— Нет-нет! Мы все предусмотрели и привезли одноразовые тарелочки и такие же ложечки из картона.
Дети выстроились в очередь за мороженым. Гости разбрелись по судну кто куда. А Пейн и Эверсол в это время обсуждали свои дела.
— Мистер Эверсол, в своей радиограмме вы просили провести «Йоми Мару» по каналу как можно быстрее.
— Да, верно. Каждый день обходится Красному Кресту в кругленькую сумму.
— Я договорился с грузчиками соседнего дока. Они согласились работать всю ночь и без всякой оплаты. Эти люди не потребовали ни цента. «У нас самих есть дети», — сказали они. Видите на пирсе ящики? В них манго. Это их подарок.
— В Сан-Франциско было то же самое. Незнакомые люди подходили к трапу и, не называя своего имени, оставляли коробки, сумки, мешки…
— Да, вот что еще, мистер Эверсол. Мы заказали грузовики, чтобы познакомить детей с городом.
— Не знаю, что вам ответить. Уже довольно поздно. Завтра — канал, новые впечатления. Наверно, пусть лучше поспят. Впрочем, самых старших я отпущу. Но не с русскими воспитателями, а с нашим американским персоналом. Так надежнее!
Из рассказа Ханны Кемпбелл:
— Когда мы прощались с Райли Алленом в Сан-Франциско, он каждому давал наставления. Мне он сказал:
— Ханна, если колония высадится в Панаме, обещайте, что будете сопровождать старших мальчиков. Не отпускайте их ни на шаг. Вы должны держаться вместе и вместе вернуться на борт.
— Почему же, Райли?
— Я не однажды бывал в Бальбоа. Там множество притонов, куда заманивают молокососов.
— Обещаю, что мой выводок будет всегда при мне, — ответила я ему. Аллен был прав. Мы заходили из кабачка в кабачок и везде видели испанских танцовщиков и женщин, флиртующих с молодыми парнями. Мы тоже включились в этот водоворот и, переходя с места на место, натанцевали целые мили, поедая при этом бесчисленное число сэндвичей.
Со мной рядом были Флоренс Фармер и Стеси Сноу. Они оказались спутниками что надо.
Я взглянула на часы и ахнула. Они показывали уже три часа.
— Мамаша Кемпбелл, — уговаривали меня мальчики, — заберите с собой девочек, а мы придем позднее.
Но я помнила обещание, которое дала Райли, и не уступила. Вернулись мы на пароход уже под утро. Я ужасно устала. Зато мой выводок был цел и невредим.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ
ПАНАМА: РАДОСТЬ И СКОРБЬ
«…Прошлое нельзя вернуть. Но оно может повториться в воображении. И тогда вас овевает ветерок молодой радости или, наоборот, пронизывает сквозняк скорби ».
Эти слова одного из русских писателей, которые привожу по памяти, я невольно вспомнил, слушая Петра Васильевича Александрова. В его рассказе тоже звучали радость и скорбь.
Ровно год нашему знакомству. В Ленинграде снова февраль, самый холодный и самый неуютный месяц. На тротуаре гололед, а промозглый ветер ищет слабое место в твоей одежде, чтобы выдуть остатки тепла, запасенного дома.
Слава богу, мы знаем на Невском ресторанчик, где вежливо откроют дверь, не мешкая проведут к столику, поставят на него хрустальный графинчик хорошей водки (в графинчике она вкуснее, чем в бутылке) и принесут подобающую ей закуску. Например, жаркое с перцем или рыбу, тушенную с хреном. А в придачу нежинские огурчики и пряные рыжики. И серые подогретые булочки, прикрытые серой же холстинкой.
Водка — не только потому, что мы продрогли. Год нашему знакомству! Как не отметить.
За это время мы встречались пять или шесть раз. И каждый раз это был разговор двух мужчин о прожитом и увиденном.
Александрова интересует все, связанное с морем. Узнав, что я работал в китобойных экспедициях, он засыпал меня вопросами… Устройство гарпуна, какой толщины линь, сколько дизелей на китобойце, охотятся ли в штормовую погоду, как долго длится антарктический рейс, каково сидеть в «вороньем гнезде», видел ли я пингвинов и приходилось ли высаживаться на шестой континент…
Потом наступает моя очередь спрашивать. Блестящий инженер, Петр Васильевич рассказывает, как в сталинские времена строились заводы, подземное метро и «Беломорканал», соединивший Волгу с северными морями и стоивший жизни десяткам тысяч людей.
— Это были заключенные — такие же рабы, как и те, что воздвигали древние пирамиды, — говорит он.
Я заметил, что строительство Панамского канала тоже оплачено немалыми жертвами. Тот же каторжный труд. А в придачу — неимоверная жара и малярия.
— Вы были в Панаме? — с неожиданным интересом спросил Александров.
— Был. Но уже давно.
— Как давно?
— Дайте вспомнить… Кажется, в тысяча девятьсот шестьдесят четвертом. Сразу после Карибского кризиса.
— Не забыли?
— Как забыть! Мы находились в шаге от войны. Хрущев и Кеннеди противостояли друг другу как два турнирных бойца. И в каждой руке по ракете. Так вот, эти самые ракеты тайком перевозил из русских портов на Кубу наш теплоход «Тикси». В трюмах находились и сотни солдат в клетчатых рубашках.
— Почему в клетчатых?
— Для маскировки. Солдаты выходили на палубу только ночью, чтобы подышать. Потом эту тайную операцию так и назвали «Клетчатые рубашки».
— Выходит, вы вместе с Хрущевым несете ответственность за Карибский кризис, — прижал меня к стенке Александров.
— На «Тикси» я пришел чуть позже, когда Хрущев и Кеннеди уже обменялись мирными посланиями. После этого и грузы пошли мирные. В вашем ленинградском порту мы взяли для Гаваны комбайны для уборки сахарного тростника.
— Интересно бы узнать, что кубинцы вам дали взамен?
— Десять тысяч тонн сахара-сырца. Темно-коричневого, со жженым запахом. Запах этот преследует меня по сей день. Наш повар, от нечего делать, подсчитал, что этого сахара миллионному городу хватило бы для чаепития на целый год.
— А то и на два года. Это зависит от того, сколько ложечек кладешь в стакан, — пошутил Александров. — А куда вы везли сахар?
— В Японию. Мы его выгружали в Иокогаме.
— Да, в таком случае, вам было не миновать Панамский канал. Конечно, перевозить сахарный песок куда безопаснее, чем ракеты.
— Как сказать, — возразил я. — Вскоре я оставил «Тикси» и перешел на другое судно. И вот что случилось. «Тикси» загрузился в Австралии пшеницей. В Южно-Китайском море он попал в жестокий шторм и перевернулся.
— А что с экипажем?
— Никто не уцелел. Когда бываю во Владивостоке, то непременно прихожу на морское кладбище. Там памятник команде теплохода «Тикси». На нем много фамилий. Некоторых я знал. И каждый раз думаю, что и мое имя могло оказаться в этом скорбном списке…
Александров посмотрел мне в глаза и покачал головой:
— Я вас понимаю. После такого начинаешь больше ценить жизнь. За короткое время вы прошли узкий коридор между двумя опасностями — теми злополучными ракетами и ужасным кораблекрушением.
— На то воля провидения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202