Он уже связался с полезными людьми.
В поезде Цорн сказала:
— Давайте повторим хором: Томск, улица Новокарповская, десять. Дом Тютюкова…
— А зачем это?
— На случай, если отстанете или потеряетесь. По этому адресу живет Николай Викторович Такжинин.
К счастью, никто не потерялся. Приехали поздним вечером. На станции их встретили и проводили к женскому Епархиальному училищу, где предстояло жить.
В нижних окнах горел свет, но жилые комнаты были приготовлены наверху. Единственное, чего хотелось сейчас девочкам, — лечь спать. И они отложили знакомство с новым местом до утра.
Дети оказались в старинном русском городе, основанном в 1604 году и получившим свое имя от реки Томь, притока Оби.
Советская власть была установлена в Томске в декабре 1917 года, но не продержалась и нескольких месяцев. Теперь город находился в руках белой армии.
Еще Николай Викторович Такжинин, который пришел утром проведать колонисток и узнать, как им спалось, сказал, что Томск — крупнейший торговый и культурный центр Западной Сибири. Есть здесь университет, театр, музей и, конечно, несколько гимназий, в одной из которых они будут учиться.
Девочки были благодарны этому доброму человеку и за помощь, и за те сведения, что он сообщил. Но если вчера очень хотелось спать, то теперь они умирали с голоду.
— Потерпите немного. Через десяток минут завтрак будет готов, — сказала Елизавета Андреевна.
— Вот и хорошо, — обрадовался вместе с девочками Николай Викторович. — А мы пока осмотримся.
Дортуар, где дети провели ночь, был прекрасным помещением с высоким потолком и огромными окнами, через которые щедро лился поток утреннего света. В четыре ряда стояли тридцать пять коек с тумбочкой возле каждой. Еще им предоставили две комнаты для приготовления уроков, столовую и умывальную.
Как это отличалось от того, что они имели в Курьях.
Зима в Сибирь приходит рано. Дни стали короче, а вечера длиннее. Даже солнце съежилось и двигалось по краю неба, кутаясь в белесые облака.
У девочек не было теплой одежды. Цорн стоило большого труда сшить несколько длинных ватников с верхом из хлопчатобумажной ткани серо-зеленого цвета. Сумели достать валенки. На них надевались огромные калоши, которым дали меткое название — «корабли».
Но все равно одежды и обуви не хватало. Так что гимназию пришлось посещать по очереди. Забавно выглядели уже большие девочки, когда шли попарно в своих одеяниях в сопровождении воспитательницы.
Однако нашлись и ленивицы, готовые уступить одежду, только бы не ходить на занятия. И вот что придумала Елизавета Андреевна. В виде поощрения она стала давать самым прилежным ученицам на завтрак дополнительный кусок хлеба с маслом.
Но о таком поощрении скоро пришлось забыть. Голод докатился до Томска вместе с тысячами бежавших на восток людей. Армия Колчака, терпевшая неудачу за неудачей, была отброшена за Урал.
Главной, почти единственной пищей к середине зимы стала капуста — свежая и кислая. Ее посоветовал как можно больше закупить мудрый Николай Викторович.
Капусты разрешалось есть сколько угодно. Это спасало детей не только от голода, но и от цинги. Каждая девочка всегда имела в запасе листья и кочерыжки. По вечерам в классе не только шелестели страницы учебников, но и раздавалось похрустывание. Николай Викторович в шутку называл девочек кроликами.
У некоторых подростков еще оставалось кое-что из одежды, взятой из дому, и они стали тайком бегать на толкучку. Иногда удавалось что-нибудь обменять, а то и продать. И тогда вырученные деньги шли на покупку лакомств, которых им так хотелось: семечек, морошки, пирожков с черемухой, молока или варенца.
В гимназии их называли петроградками. И они этим гордились. Они были столичными девочками и испытывали еще и другой голод. Им очень не хватало театра. И если удавалось выручить на толкучке деньги, то тратили не все. Хоть сколько-нибудь оставляли на театр.
Но это было полдела. Даже четверть дела. Во-первых, надо было обмануть бдительность Елизаветы Андреевны, которая всегда перед тем, как ее воспитанницам уснуть, заглядывала в спальню. Уходящие в театр делали на кровати «куклу», и плохо видящая Цорн не замечала подмены. К тому же оставшиеся девчонки перед самым обходом старались притушить свет керосиновой лампы.
Другое препятствие — высокая кирпичная стена, которой обнесено Епархиальное училище. Перелезть ее было невозможно и приходилось вступать в сговор со сторожем, сочувственно относившимся к колонисткам. Хорошо, если возвращались из театра к началу его обхода. Если же нет, то приходилось ждать полчаса, а то и больше, на морозе, пока он не выйдет из сторожки.
Но вскоре обман раскрылся. К удивлению девочек, Елизавета Андреевна не стала их слишком ругать. Всю вину она перенесла на себя и стала покупать на каждый спектакль по нескольку билетов.
Иногда билеты раздавались по очереди, иногда — разыгрывались. Те, кому повезло, шли, провожаемые добрыми напутствиями и чуть-чуть завистливыми взглядами.
Не было в зале зрителей счастливее и благодарнее их. И чем становилось голоднее, тем больше уделяла внимания Елизавета Андреевна досугу детей. Записала их в городскую библиотеку. По вечерам собирала в своей комнате и читала им, что-то рассказывала.
Так прочли от корки до корки много книг, в том числе роман Веселковой-Кильштедт «Колычевская вотчина», «Приваловские миллионы» Мамина-Сибиряка.
Случалось, некоторые слушательницы засыпали на койке Елизаветы Андреевны, а она продолжала сидеть рядом, не решаясь их потревожить.
Иногда, устав слушать книгу, дети бежали вниз, к кухарке. Она охотно принимала их, а желающим гадала на картах, рассказывала небылицы. Но ребята верили. Хотелось верить.
ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ
ИСПЫТАНИЕ
Поток беженцев, как река в половодье, все прибывал. Помещали их и на этажах Епархиального училища, рядом с колонистами. Сразу стало шумно и грязно. Оправдывались наихудшие опасения Цорн. Беженцы принесли тиф.
Первой заразилась Таня Корди.
Как всегда в трудную минуту, был вызван Такжинин.
— Я в отчаянии, Николай Викторович! Что делать? — не находила себе места Елизавета Андреевна.
— Выход единственный. Заболевшую — в лазарет. А остальных девочек в изоляционный пункт.
В изоляторе всех помыли. Облачили в балахоны и, что было совсем неожиданно, хорошо покормили.
Подняв над головой большую кружку с компотом, Вера Малышева воскликнула:
— Пир во время чумы!
Девочки в диком танце стали прыгать в своих белых одеждах вокруг стола.
— Вы с ума сошли, — прибежала на шум воспитательница. — Что о нас подумают? Перестаньте озорничать!
Обернувшись на голос, колонистки не смогли удержаться от еще более громкого хохота.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202
В поезде Цорн сказала:
— Давайте повторим хором: Томск, улица Новокарповская, десять. Дом Тютюкова…
— А зачем это?
— На случай, если отстанете или потеряетесь. По этому адресу живет Николай Викторович Такжинин.
К счастью, никто не потерялся. Приехали поздним вечером. На станции их встретили и проводили к женскому Епархиальному училищу, где предстояло жить.
В нижних окнах горел свет, но жилые комнаты были приготовлены наверху. Единственное, чего хотелось сейчас девочкам, — лечь спать. И они отложили знакомство с новым местом до утра.
Дети оказались в старинном русском городе, основанном в 1604 году и получившим свое имя от реки Томь, притока Оби.
Советская власть была установлена в Томске в декабре 1917 года, но не продержалась и нескольких месяцев. Теперь город находился в руках белой армии.
Еще Николай Викторович Такжинин, который пришел утром проведать колонисток и узнать, как им спалось, сказал, что Томск — крупнейший торговый и культурный центр Западной Сибири. Есть здесь университет, театр, музей и, конечно, несколько гимназий, в одной из которых они будут учиться.
Девочки были благодарны этому доброму человеку и за помощь, и за те сведения, что он сообщил. Но если вчера очень хотелось спать, то теперь они умирали с голоду.
— Потерпите немного. Через десяток минут завтрак будет готов, — сказала Елизавета Андреевна.
— Вот и хорошо, — обрадовался вместе с девочками Николай Викторович. — А мы пока осмотримся.
Дортуар, где дети провели ночь, был прекрасным помещением с высоким потолком и огромными окнами, через которые щедро лился поток утреннего света. В четыре ряда стояли тридцать пять коек с тумбочкой возле каждой. Еще им предоставили две комнаты для приготовления уроков, столовую и умывальную.
Как это отличалось от того, что они имели в Курьях.
Зима в Сибирь приходит рано. Дни стали короче, а вечера длиннее. Даже солнце съежилось и двигалось по краю неба, кутаясь в белесые облака.
У девочек не было теплой одежды. Цорн стоило большого труда сшить несколько длинных ватников с верхом из хлопчатобумажной ткани серо-зеленого цвета. Сумели достать валенки. На них надевались огромные калоши, которым дали меткое название — «корабли».
Но все равно одежды и обуви не хватало. Так что гимназию пришлось посещать по очереди. Забавно выглядели уже большие девочки, когда шли попарно в своих одеяниях в сопровождении воспитательницы.
Однако нашлись и ленивицы, готовые уступить одежду, только бы не ходить на занятия. И вот что придумала Елизавета Андреевна. В виде поощрения она стала давать самым прилежным ученицам на завтрак дополнительный кусок хлеба с маслом.
Но о таком поощрении скоро пришлось забыть. Голод докатился до Томска вместе с тысячами бежавших на восток людей. Армия Колчака, терпевшая неудачу за неудачей, была отброшена за Урал.
Главной, почти единственной пищей к середине зимы стала капуста — свежая и кислая. Ее посоветовал как можно больше закупить мудрый Николай Викторович.
Капусты разрешалось есть сколько угодно. Это спасало детей не только от голода, но и от цинги. Каждая девочка всегда имела в запасе листья и кочерыжки. По вечерам в классе не только шелестели страницы учебников, но и раздавалось похрустывание. Николай Викторович в шутку называл девочек кроликами.
У некоторых подростков еще оставалось кое-что из одежды, взятой из дому, и они стали тайком бегать на толкучку. Иногда удавалось что-нибудь обменять, а то и продать. И тогда вырученные деньги шли на покупку лакомств, которых им так хотелось: семечек, морошки, пирожков с черемухой, молока или варенца.
В гимназии их называли петроградками. И они этим гордились. Они были столичными девочками и испытывали еще и другой голод. Им очень не хватало театра. И если удавалось выручить на толкучке деньги, то тратили не все. Хоть сколько-нибудь оставляли на театр.
Но это было полдела. Даже четверть дела. Во-первых, надо было обмануть бдительность Елизаветы Андреевны, которая всегда перед тем, как ее воспитанницам уснуть, заглядывала в спальню. Уходящие в театр делали на кровати «куклу», и плохо видящая Цорн не замечала подмены. К тому же оставшиеся девчонки перед самым обходом старались притушить свет керосиновой лампы.
Другое препятствие — высокая кирпичная стена, которой обнесено Епархиальное училище. Перелезть ее было невозможно и приходилось вступать в сговор со сторожем, сочувственно относившимся к колонисткам. Хорошо, если возвращались из театра к началу его обхода. Если же нет, то приходилось ждать полчаса, а то и больше, на морозе, пока он не выйдет из сторожки.
Но вскоре обман раскрылся. К удивлению девочек, Елизавета Андреевна не стала их слишком ругать. Всю вину она перенесла на себя и стала покупать на каждый спектакль по нескольку билетов.
Иногда билеты раздавались по очереди, иногда — разыгрывались. Те, кому повезло, шли, провожаемые добрыми напутствиями и чуть-чуть завистливыми взглядами.
Не было в зале зрителей счастливее и благодарнее их. И чем становилось голоднее, тем больше уделяла внимания Елизавета Андреевна досугу детей. Записала их в городскую библиотеку. По вечерам собирала в своей комнате и читала им, что-то рассказывала.
Так прочли от корки до корки много книг, в том числе роман Веселковой-Кильштедт «Колычевская вотчина», «Приваловские миллионы» Мамина-Сибиряка.
Случалось, некоторые слушательницы засыпали на койке Елизаветы Андреевны, а она продолжала сидеть рядом, не решаясь их потревожить.
Иногда, устав слушать книгу, дети бежали вниз, к кухарке. Она охотно принимала их, а желающим гадала на картах, рассказывала небылицы. Но ребята верили. Хотелось верить.
ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ
ИСПЫТАНИЕ
Поток беженцев, как река в половодье, все прибывал. Помещали их и на этажах Епархиального училища, рядом с колонистами. Сразу стало шумно и грязно. Оправдывались наихудшие опасения Цорн. Беженцы принесли тиф.
Первой заразилась Таня Корди.
Как всегда в трудную минуту, был вызван Такжинин.
— Я в отчаянии, Николай Викторович! Что делать? — не находила себе места Елизавета Андреевна.
— Выход единственный. Заболевшую — в лазарет. А остальных девочек в изоляционный пункт.
В изоляторе всех помыли. Облачили в балахоны и, что было совсем неожиданно, хорошо покормили.
Подняв над головой большую кружку с компотом, Вера Малышева воскликнула:
— Пир во время чумы!
Девочки в диком танце стали прыгать в своих белых одеждах вокруг стола.
— Вы с ума сошли, — прибежала на шум воспитательница. — Что о нас подумают? Перестаньте озорничать!
Обернувшись на голос, колонистки не смогли удержаться от еще более громкого хохота.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202