отфыркивался. Андрей спустил ноги с кровати. Мимо проходил трамвай, и вся комната с потрескавшимися и облупившимися стенами сотрясалась до основания. Андрей пришел в себя: он находился в студенческих меблированных комнатах «Золотой ангел». Студент умылся и искал теперь чем бы вытереться. Обернувшись, он увидел Андрея. Обоим стало неприятно при виде друг друга.
— Как насчет блох? — спросил студент, схватив первую попавшуюся белую вещь, которой можно было вытереться.— Изголодались они,— мы, студенты, народ тощий, не за что и укусить, вот они и ждут не дождутся гостей.
Андрей был вялый, страдал от голода и жажды. Противно было смотреть на голого студента: воспоминание о ночном кутеже,— а он теперь все ясно вспомнил,— было невыносимо. Он торопливо оделся и выскочил на свежий воздух. Дышать. Двигаться! Но от холодного воздуха он еще больше раскис. Вошел в первую попавшуюся закусочную, выпил две стопки раки и закусил солеными огурцами. Это его взбодрило, но не развеселило. Он пошел в «Штампу». Кроме дежурного сотрудника, там никого не было. Сотрудник оказался болтливый и раздражал Андрея.
— Итак, наш господин Байкич стал секретарем.
Андрей не отвечал.
— Ну что... как вы думаете, есть у него особые связи?
— Нет, какие связи? У него их нет, да и зачем они ему,— рассеянно отвечал Андрей, стоя у окна и глядя на кишевший народом перекресток. Мимо проходили люди с елками, и их зеленые иглы каждый раз больно кололи его сердце.
— И вы не понимаете, что означает это назначение? — настаивал сотрудник.
Андрей посмотрел на молодого человека поверх очков.
— Нет, я действительно не понимаю, что бы это могло значить. Я... как раз... Какое сегодня число?
— Двадцать четвертое.
— Ах!..
Он снова подошел к окну. Почти все проходившие несло! что-нибудь в руках. Пробежала стайка мальчиков с замечательными железными санками. Сквозь закрытое окно уличный шум доносился глухо, но все же ему казалось, что там какое-то особенное, праздничное веселье. Он вывернул карманы и пересчитал деньги. От жалованья осталось всего сто динаров с небольшим.
— Не можете ли вы одолжить мне двести... триста динаров? — спросил он взволнованно.
Пока дежурный вынимал деньги, Андрей спешно надевал пальто, потом бегом бросился на улицу. Там его подхватил людской поток. Рыхлый снег падал с крыш тяжелыми, мягкими комьями и рассыпался по тротуару. Сколько дней он прожил как отъявленный эгоист, как изменник! Он задыхался от нетерпения и, точно боясь опоздать куда-то, поминутно соскакивал с тротуара, чтобы перегнать прохожих, которые, как ему казалось, двигались чересчур медленно. Сперва он зашел в магазин игрушек, потом в магазин модных товаров и, наконец, в кондитерскую. И вскоре стал как все — руки и карманы были полны пакетов. Остановившись перед витриной, он долго колебался в выборе между разукрашенной елочкой и железными санками с красной обивкой. В полдень он подумал, что решит этот вопрос позже и, нагруженный, отправился в кафану обедать.
Выпил еще две стопки ракии. Обедал торопливо, обильно запивая еду вином. По мере того как он пил, его неуверенность пропадала, а с ней вместе и неприятная мысль, которая его преследовала, пока он делал покупки. И чем кровь его становилась горячее, тем сам он делался веселее и разговорчивей. Первый человек, с которым он поделился своей радостью, был официант. Они вдвоем стали заглядывать в некоторые пакеты. Блестя очками, Андрей объяснил ему механизм прекрасного пегого коня. Этот конь двигал и хвостом и ушами, кроме того ржал и бил копытом. Официант смеялся до слез, что еще больше оживило Андрея. Он завел маленький светло-голубой автомобильчик, и он с гудением начал бегать между тарелками и стаканами.
— Это для младшего, а вот для старшего, погляди, целый завод; из этого он может сделать что угодно — трамвай, подъемную машину; гляди, вот тут картинки с объяснениями. Ребенок и играет и учится. Погоди, это пустяки, всего только резиновая кукла для самой маленькой.
— Да сколько же их у вас? — воскликнул официант.
— Четверо,— Андрей просиял,— две дочки и два сына.
К столу подошел хозяин.
— Видно, что хороший отец,— любит ребят.
И втроем они снова завернули вещи, но, как ни старались, пакеты уже не получались такими ровными и красивыми.
Было три часа, когда Андрей вышел из кафтаны.
«Зажжем елку,— думал он с воодушевлением, и сердце его заколотилось от волнения при мысли о том, как обрадуются дети, у которых до сих пор не бывало елки.— Будем петь песни, ужинать как полагается...— Андрей омрачился, вспомнив, что у жены не было денег.— Может быть, не на что и еды купить, может быть...» Он вошел в первый гастрономический магазин.
Угрызения совести, подкрепленные вином, не смягчались. Он купил маслин, бутылку коньяку, бутылку старого вина, сардин, русской икры. Жареные поросята на стеклянных блюдах ожидали богатых покупателей. С бьющимся сердцем он выбрал одного. Но он уже не мог всего унести — не хватило рук. Он послал мальчика из магазина найти какого-нибудь безработного, который понес бы покупки. В ожидании этого человека он стоя опрокинул еще несколько стаканчиков можжевеловой. Между двумя стаканчиками он показал хозяину и его дочке механического коня. На этот раз он и ему представился необычайно смешным. Он даже скинул очки, чтобы вытереть слезы. Простился сердечно со всеми и вышел на улицу. Хотя было еще светло, всюду уже горело электричество — не только уличные фонари, но и лампочки в магазинах; от них шел голубовато-стальной свет, который больше всего привлекал внимание прохожих.
В восьмом часу Андрей очутился на улице Пуанкаре.
Снег, оттаявший днем, к вечеру быстро подмерз, образовались скользкие бугры. Андрей в расстегнутом пальто торопливо шагал в сильном волнении, неся с величайшей осторожностью маленькую елку, причем ее стеклянные украшения позвякивали. Красные санки тащил следом за ним человек. Он был очень нагружен и все ворчал, что омрачало хорошее настроение Андрея. Он пригласил его в ресторан «Гинич», чтобы немного ублажить; для него нестерпимо было, что в такой прекрасный вечер кто-нибудь может быть хмурым и подавленным.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138
— Как насчет блох? — спросил студент, схватив первую попавшуюся белую вещь, которой можно было вытереться.— Изголодались они,— мы, студенты, народ тощий, не за что и укусить, вот они и ждут не дождутся гостей.
Андрей был вялый, страдал от голода и жажды. Противно было смотреть на голого студента: воспоминание о ночном кутеже,— а он теперь все ясно вспомнил,— было невыносимо. Он торопливо оделся и выскочил на свежий воздух. Дышать. Двигаться! Но от холодного воздуха он еще больше раскис. Вошел в первую попавшуюся закусочную, выпил две стопки раки и закусил солеными огурцами. Это его взбодрило, но не развеселило. Он пошел в «Штампу». Кроме дежурного сотрудника, там никого не было. Сотрудник оказался болтливый и раздражал Андрея.
— Итак, наш господин Байкич стал секретарем.
Андрей не отвечал.
— Ну что... как вы думаете, есть у него особые связи?
— Нет, какие связи? У него их нет, да и зачем они ему,— рассеянно отвечал Андрей, стоя у окна и глядя на кишевший народом перекресток. Мимо проходили люди с елками, и их зеленые иглы каждый раз больно кололи его сердце.
— И вы не понимаете, что означает это назначение? — настаивал сотрудник.
Андрей посмотрел на молодого человека поверх очков.
— Нет, я действительно не понимаю, что бы это могло значить. Я... как раз... Какое сегодня число?
— Двадцать четвертое.
— Ах!..
Он снова подошел к окну. Почти все проходившие несло! что-нибудь в руках. Пробежала стайка мальчиков с замечательными железными санками. Сквозь закрытое окно уличный шум доносился глухо, но все же ему казалось, что там какое-то особенное, праздничное веселье. Он вывернул карманы и пересчитал деньги. От жалованья осталось всего сто динаров с небольшим.
— Не можете ли вы одолжить мне двести... триста динаров? — спросил он взволнованно.
Пока дежурный вынимал деньги, Андрей спешно надевал пальто, потом бегом бросился на улицу. Там его подхватил людской поток. Рыхлый снег падал с крыш тяжелыми, мягкими комьями и рассыпался по тротуару. Сколько дней он прожил как отъявленный эгоист, как изменник! Он задыхался от нетерпения и, точно боясь опоздать куда-то, поминутно соскакивал с тротуара, чтобы перегнать прохожих, которые, как ему казалось, двигались чересчур медленно. Сперва он зашел в магазин игрушек, потом в магазин модных товаров и, наконец, в кондитерскую. И вскоре стал как все — руки и карманы были полны пакетов. Остановившись перед витриной, он долго колебался в выборе между разукрашенной елочкой и железными санками с красной обивкой. В полдень он подумал, что решит этот вопрос позже и, нагруженный, отправился в кафану обедать.
Выпил еще две стопки ракии. Обедал торопливо, обильно запивая еду вином. По мере того как он пил, его неуверенность пропадала, а с ней вместе и неприятная мысль, которая его преследовала, пока он делал покупки. И чем кровь его становилась горячее, тем сам он делался веселее и разговорчивей. Первый человек, с которым он поделился своей радостью, был официант. Они вдвоем стали заглядывать в некоторые пакеты. Блестя очками, Андрей объяснил ему механизм прекрасного пегого коня. Этот конь двигал и хвостом и ушами, кроме того ржал и бил копытом. Официант смеялся до слез, что еще больше оживило Андрея. Он завел маленький светло-голубой автомобильчик, и он с гудением начал бегать между тарелками и стаканами.
— Это для младшего, а вот для старшего, погляди, целый завод; из этого он может сделать что угодно — трамвай, подъемную машину; гляди, вот тут картинки с объяснениями. Ребенок и играет и учится. Погоди, это пустяки, всего только резиновая кукла для самой маленькой.
— Да сколько же их у вас? — воскликнул официант.
— Четверо,— Андрей просиял,— две дочки и два сына.
К столу подошел хозяин.
— Видно, что хороший отец,— любит ребят.
И втроем они снова завернули вещи, но, как ни старались, пакеты уже не получались такими ровными и красивыми.
Было три часа, когда Андрей вышел из кафтаны.
«Зажжем елку,— думал он с воодушевлением, и сердце его заколотилось от волнения при мысли о том, как обрадуются дети, у которых до сих пор не бывало елки.— Будем петь песни, ужинать как полагается...— Андрей омрачился, вспомнив, что у жены не было денег.— Может быть, не на что и еды купить, может быть...» Он вошел в первый гастрономический магазин.
Угрызения совести, подкрепленные вином, не смягчались. Он купил маслин, бутылку коньяку, бутылку старого вина, сардин, русской икры. Жареные поросята на стеклянных блюдах ожидали богатых покупателей. С бьющимся сердцем он выбрал одного. Но он уже не мог всего унести — не хватило рук. Он послал мальчика из магазина найти какого-нибудь безработного, который понес бы покупки. В ожидании этого человека он стоя опрокинул еще несколько стаканчиков можжевеловой. Между двумя стаканчиками он показал хозяину и его дочке механического коня. На этот раз он и ему представился необычайно смешным. Он даже скинул очки, чтобы вытереть слезы. Простился сердечно со всеми и вышел на улицу. Хотя было еще светло, всюду уже горело электричество — не только уличные фонари, но и лампочки в магазинах; от них шел голубовато-стальной свет, который больше всего привлекал внимание прохожих.
В восьмом часу Андрей очутился на улице Пуанкаре.
Снег, оттаявший днем, к вечеру быстро подмерз, образовались скользкие бугры. Андрей в расстегнутом пальто торопливо шагал в сильном волнении, неся с величайшей осторожностью маленькую елку, причем ее стеклянные украшения позвякивали. Красные санки тащил следом за ним человек. Он был очень нагружен и все ворчал, что омрачало хорошее настроение Андрея. Он пригласил его в ресторан «Гинич», чтобы немного ублажить; для него нестерпимо было, что в такой прекрасный вечер кто-нибудь может быть хмурым и подавленным.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138