Не дождавшись ответа, Вознесенская послала в Омск телеграмму. Дело в том, что доктор распорядился меня изолировать. И меня перевели на окраину города в маленький домик.
Находился он рядом с кладбищем. То и дело там звучал похоронный звон. Было очень грустно и одиноко.
Папа приехал, когда со мной случился уже третий приступ. И вот он стал за мной ухаживать. Быть может, это были самые счастливые дни во всей моей жизни.
Обед нам приносили мальчики, которые жили в Коровинском приюте. Помню, приходили Юра Заводчиков и Котя Иванов. А ужин и завтрак папа готовил сам, в печке. Все, что он варил и жарил, казалось необыкновенно вкусным. И уха, и каша, и глазунья…
Здоровье мое пошло на поправку. Мы стали больше читать и беседовать. До сего дня помню эти разговоры.
Однажды папа сказал, что после тифа надо остричься наголо. И он остриг меня ножницами. В эти минуты я видела на его глазах слезы.
Моя младшая сестра Настенька все время вела себя спокойно. А тут стала умолять взять ее с собой. Как же она плакала! Как уговаривала, что не станет папе мешать! Будет все делать, что только ей велят. И это Настенька, которая казалась куда спокойней и терпеливей, хоть и была моложе. Неужто в ней жило предчувствие, что ей уже не суждено больше увидеть маму?..
Папа очень расстроился, утешал, говорил, что поехал в Сибирь не от себя, а от всех родителей и не имеет права привезти в Петроград одну лишь свою дочь.
Вместе с Настенькой плакала и я, понимая, что отец прав и не может поступить иначе.
Жизнь нам редко предоставляет возможность заглянуть в свои тайны и узнать, что же будет завтра. Опытный рассказчик руководствуется теми же правилами. Скорее всего это и позволяет ему держать читателя в напряжении. Увы, я себя не причисляю к опытным рассказчикам и часто забегаю вперед. Но, кажется, на этот раз и жизнь вела себя подобным же образом. Откуда у десятилетней девочки это тоскливое предчувствие?..
А что чувствует отец, когда, садясь в вагон, смотрит на залитое слезами лицо своей маленькой и очень любимой дочери, остающейся на перроне? Он не может знать, что видит ее в последний раз. Почему же так щемит сердце?..
Потом, много лет подряд, вплоть до своей смерти, Валерий Львович Альбрехт страдал от мысли, что не взял с собой Настеньку. Перед его мысленным взором всегда будет стоять заплаканное личико дочери, а в ушах звучать ее умоляющий голос.
Но мог ли он поступить иначе?
Вот вам пример не из античной трагедии и не из литературы времен классицизма. Там долг всегда побеждает чувство. Но перед таким же высоким и мучительным выбором не фантазия и не воля автора, а сама жизнь поставила любящего отца.
Голодные глаза собственных детей тысячекратно множились перед мысленным взором комиссара по продовольствию Семена Воскова. Это были глаза голодающего Петрограда. Точно так же чувствовал себя отцом восьмисот детей Петроградской колонии и отец Тани и Настеньки.
Обратимся снова к воспоминаниям Татьяны Валерьяновны Альбрехт.
— Во время пребывания в колонии отец старался ничем не выделять нас с сестрой. Ко всем девочкам относился одинаково ровно. Все дети сразу же стали называть его «папа». Его отъезд все переживали с печалью, но радовались, что родители через него смогут получить письма. Каждому разрешалось занять одну страничку в тетради.
Перед отъездом папа сказал мне, что скоро нам будет жить легче. Не объяснил почему, но мне кажется, он уже знал, что нас берет на свое попечение Американский Красный Крест. Может быть, рекомендательное письмо Аллена Ведсвелла к американскому вице-консулу в Самаре Герберту Вильямсу и послужило толчком к тому, что Красный Крест заинтересовался нашей судьбой. Я не видела подлинника этого письма, да и не могла видеть. А вот копию нашла в бумагах папы… Уже после его смерти…
Приехав в Омск, Альбрехт не застал Пржевоцкого и Сарве. И ему пришлось добираться до Петрограда в одиночку, что было неизмеримо труднее. Ведь рядом не было представителя Международного Красного Креста, уже само присутствие которого открывало любые двери.
Впоследствии отец рассказывал Тане о некоторых эпизодах своего обратного пути.
Однажды белые его чуть не расстреляли, отказываясь даже взглянуть на документы. В другой раз, сойдясь с каким-то случайным человеком, он решил переночевать в пустом вагоне. Утром попутчики с ужасом увидели на дверях вагона надпись: «для тифозных больных».
Наконец повезло. Нашелся возчик, согласившийся за некоторую плату перевезти через линию фронта. Казалось, дорога, идущая через лес, безопасна. Но неожиданно разгорелся бой. Мужчины залезли под телегу и там переждали, пока сражение не переместилось куда-то в сторону.
Петроград с нетерпением ждал Альбрехта и Пржевоцкого.
Новости, привезенные ими, одновременно обрадовали и огорчили родителей. Огорчили потому, что в ближайшее время нечего было и думать о возвращении детей. С другой стороны, колония перестала быть беспризорной. Теперь ее брал под свою опеку Красный Крест. Вступило в силу решение родительской делегации в Омске.
ГЛАВА ПЯТАЯ
УПРЯМЕЦ РАЙЛИ
Пришла пора знакомства с Райли Алленом, который сыграл наиболее выдающуюся роль в судьбе Петроградской детской колонии. Позже на страницах книги появятся имена и других американских миссионеров. Появятся и исчезнут. Имя же Райли будет и дальше следовать вместе и рядом с описываемыми событиями.
Интерес к революции в России, к ее Гражданской войне был столь же огромен, как и пространство этой загадочной и не вполне объяснимой для европейского и американского ума страны. Каждый думающий человек, будь то политик, генерал или банкир, понимал: от развития российских событий во многом зависят судьба двадцатого века.
Вот почему в Россию устремились журналисты. Одних командировали газеты, другие предприняли поездку по собственной воле.
Прибыли в Москву из Соединенных Штатов Америки Альберт Рис Вильямс и Джон Рид — автор известной книги «Десять дней, которые потрясли мир». Впоследствии похороненный у Кремлевской стены.
Тридцатичетырехлетний Райли Аллен также был журналистом, редактором ежедневной газеты «Гонолулу Стар-Бюллетень». Решение отправиться в Россию удивило многих, близко знавших Райли. Ведь его карьера складывалась весьма успешно.
Сегодня, много лет спустя, когда Райли Аллена давно нет на свете, я мысленно задаю ему те же вопросы, которые ставили перед ним его друзья, надеясь отговорить от столь скоропалительно принятого, на их взгляд, решения.
И вот о чем я его спрашиваю:
— Позади мировая война. В Америке безработица. Сотни журналистов не могут найти себе применения. Почему же ты решил сорваться с места, оставить работу в газете? Почему задумал ехать именно в Россию, да еще в преддверии суровой и непривычной зимы?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202