Когда мы садились на пароход, я был уже не тем мальчишкой, который два года назад стоял в петроградской квартире у раскрытого чемодана, размышляя, что взять с собой в дорогу — микроскоп или стопку книг. Тогда мне было шестнадцать, а теперь уже исполнилось восемнадцать. А моему другу, Лене Дейбнеру, — даже двадцать. Нам многое пришлось увидеть и испытать за эти два года. В том числе и смерть… Я встречал могилы везде. Не только на погостах, но и в лесу, на краю пшеничного поля, на крутом берегу реки… А то и просто возле дома, где жил его прежний хозяин. Человечество сошло с ума. Коллективное сумасшествие, которое, благодаря стараниям и заботам американцев, обходило нас стороной.
Мы, дети, ждали парохода, как ждут мессию. И вот он пришел. С загадочным, как в восточной сказке, названием. «Йоми Мару» остановился не возле острова, как мы ожидали, а напротив управления Красного Креста. Довольно далеко, чтобы его увидеть. А когда увидели… Посмотрите на эту фотографию, и вы поймете наше разочарование. Мы даже решили, что ошиблись, так как пароход был черного цвета. Такого же цвета, как уголь, который он перевозил прежде. Словом, темный и старый на вид. Но вот кто-то рассмотрел на трубе красный крест. А на борту — большую белую надпись на английском языке: «American Red Cross». Да, это тот пароход, на котором мы поплывем домой.
Посадку на судно американцы организовали блестяще. Думаю, благодаря Барлу Бремхоллу. Не зря он был банковским служащим. И во всем любил точность и учет. С высоты своего роста Бремхолл замечал каждую мелочь. О его наблюдательности и памяти ходили легенды и анекдоты. Наверно, в ту пору, когда еще не были изобретены компьютеры, он вполне их заменял.
Что же он придумал? Каждому колонисту был присвоен номер и вручен жетон. Жетон имел шнурок и напоминал те, что выдаются в гардеробе.
Каждый, поднимаясь по трапу, показывал висящую на шее бляху с личным номером. И его отмечали в списке. Той же цифрой отмечалось спальное место и личный багаж. Она сопровождала каждого вплоть до Петрограда. Эти номера мы помнили всю жизнь, как помнят день своего рождения. Мой номер был — 136.
Старшие колонисты шли на пароход не торопясь и даже степенно. Чего не скажешь о младших. Их восторг искал выхода. Им не терпелось как можно скорее ознакомиться с «плавучим домом». Как ртуть, растекались они по всем закоулкам судна. Настоящая стихия, которая, впрочем, скоро угомонилась.
Мы с Дейбнером решили осмотреть пароход. И нашли, что он хорошо приспособлен для долгого путешествия. Трудно поверить, что за такое короткое время невзрачное судно удалось переделать в транспорт для перевозки тысячи пассажиров. Каждый из четырех трюмов рассчитан на двести человек. Некоторые воспитатели будут жить с нами. Другие, а вместе с ними американцы и военнопленные, поселятся в палубных надстройках.
В трюм вела пологая деревянная лестница с перилами. По всем стенам, подобно ласточкиным гнездам, размещались койки. Размещались в три ряда, или, если угодно, в три этажа. Койки очень напоминали люльки. Вместо няньки их будет раскачивать море. Чтобы в шторм никто не выпал, «люльку» снабдили высоким бортиком.
Ниже коек, на дне трюма, стояли столы. Сюда с верхней палубы будут подавать завтраки, обеды и ужины. А когда столы освободят от еды и посуды, они станут местом для занятий, чтения и игр. Но можно убрать и сами столы. Вот вам и площадка для спорта и танцев. А где места для зрителей? Они, как ни в чем ни бывало, будут возлежать на своих койках, наблюдая сверху за состязаниями в волейбол или танцующими парами, выражая свои чувства восторженными криками.
Мы переходили с места на место. Сотни людей, больших и маленьких, занимались устройством своего быта. Они пребывали в состоянии радостного смятения и легкой растерянности. Воспитатели были бессильны заставить своих воспитанников лечь спать. Кажется, это называется коллективным непослушанием. Но что не могли сделать наставники, сделала зыбь. Она раскачивала судно. Вверх-вниз, вверх-вниз… И сон все-таки сморил малышей. Будто волшебник взмахнул своей палочкой, и они застыли в самых различных местах и позах.
Я и Дейбнер были в числе тех, кто так и не уснул в эту ночь. Мы стали помогать воспитателям. Брали детей на руки и, прижав к себе, спускались по лестнице в трюм, чтобы там уложить их в койку-люльку.
Теперь, когда на палубе не осталось ни одного мальчика и девочки, наступила тишина. Уснул и Владивосток. Береговые огни перемигивались с огнями судов, стоящих на рейде. Матросы приняли с баржи последние стропы с бочками и стали приводить грузовые стрелы в походное состояние.
ГЛАВА ВТОРАЯ
ПЕРВЫЕ МИЛИ
Из судового журнала Р. Аллена.
С полу дня 13 июля до полудня 14 июля:
Пройдено — 255 миль.
Расход воды — 70 тонн.
Расход угля — 75 тонн.
Сообщений о морской болезни нет.
Ничего удивительного, что никого не укачало. Море гладкое, никакого ветра. Легкий туман, сквозь который пробивается солнце. А это предвестие хорошей погоды и на завтра.
Никто не страдал от морской болезни, зато всех качало от усталости. Накануне был трудный день. И Райли распорядился — спать, спать, спать!.. Пусть дети отдыхают как угодно долго. И взрослые — тоже.
Но сам он был ранней птицей. Как и капитан Каяхара. И они столкнулись во время обхода судна.
— Что вы скажете, если я вас приглашу на чашку кофе? — спросил капитан.
— Мне кажется, я уже чувствую его аромат.
Вчера они встретились во время подъема американского флага. Но не обмолвились ни словом. Звездно-полосатый флаг был поднят на самую высокую точку судна — грот-мачту. Было много гостей — чешский генерал и другие офицеры. Были представители местного правительства и священник. Были женщины, представлявшие благотворительные организации. Произносились речи, пожимались руки, детей гладили по головке. Число посетителей пришлось ограничить.
Но куда больше людей было на берегу. Они хотели попасть на пароход совсем с другой целью. Некоторые садились в лодки и, приблизившись к судну, в одной руке держали швартов, а в другой — деньги. Но безуспешно. Матросы имели строгий приказ. Мольбы и уговоры тех, кто хотел покинуть Россию, сменялись проклятиями.
Шумный и трудный день. Последний день накануне отхода. Каждый был занят своим делом. И все же Каяхара нашел Аллена, чтобы спросить:
— Во втором трюме лает собака. Как это понять?
Райли вспомнил. Недавно на пароход поднялся с собакой Федя Кузовков. И был, конечно, остановлен воспитателем.
— Животных нельзя брать с собой!
— Позовите мистера Аллена, — потребовал Федя.
— Мистер Аллен, — сказал мальчик, — вы нам рассказывали, что Ной взял на свой ковчег тысячи животных. Даже тараканов. И сделал это по велению Бога.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202