— На этом настаивают и другие пассажиры, — добавил проводник.
— О'кей! Будем считать это нашим джентльменским соглашением. Должен сказать, что дорожные происшествия всегда трудно разбираются. Как далеко до ближайшей остановки?
Проводник взглянул на расписание:
— Через четверть часа небольшая станция.
— Вот и хорошо. У вас несколько минут, чтобы собрать свои вещи, — сказал виновнику происшествия полицейский.
— Но в Вашингтоне меня ждут неотложные дела… — взмолился тот. — Где я проведу ночь? Следующий поезд только завтра.
— Думаю, под открытым небом, — ответил полицейский. — Ночи сейчас теплые. У вас будет достаточно времени, чтобы обдумать свое поведение.
— Эта девушка меня неверно поняла… Но я готов стать на колени и просить прощения…
— Вас и без того простили. Вижу, вы не понимаете, чего избежали. Напиши мисс заявление — и вы на несколько лет угодили бы за решетку.
— Помилуйте, за что?
— За попытку изнасилования.
Райли Аллен достал из кармана табак и стал набивать трубку. А затем и разжег ее. Задержанный, не отрываясь, как завороженный смотрел на все эти действия. Но стоило Райли сделать шаг вперед, как он отпрянул и спрятался за необъятную спину полисмена.
— Надеюсь, мы с вами больше не встретимся, — только и сказал Райли и направился к Марии, чтобы пожелать ей спокойной ночи.
Мария сидела, забившись в угол дивана. Аллен протянул ей руки:
— Успокойтесь. Все уже позади. Этот человек в руках полиции.
— Раньше я думала, надо остерегаться только темных переулков…
— Красивые девушки, как и редкие сокровища, нуждаются в защите. Нельзя оставаться одной. Тем более в незнакомом месте, — назидательно сказал Аллен. — Отдыхайте, Мария. Спокойной ночи.
— Вы себе противоречите.
— Разве?
— Нельзя быть одной… Это ведь ваши слова? А сами уходите.
— Но я в шаге от вас. Стоит лишь постучать.
— И вы мгновенно примчитесь со своим сверхоружием? С этой самой трубкой?
— Вы стали шутить. Это хорошо. Значит, страхи позади.
— Меня поразила ваша смелость.
— Просто я испугался за вас.
— Спасибо, Райли.
Мария подошла к окну:
— Взгляните на луну. Она такая холодная. Я не хочу с ней оставаться наедине.
— Ну, это поправимо. — Аллен задернул занавеску.
Та ночь их сблизила. Они коснулись друг друга и больше не захотели быть порознь.
Как это случилось? Они сами не знали. Да это и неважно. Ведь есть кто-то еще, знающий мысли и тайные желания каждого из нас.
Как непохоже было это путешествие на то прежнее, по Транссибирской магистрали, через голодную израненную Россию. Почему, думала Мария, так по-разному устроена жизнь — здесь, в Америке, и там, в России? Кто в этом виноват? И как все это исправить? И скольким еще людям понадобится их опыт, знания, забота? И что будет у них с Алленом дальше и может ли быть вообще? И где тот мир, только их мир, в котором они смогли бы быть вместе? Ведь как раз в противостоянии голоду, разору и бездомности родилось их чувство.
Но что бы в эти минуты ни происходило вокруг, у них было купе — их шалаш на колесах. Впрочем, шалаш вполне уютный и с самым устойчивым фундаментом на земле — любовью.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЯТАЯ
НА ДЕВЯТНАДЦАТОМ ЭТАЖЕ
Райли Аллен посмотрел на часы. Семь вечера. А он не сделал и половины из намеченного. Только недавно ему доставили почту. В Красный Крест пишут волонтеры и журналисты. Пишут русские эмигранты. Они надеются найти среди петроградских детей близких родственников или знакомых.
Ему самому не разобраться с грудой писем. Особенно с теми, что из России. Нужна помощь Марии.
…Последняя ночь прошла без сна. В Нью-Йорк они приехали только сегодня, после полудня. В Вашингтоне их провожал один из помощников Фарренда.
— Не стоит тратиться на гостиницу, — сказал он, протянув Аллену ключи. — До прибытия парохода поживете в моей квартире. В вашем распоряжении две спальни и кабинет.
Дом оказался огромным. Чуть не в милю высотой. Они вошли в лифт, держась за руки, и поднялись на девятнадцатый этаж, что привело Марию в восторг. Первым делом она направилась к балкону. Глазам открылась величественная панорама устремленных к небу зданий, изгиб оживленных улиц, заполненных пешеходами и автомобилями. А в просветах между бетонными громадинами — голубое мерцание океана. Где-то в его просторах затерялся «Йоми Мару». Среди тысячи его пассажиров и сестра Александра. Не жестоко ли было оставлять ее одну на целый месяц? Ведь до этого они не разлучались. Всегда рядом. С самого детства.
Под балконом зияла бездна. Марии захотелось вспорхнуть, как бабочке, и улететь прочь — туда, где леса и поля. Но неожиданно балкон под ней закачало, как палубу в бурю.
— Уведи меня отсюда, — сказала она, прижавшись к Райли. — Голова закружилась. Я боюсь высоты.
— Ты почти не спала.
— Ты прав. Глаза слипаются.
— Вот видишь!
— Но сначала я приму ванну.
— Все готово. Даже халаты есть.
— А ты, Райли?
— Приму холодный душ. Надо еще поработать…
— Откуда у тебя столько сил? — удивилась Мария. — Тогда и мне не давай долго спать. Когда станешь будить — не жалей.
— Обещаю быть безжалостным.
Райли тихо открыл дверь спальни, когда за окнами уже смеркалось. Все равно будить. Но ему захотелось взглянуть на нее спящую.
Мария, свернувшись калачиком, переместилась в самый центр широкой семейной кровати.
«Боже! Как она беспомощна!» — подумал Райли.
Внезапно девушка вскрикнула и стала метаться, как в бреду.
Райли осторожно приподнял ее, обнял за плечи и поцеловал в дрожащие губы.
Мария открыла глаза:
— Что случилось? Где я?..
— Мы в Нью-Йорке. Разве забыла? Извини, что бужу. Но ты мне очень нужна.
— И ты мне нужен. Без тебя страшно.
— Страшно?
— Мне приснилось, что я тону.
Глаза Марии увлажнились. Слезы стали медленно скатываться по щекам. Одна за другой, как жемчужины. Райли достал платок:
— Успокойся, дорогая. Это всего лишь сон. — Он попробовал перевести разговор на шутку: — Теперь все понятно. На пароходе ты спала на узкой и жесткой койке похуже солдатской. Здесь же матрас мягкий, как перина. В нем и в самом деле можно утонуть.
— Я знаю, я помню, что была в воде…
— Какая глупость! Потрогай себя. Ты сухая. Если что и мокрое, то это платок, которым я тебе вытираю слезы. Прошу… Очень прошу, перестань плакать.
— Хорошо, постараюсь…
Мария закрыла глаза, что-то вспоминая.
— Кто-то схватил меня за ноги и повис. Ужасная тяжесть! Я стала уходить в глубину и задыхаться. Если бы ты не разбудил меня…
— Ну ладно. Пусть будет так. Признаюсь, и мне порой снятся сны, в которые никто не верит.
— Расскажи, пожалуйста, — попросила уже немного успокоившаяся Мария.
— Ночью мне является Ной.
— Тот самый библейский старец?
— Да. И мы пускаемся в долгие беседы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202