-
Эти грабили виллу, и я оказалась еще одной добычей для них...
- Все уже кончено, - сказал Скаурус, приглаживая ее растрепанные
волосы так нежно и мягко, как он гладил гривы испуганных жеребят.
Она вздохнула и придвинулась ближе. Только сейчас он вдруг увидел,
что она полураздета и что их объятие становится чем-то большим, чем просто
дружеский жест. Он склонил голову и поцеловал ее волосы. Она крепко
прижимала ладони к его шее. Тогда он поцеловал ее губы, кончики ушей,
затем скользнул по шее и коснулся обнаженной груди. Зашуршала и упала в
траву юбка. Снять доспехи было намного труднее, но и от них они избавились
довольно быстро. На мгновение он подумал о своих сражающихся солдатах, но
в эту минуту воинская дисциплина всего мира не могла остановить его, и
Марк упал в траву к женщине, которая его ждала.
Им казалось, что их любовь возрастет многократно, когда они ближе
узнают друг друга. И сейчас они чувствовали некоторую неловкость, словно
каждый из них не был уверен, что сможет понравиться другому. Несмотря на
все колебания, для трибуна это была самая сладкая близость, которую он
когда-либо испытывал. Он чувствовал себя таким счастливым и даже не
заметил, что имя, которое выкрикнула Хелвис, не было его именем.
Больше он не хотел ничего, только быть рядом с ней, вечно лежать в
этой траве, слушать эту глубокую тишину. Но угрызения совести становились
все сильнее и отделаться от них он не мог. Марк остро чувствовал вину за
то, что проводит время в наслаждениях, когда его солдаты приняли бой. Он
попытался забыть о них в очередном поцелуе, но легче ему не становилось.
Доспехи никогда не казались ему тяжелее, чем в эту минуту. Он снял с
убитого рубашку и отдал ее Хелвис, затем, подумав, дал ей и меч убитого.
- Жди меня здесь, моя любовь. Я думаю, что даже одна здесь ты будешь
в большей безопасности, чем на улице. Я скоро вернусь, обещаю тебе.
Другая женщина, наверно, запротестовала бы, но Хелвис видела, что
такое бой, и знала, что это опасно. Она поднялась и провела пальцем по его
щеке до уголка рта.
- Да, - сказала она. - О да, возвращайся за мной скорей.
Словно оправляясь от горячки, Видессос медленно приходил в себя. Как
и предсказывал Комнос, бунт постепенно угас; римляне и халога сумели
разделить горожан и намдалени. К концу недели город снова стал прежним, и
только обгорелые руины напоминали о мятеже. Развалины все еще дымились, но
опасность большого пожара была устранена. Город успокоился, все вернулось
в свою колею, зато жизнь Марка резко изменилась.
Сперва он отвел Хелвис к намдалени, которые стояли лагерем у залива
Контоскалион, а затем, когда Видессос перестал бурлить, она смогла
вернуться в казарму островитян в дворцовом комплексе. Но там она
оставалась недолго.
После первого неожиданного порыва их союз не распался, наоборот, он
стал крепче. Прошло всего несколько дней, и она с Мальриком переселилась к
Марку в римскую казарму, часть которой была отведена для семейных пар.
Хотя он больше, чем когда-либо, мечтал быть с ней вместе, кое-что
тревожило его. Первая и самая главная мысль, не дававшая ему покоя: как
посмотрит на эту связь Сотэрик? Трибун не раз видел, как взрывался брат
Хелвис, когда полагал, что честь его задета. Как он отнесется к тому, что
Марк забирает его сестру к себе? Когда он спросил об этом саму Хелвис, она
ответила с женской практичностью:
- Не ломай себе голову. Если и потребуется что-либо сказать, оставь
это мне. Я позабочусь обо всем. Ты ведь не соблазнил невинную девушку,
знаешь ли. Если бы ты вовремя не пришел на помощь, эти мерзавцы, скорее
всего, перерезали бы мне горло. Милый, ты меня спас, для Сотэрика это
имеет значение большее, чем что-либо иное.
- Но...
Хелвис остановила его протест поцелуем, однако полностью успокоить
так и не смогла. И все же последующие события доказали, что она была
права. Сотэрик стал относиться к Марку как к члену семьи, и его пример
распространился на других намдалени. Они знали, чем обязаны римлянам, и
когда командир легионеров влюбился в одну из их женщин, это только
послужило лишним поводом относиться к чужеземным солдатам как к своим
братьям.
Когда эта проблема разрешилась, Марк стал ждать реакции своих солдат.
Сперва легионеры начали ворчать: им было известно, как относится трибун к
женатым солдатам, а теперь он сам нарушил свое же правило...
- Не обращай на них внимания, - сказал Гай Филипп. - Никому нет дела
до того, с кем ты спишь - с женщиной, с мальчиком или с синим бараном.
Главное - что ты думаешь головой, а не тем, что между ног.
После этого грубого, но толкового совета центурион ушел, чтобы
устроить кому-то очередной разнос.
Однако такой совет было легче дать, чем выполнить. Раньше Скаурус был
всегда терпим к Венере - в исчезнувшем Медиолане, в армии Цезаря и с того
момента, как появился в Видессосе. Когда возникало желание, он платил за
него и не стремился встретиться с одной женщиной дважды. Но теперь, когда
появилась Хелвис, он обнаружил, что хочет наверстать упущенное за годы
походной жизни, что после каждой ночи он становится все более ненасытным.
Хотя, овдовев, Хелвис не обращала внимания на мужчин, тело ее стремилось к
близости, и теперь всю его страсть она отдавала Марку. Трибун вдруг
заметил, что спит крепче, чем в те годы, когда был ребенком. Однажды он
подумал: какое счастье, что, когда камор, посыльный Авшара, приходил в
казарму, здесь не было Хелвис - теперь Марк никогда бы не проснулся при
приближении кочевника.
Скаурус думал и о том, как воспримет эту перемену Мальрик, но сын
Хелвис был еще очень маленьким, чтобы привыкнуть ко всему на свете. Вскоре
он уже называл трибуна отцом чаще, чем по имени, и это вызывало у
римлянина смешанное чувство гордости и грусти. Мальчишка сразу же стал
любимцем легионеров. В казарме было совсем немного детей, и солдаты всех
их баловали. Мальрик схватывал латынь на лету, восприимчивый к новому, как
все дети. Бывали дни, когда трибун вообще забывал о том, что идет
подготовка к войне. Он только хотел, чтобы таких дней было больше - это
было самое счастливое время в его жизни.
10
Когда они получили приказ явиться на имперский военный совет, Гай
Филипп проворчал:
- Черт побери, давно уже пора. Кампания должна была начаться еще два
месяца назад, если не раньше.
- Политические игры, - ответил Марк и добавил: - Мятеж тоже не
слишком помог. Но ты прав, они могли выступить и раньше.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108
Эти грабили виллу, и я оказалась еще одной добычей для них...
- Все уже кончено, - сказал Скаурус, приглаживая ее растрепанные
волосы так нежно и мягко, как он гладил гривы испуганных жеребят.
Она вздохнула и придвинулась ближе. Только сейчас он вдруг увидел,
что она полураздета и что их объятие становится чем-то большим, чем просто
дружеский жест. Он склонил голову и поцеловал ее волосы. Она крепко
прижимала ладони к его шее. Тогда он поцеловал ее губы, кончики ушей,
затем скользнул по шее и коснулся обнаженной груди. Зашуршала и упала в
траву юбка. Снять доспехи было намного труднее, но и от них они избавились
довольно быстро. На мгновение он подумал о своих сражающихся солдатах, но
в эту минуту воинская дисциплина всего мира не могла остановить его, и
Марк упал в траву к женщине, которая его ждала.
Им казалось, что их любовь возрастет многократно, когда они ближе
узнают друг друга. И сейчас они чувствовали некоторую неловкость, словно
каждый из них не был уверен, что сможет понравиться другому. Несмотря на
все колебания, для трибуна это была самая сладкая близость, которую он
когда-либо испытывал. Он чувствовал себя таким счастливым и даже не
заметил, что имя, которое выкрикнула Хелвис, не было его именем.
Больше он не хотел ничего, только быть рядом с ней, вечно лежать в
этой траве, слушать эту глубокую тишину. Но угрызения совести становились
все сильнее и отделаться от них он не мог. Марк остро чувствовал вину за
то, что проводит время в наслаждениях, когда его солдаты приняли бой. Он
попытался забыть о них в очередном поцелуе, но легче ему не становилось.
Доспехи никогда не казались ему тяжелее, чем в эту минуту. Он снял с
убитого рубашку и отдал ее Хелвис, затем, подумав, дал ей и меч убитого.
- Жди меня здесь, моя любовь. Я думаю, что даже одна здесь ты будешь
в большей безопасности, чем на улице. Я скоро вернусь, обещаю тебе.
Другая женщина, наверно, запротестовала бы, но Хелвис видела, что
такое бой, и знала, что это опасно. Она поднялась и провела пальцем по его
щеке до уголка рта.
- Да, - сказала она. - О да, возвращайся за мной скорей.
Словно оправляясь от горячки, Видессос медленно приходил в себя. Как
и предсказывал Комнос, бунт постепенно угас; римляне и халога сумели
разделить горожан и намдалени. К концу недели город снова стал прежним, и
только обгорелые руины напоминали о мятеже. Развалины все еще дымились, но
опасность большого пожара была устранена. Город успокоился, все вернулось
в свою колею, зато жизнь Марка резко изменилась.
Сперва он отвел Хелвис к намдалени, которые стояли лагерем у залива
Контоскалион, а затем, когда Видессос перестал бурлить, она смогла
вернуться в казарму островитян в дворцовом комплексе. Но там она
оставалась недолго.
После первого неожиданного порыва их союз не распался, наоборот, он
стал крепче. Прошло всего несколько дней, и она с Мальриком переселилась к
Марку в римскую казарму, часть которой была отведена для семейных пар.
Хотя он больше, чем когда-либо, мечтал быть с ней вместе, кое-что
тревожило его. Первая и самая главная мысль, не дававшая ему покоя: как
посмотрит на эту связь Сотэрик? Трибун не раз видел, как взрывался брат
Хелвис, когда полагал, что честь его задета. Как он отнесется к тому, что
Марк забирает его сестру к себе? Когда он спросил об этом саму Хелвис, она
ответила с женской практичностью:
- Не ломай себе голову. Если и потребуется что-либо сказать, оставь
это мне. Я позабочусь обо всем. Ты ведь не соблазнил невинную девушку,
знаешь ли. Если бы ты вовремя не пришел на помощь, эти мерзавцы, скорее
всего, перерезали бы мне горло. Милый, ты меня спас, для Сотэрика это
имеет значение большее, чем что-либо иное.
- Но...
Хелвис остановила его протест поцелуем, однако полностью успокоить
так и не смогла. И все же последующие события доказали, что она была
права. Сотэрик стал относиться к Марку как к члену семьи, и его пример
распространился на других намдалени. Они знали, чем обязаны римлянам, и
когда командир легионеров влюбился в одну из их женщин, это только
послужило лишним поводом относиться к чужеземным солдатам как к своим
братьям.
Когда эта проблема разрешилась, Марк стал ждать реакции своих солдат.
Сперва легионеры начали ворчать: им было известно, как относится трибун к
женатым солдатам, а теперь он сам нарушил свое же правило...
- Не обращай на них внимания, - сказал Гай Филипп. - Никому нет дела
до того, с кем ты спишь - с женщиной, с мальчиком или с синим бараном.
Главное - что ты думаешь головой, а не тем, что между ног.
После этого грубого, но толкового совета центурион ушел, чтобы
устроить кому-то очередной разнос.
Однако такой совет было легче дать, чем выполнить. Раньше Скаурус был
всегда терпим к Венере - в исчезнувшем Медиолане, в армии Цезаря и с того
момента, как появился в Видессосе. Когда возникало желание, он платил за
него и не стремился встретиться с одной женщиной дважды. Но теперь, когда
появилась Хелвис, он обнаружил, что хочет наверстать упущенное за годы
походной жизни, что после каждой ночи он становится все более ненасытным.
Хотя, овдовев, Хелвис не обращала внимания на мужчин, тело ее стремилось к
близости, и теперь всю его страсть она отдавала Марку. Трибун вдруг
заметил, что спит крепче, чем в те годы, когда был ребенком. Однажды он
подумал: какое счастье, что, когда камор, посыльный Авшара, приходил в
казарму, здесь не было Хелвис - теперь Марк никогда бы не проснулся при
приближении кочевника.
Скаурус думал и о том, как воспримет эту перемену Мальрик, но сын
Хелвис был еще очень маленьким, чтобы привыкнуть ко всему на свете. Вскоре
он уже называл трибуна отцом чаще, чем по имени, и это вызывало у
римлянина смешанное чувство гордости и грусти. Мальчишка сразу же стал
любимцем легионеров. В казарме было совсем немного детей, и солдаты всех
их баловали. Мальрик схватывал латынь на лету, восприимчивый к новому, как
все дети. Бывали дни, когда трибун вообще забывал о том, что идет
подготовка к войне. Он только хотел, чтобы таких дней было больше - это
было самое счастливое время в его жизни.
10
Когда они получили приказ явиться на имперский военный совет, Гай
Филипп проворчал:
- Черт побери, давно уже пора. Кампания должна была начаться еще два
месяца назад, если не раньше.
- Политические игры, - ответил Марк и добавил: - Мятеж тоже не
слишком помог. Но ты прав, они могли выступить и раньше.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108