На следующий день трибун сообщил Гаю Филиппу жуткие новости. Старший
центурион сжал голову ладонями.
- Поздравляю, - сказал он. - Ты только что испортил мне завтрак.
- Во всяком случае, он очень старателен, - сказал Марк, пытаясь
отыскать хоть одно светлое пятно.
- Как доктор, который лечит заболевшего чумой. Бедняга все равно
помрет, независимо от того, как за ним ухаживать.
- Не очень хорошее сравнение, - запротестовал Горгидас. - Это верно,
не в моих силах спасти от чумы, но я, по крайней мере, знаю свое дело.
Если бы я прочел одну-единственную книгу по медицине, то не решился бы
лечить и простую изжогу.
- И никто другой бы этого не сделал, если бы думал _г_о_л_о_в_о_й_, -
кивнул Гай Филипп. - Но о Маврикиосе я был лучшего мнения. Дать этому
щенку треть армии!.. - Он отодвинул тарелку с перловой кашей и вновь
заговорил с греком. - Спаси меня от изжоги. Боги знают, как мне нужна твоя
помощь.
Однако Горгидас был настроен серьезно.
- Перловка, после того как ты привык к пшенице, вполне может
расстроить желудок, так, во всяком случае, говорит Гиппократ.
- Раньше мой желудок никогда не болел, - заявил Гай Филипп. - Просто
мне все это отвратительно. Вот и все! Этот тонконогий идиот!..
Сам же "идиот" после встречи с Марком вспомнил о существовании римлян
и не замедлил появиться в лагере. Сфранцез был совсем недурен, когда на
пятнистом жеребце хорошей породы объезжал идущих маршем легионеров.
Панцирь и шлем на нем были позолочены в знак его высокого звания, а
голубой плащ развевался за плечами. Единственным, что портило его
воинственный облик, была книга, которую он все еще держал под мышкой.
Сфранцез заставил лошадь идти в ногу с колонной римлян. Он постоянно
оглядывался на солдат, словно изучая их. Настороженное любопытство Гая
Филиппа вскоре взяло верх над неприязнью.
- Чем могу быть полезен? - заговорил он, и его тон невольно выдал
истинное отношение старого вояки к Сфранцезу.
Ортайяс вздрогнул.
- А? Ах, да. Скажи мне, если можешь, то, что вы несете, - это что,
служит вам вместо знамен? - Он указал на девять высоких сигна, которые
несли знаменосцы. Каждая была увенчана открытой ладонью, окруженной
венком, обозначавшей преданность службе.
- Да. Ну и что из того? - коротко ответил центурион.
Марк понял, почему предмет беспокоит Сфранцеза, и объяснил ему:
- Мы были только частью более крупного подразделения, знаком которого
был орел. У нас нет сейчас орла, и солдатам его очень не хватает.
Это было преуменьшением, но ни один видессианин и не надеялся, что
поймет это чувство римлян преданности легиона своему орлу, священному
символу самого существования легиона. Когда они зимовали в Имбросе,
разговор о том, чтобы сделать нового орла, заходил, но сердца солдат не
лежали к этому. Их аквила осталась в Галлии и была навсегда для них
потеряна; но другой они не хотели.
- Очень интересно, - заметил Ортайяс, и снова спросил: - Собирать под
каждым значком одинаковое количество солдат - это тоже ваш обычай?
- Конечно, - ответил Скаурус, недоумевая.
- А почему бы и нет? - добавил центурион.
- Извините, это займет всего минуту, - сказал Сфранцез. Он отъехал в
сторону от колонны и стал рыться в толстом томе военной тактики. Отыскав
нужное место, он снова приблизился к римлянами. - Я цитирую из Калокиреса,
- сказал он. - Книга первая, глава четвертая, часть шестая: "Необходимо
собрать все отряды в количестве, которое будет различным в каждом отряде,
иначе враг, подсчитав знамена, сможет узнать точное число сражающихся. К
примеру, отряды не должны насчитывать более четырехсот и менее двухсот
человек". Разумеется, ваши подразделения меньше, чем те, о которых говорит
Калокирес, но принцип, я думаю, остается неизменным. До свидания, господа.
- С этим словами он ускакал вперед, оставив обоих римлян безмолвными.
- А знаешь что... это совсем неплохая идея, - сказал наконец Гай
Филипп.
- Ты прав, совсем неплохая, - сказал Марк. - Честно говоря, мы можем
ее использовать. Каким это образом Ортайяс Сфранцез додумался до такого?
- Ну ведь он, в конце концов, не сам это изобрел, - пытаясь скрыть
свое замешательство, сказал центурион. - Этот Кало... как его там? Должно
быть, был неглупый малый.
Несмотря на эту утешительную мысль, он все же выглядел растерянным.
Виридовикс наблюдал за этой сценой с торжествующей усмешкой.
- Ага, вот он и попался! Человек, который всосал солдатскую науку с
молоком матери (а мать его тоже была центурионом, я в этом не сомневаюсь),
- и так посрамлен, так втоптан в грязь самым глупым, самым желторотым
птенцом, который когда-либо вылуплялся из яйца. Все это только лишний раз
доказывает, что кельтский обычай воевать - самый лучший. Надо идти прямо в
бой и просто сражаться. Чем больше ты думаешь, тем хуже для тебя.
Гай Филипп был настолько растерян, что даже не стал огрызаться.
- Да заткнись ты! - пробормотал он. - Где этот Горгидас? У меня опять
живот болит.

Равнина между Видессосом и Гарсаврой, была самой плодородной из всех
земель, встречавшихся римлянам. Жирный чернозем легко крошился в руках, и
от земли поднимался густой пар, обещал хороший урожай. Десятки рек и
ручьев несли свои бурные воды с плато на равнину. Теплый дождь, приносимый
ветром с моря Моряков, орошал те земли, где не было рек.
Мрачные предсказания Виридовикса о плохой погоде, которые он
высказывал несколько месяцев назад, сбылись в полной мере. Было так жарко
и влажно, что земля парила. Бледные халога, привыкшие к прохладному
пасмурному лету севера, страдали больше всех: почти каждый день кто-нибудь
из них терял сознание от жары и приходилось оживлять несчастного, окатив
его ведром холодной воды.
- Красный, как вареный рак, - сказал Виридовикс об одном северянине.
Горгидас взглянул на него.
- Ты тоже не слишком хорошо выглядишь, - заметил он. - Попробуй
носить на марше вместо шлема мягкую шапку.
- Иди отсюда, - огрызнулся кельт. - Меня нескольким солнечным лучикам
не уложить.
Однако Скаурус заметил, что совету врача он все-таки последовал.
Обилие солнца, воды, плодородная почва - неудивительно, что именно
здесь находилась "хлебная корзина" Империи. Вокруг зеленела трава, росли
кусты, деревья. Поля гречихи, ржи, пшеницы и хлопка тянулись на десятки
километров. На некоторых полях выращивали странные растения, которые
Горгидас упорно именовал "растительной шерстью". Немало было и плантаций
фиговых, персиковых, сливовых деревьев, экзотических цитрусовых.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108