Душно, сладко благоухали портьеры, простыни, духи
Вэйи.
- Вы невозможны,- сказала Вэйя с тем же задыхающимся смехом,
становясь прямо перед ним и в полумраке снизу вверх заглядывая ему в
лицо.- Право, это слишком... вы невозможны... вы великолепны! - Она
положила руки ему на плечи.
- Ох, какие у них сделались физиономии! За это я должна вас
поцеловать! - И она привстала на цыпочки, подставив ему губы, и белую шею,
и голые груди.
Он схватил ее и начал целовать - сначала в губы, отгибая ей голову
назад, потом шею и грудь. Она сперва обмякла в его руках, потом стала
слегка вырываться, смеясь и слабо отталкивая его, и быстро заговорила:
- О, нет, нет, будьте же умницей,- говорила она.- Ну, перестаньте,
нам надо вернуться к гостям. Нет, Шевек, да успокойтесь же, нельзя,
понимаете нельзя!
Он не обращал внимания. Он потянул ее к кровати, и она подошла, хотя и
не замолчала. Возясь одной рукой с сложной уррасской одеждой, он сумел
расстегнуть штаны; оставалась еще одежда Вэйи, низкий, но тугой пояс юбки,
с которым он не мог справиться.
- Ну перестаньте же,- сказала она.- Нет, Шевек, послушайте, нельзя,
сейчас нельзя. Я же не приняла противозачаточную таблетку, что я буду
делать, если влипну, мой муж вернется через две недели! Нет, пустите!
Но он не мог ее отпустить; он прижимался лицом к ее мягкому, потному,
надушенному телу.
- Послушайте, не мните платье, люди же увидят, ради бога.
Подождите... вы только подождите, мы что-нибудь устроим, можно будет найти
место, где мы сможем встречаться, я же должна беречь свою репутацию, я не
могу доверять своей горничной, да подождите же, не сейчас... Не сейчас! Не
сейчас!
Испугавшись, наконец, его слепой настойчивости, его силы, она изо всех
сил отталкивала его, упершись ладонями ему в грудь. Он сделал шаг назад,
растерявшись от ее испуганной визгливой интонации, от ее сопротивления, но
не мог остановиться; то, что она вырывалась, возбуждало его еще сильнее. Он
судорожно прижал ее к себе, и его семя фонтаном брызнуло на белый шелк ее
платья.
- Пустите меня! Пустите меня! - повторяла она тем же визгливым
шепотом. Он отпустил ее и стоял, как во сне. Дрожащими пальцами он пытался
застегнуть штаны.
- Я... прошу... прощения... Я думал, что вы хотите...
- О, Господи! - сказала Вэйя, в смутном свете разглядывая свою юбку,
оттягивая от себя складки.- Ну, знаете ли! Теперь придется переодеваться.
Шевек стоял, открыв рот, с трудом дыша, бессильно уронив руки; потом
резко повернулся и не твердым шагом вышел из полутемной комнаты. Вернувшись
в ярко освещенную комнату, полную гостей, он с трудом пробился между
людьми, споткнулся о чью-то ногу, ему преграждали путь тела, одежда,
драгоценности, груди, глаза, пламя свечей, мебель. Проталкиваясь через все
это, Шевек налетел на стол. На столе стояло блюдо, на котором
концентрическими окружностями, образуя большой бледный цветок, были
разложены крошечные пирожки, начиненные мясом, кремом и травами. Шевек
судорожно вдохнул, согнулся пополам, и его вырвало прямо в блюдо.
- Я отвезу его домой,- сказал Паэ.
- Ох, ради всего святого,- ответила Вэйя.- Вы его искали, Саио?
- Да, немножко. К счастью, Демаэре позвонил вам.
- Вот и забирайте ваше сокровище.
- Он больше не будет шуметь - вырубился в холле. Можно мне от вас
позвонить перед уходом?
- Кланяйтесь от меня шефу,- кокетливо сказала Вэйя.
Оииэ приехал на квартиру сестры вместе с Паэ и уехал вместе с ним. Они
сидели на среднем сиденьи большого правительственного лимузина, который
всегда был в распоряжении Паэ, того же самого, в котором прошлым летом
Шевека привезли из космопорта. Сейчас он валялся на заднем сиденье так, как
они его туда забросили, в полной отключке.
- Он весь день был с вашей сестрой, Демаэре?
- По-видимому, с полудня.
- Слава богу!
- Почему вы так боитесь, что он забредет в трущобы? Каждый одонианин
и так глубоко убежден, что мы - стадо угнетенных рабов, существующих на
жалкую зарплату, так не все ли равно, если он и увидит какое-то
подтверждение?
- Мне безразлично, что увидит он. Мы не хотим, чтобы они увидели его.
Вы не видели последних птичьих газет? Или листовок, которые ходили на
прошлой неделе в Старом Городе, о "Предтече"? Миф о том, кто придет перед
наступлением золотого века - "Чужой, изгой, изгнанник, несущий в пустых
руках время, которое должно прийти". Они это цитировали. На чернь накатил
очередной приступ их проклятого апокалиптического настроения. Ищут себе
символ. Поговаривают о всеобщей забастовке. Сколько их ни учи - все
напрасно. Но дать им урок необходимо. Проклятые мятежные скоты, только от
них и пользы, что послать их воевать с Ту.
Всю остальную дорогу оба не проронили ни слова.
Ночной вахтер Дома Преподавателей Факультета помог им дотащить Шевека
до его комнаты. Они положили его на кровать. Он сразу же захрапел.
Оииэ задержался, чтобы снять с пьяного ботинки и прикрыть его одеялом.
Изо рта у него отвратительно пахло; Оииэ отошел от кровати и в душе у него,
пытаясь задушить друг друга, поднялись страх и любовь, которые он
почувствовал к Шевеку. Злобно нахмурившись, он пробормотал: "Грязный
болван". Он выключил свет и вернулся в другую комнату. Паэ стоял у
письменного стола и рылся в бумагах Шевека.
- Бросьте,- сказал Оииэ, и выражение отвращения на его лице стало
сильнее.- Поедемте. Уже два часа ночи. Я устал.
- Что эта сволочь делала все это время, Демаэре? Здесь так ничего и
нет - абсолютно ничего. Неужели он полный шарлатан? Неужели нас обманул
паршивый крестьянин из Утопии? Где его Теория? Где наши мгновенные
космические перелеты? Где наше преимущество перед хейнитами? Девять, десять
месяцев мы кормим эту сволочь, и все напрас но!
Тем не менее, прежде, чем вслед за Оииэ направиться к двери, Паэ сунул
в карман одну из бумаг.
Глава восьмая АНАРРЕС
Они вшестером сидели в Аббенайском Северном парке, на стадионе; вечер
был долгий, золотой, жаркий и пыльный. Все ощущали приятную сырость, потому
что обед продолжался почти до самого вечера, был уличный праздник и пир,
еду варили на кострах. Это был праздник середины лета, День Восстания, в
память о первом большом восстании в Нио-Эссейя в 740-м году по уррасскому
летоисчислению, почти двести лет назад. В этот день повара и работники
столовых считались гостями всей остальной общины, им воздавали честь,
потому что забастовку, которая привела к восстанию, начал синдикат поваров
и официантов. На Анарресе было много таких традиций и праздников; некоторые
были установлены Первопоселенцами, а другие, как праздники урожая и
Праздник Солнцестояния, возникли сами собой из ритмов жизни на планете и из
потребности тех, кто работал вместе, праздновать вместе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80
Вэйи.
- Вы невозможны,- сказала Вэйя с тем же задыхающимся смехом,
становясь прямо перед ним и в полумраке снизу вверх заглядывая ему в
лицо.- Право, это слишком... вы невозможны... вы великолепны! - Она
положила руки ему на плечи.
- Ох, какие у них сделались физиономии! За это я должна вас
поцеловать! - И она привстала на цыпочки, подставив ему губы, и белую шею,
и голые груди.
Он схватил ее и начал целовать - сначала в губы, отгибая ей голову
назад, потом шею и грудь. Она сперва обмякла в его руках, потом стала
слегка вырываться, смеясь и слабо отталкивая его, и быстро заговорила:
- О, нет, нет, будьте же умницей,- говорила она.- Ну, перестаньте,
нам надо вернуться к гостям. Нет, Шевек, да успокойтесь же, нельзя,
понимаете нельзя!
Он не обращал внимания. Он потянул ее к кровати, и она подошла, хотя и
не замолчала. Возясь одной рукой с сложной уррасской одеждой, он сумел
расстегнуть штаны; оставалась еще одежда Вэйи, низкий, но тугой пояс юбки,
с которым он не мог справиться.
- Ну перестаньте же,- сказала она.- Нет, Шевек, послушайте, нельзя,
сейчас нельзя. Я же не приняла противозачаточную таблетку, что я буду
делать, если влипну, мой муж вернется через две недели! Нет, пустите!
Но он не мог ее отпустить; он прижимался лицом к ее мягкому, потному,
надушенному телу.
- Послушайте, не мните платье, люди же увидят, ради бога.
Подождите... вы только подождите, мы что-нибудь устроим, можно будет найти
место, где мы сможем встречаться, я же должна беречь свою репутацию, я не
могу доверять своей горничной, да подождите же, не сейчас... Не сейчас! Не
сейчас!
Испугавшись, наконец, его слепой настойчивости, его силы, она изо всех
сил отталкивала его, упершись ладонями ему в грудь. Он сделал шаг назад,
растерявшись от ее испуганной визгливой интонации, от ее сопротивления, но
не мог остановиться; то, что она вырывалась, возбуждало его еще сильнее. Он
судорожно прижал ее к себе, и его семя фонтаном брызнуло на белый шелк ее
платья.
- Пустите меня! Пустите меня! - повторяла она тем же визгливым
шепотом. Он отпустил ее и стоял, как во сне. Дрожащими пальцами он пытался
застегнуть штаны.
- Я... прошу... прощения... Я думал, что вы хотите...
- О, Господи! - сказала Вэйя, в смутном свете разглядывая свою юбку,
оттягивая от себя складки.- Ну, знаете ли! Теперь придется переодеваться.
Шевек стоял, открыв рот, с трудом дыша, бессильно уронив руки; потом
резко повернулся и не твердым шагом вышел из полутемной комнаты. Вернувшись
в ярко освещенную комнату, полную гостей, он с трудом пробился между
людьми, споткнулся о чью-то ногу, ему преграждали путь тела, одежда,
драгоценности, груди, глаза, пламя свечей, мебель. Проталкиваясь через все
это, Шевек налетел на стол. На столе стояло блюдо, на котором
концентрическими окружностями, образуя большой бледный цветок, были
разложены крошечные пирожки, начиненные мясом, кремом и травами. Шевек
судорожно вдохнул, согнулся пополам, и его вырвало прямо в блюдо.
- Я отвезу его домой,- сказал Паэ.
- Ох, ради всего святого,- ответила Вэйя.- Вы его искали, Саио?
- Да, немножко. К счастью, Демаэре позвонил вам.
- Вот и забирайте ваше сокровище.
- Он больше не будет шуметь - вырубился в холле. Можно мне от вас
позвонить перед уходом?
- Кланяйтесь от меня шефу,- кокетливо сказала Вэйя.
Оииэ приехал на квартиру сестры вместе с Паэ и уехал вместе с ним. Они
сидели на среднем сиденьи большого правительственного лимузина, который
всегда был в распоряжении Паэ, того же самого, в котором прошлым летом
Шевека привезли из космопорта. Сейчас он валялся на заднем сиденье так, как
они его туда забросили, в полной отключке.
- Он весь день был с вашей сестрой, Демаэре?
- По-видимому, с полудня.
- Слава богу!
- Почему вы так боитесь, что он забредет в трущобы? Каждый одонианин
и так глубоко убежден, что мы - стадо угнетенных рабов, существующих на
жалкую зарплату, так не все ли равно, если он и увидит какое-то
подтверждение?
- Мне безразлично, что увидит он. Мы не хотим, чтобы они увидели его.
Вы не видели последних птичьих газет? Или листовок, которые ходили на
прошлой неделе в Старом Городе, о "Предтече"? Миф о том, кто придет перед
наступлением золотого века - "Чужой, изгой, изгнанник, несущий в пустых
руках время, которое должно прийти". Они это цитировали. На чернь накатил
очередной приступ их проклятого апокалиптического настроения. Ищут себе
символ. Поговаривают о всеобщей забастовке. Сколько их ни учи - все
напрасно. Но дать им урок необходимо. Проклятые мятежные скоты, только от
них и пользы, что послать их воевать с Ту.
Всю остальную дорогу оба не проронили ни слова.
Ночной вахтер Дома Преподавателей Факультета помог им дотащить Шевека
до его комнаты. Они положили его на кровать. Он сразу же захрапел.
Оииэ задержался, чтобы снять с пьяного ботинки и прикрыть его одеялом.
Изо рта у него отвратительно пахло; Оииэ отошел от кровати и в душе у него,
пытаясь задушить друг друга, поднялись страх и любовь, которые он
почувствовал к Шевеку. Злобно нахмурившись, он пробормотал: "Грязный
болван". Он выключил свет и вернулся в другую комнату. Паэ стоял у
письменного стола и рылся в бумагах Шевека.
- Бросьте,- сказал Оииэ, и выражение отвращения на его лице стало
сильнее.- Поедемте. Уже два часа ночи. Я устал.
- Что эта сволочь делала все это время, Демаэре? Здесь так ничего и
нет - абсолютно ничего. Неужели он полный шарлатан? Неужели нас обманул
паршивый крестьянин из Утопии? Где его Теория? Где наши мгновенные
космические перелеты? Где наше преимущество перед хейнитами? Девять, десять
месяцев мы кормим эту сволочь, и все напрас но!
Тем не менее, прежде, чем вслед за Оииэ направиться к двери, Паэ сунул
в карман одну из бумаг.
Глава восьмая АНАРРЕС
Они вшестером сидели в Аббенайском Северном парке, на стадионе; вечер
был долгий, золотой, жаркий и пыльный. Все ощущали приятную сырость, потому
что обед продолжался почти до самого вечера, был уличный праздник и пир,
еду варили на кострах. Это был праздник середины лета, День Восстания, в
память о первом большом восстании в Нио-Эссейя в 740-м году по уррасскому
летоисчислению, почти двести лет назад. В этот день повара и работники
столовых считались гостями всей остальной общины, им воздавали честь,
потому что забастовку, которая привела к восстанию, начал синдикат поваров
и официантов. На Анарресе было много таких традиций и праздников; некоторые
были установлены Первопоселенцами, а другие, как праздники урожая и
Праздник Солнцестояния, возникли сами собой из ритмов жизни на планете и из
потребности тех, кто работал вместе, праздновать вместе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80