Голос звонкий. Ненад стоит посередине класса,
взволнованный, красный, сам недоумевая, как он мог так громко крикнуть.
— Ах!
— Бей его! Бей!
Руки поднимаются, Павлович уже перед Ненадом, ударяет его кулаком по шее, потом по челюсти. У Ненада темнеет в глазах, он кидается на Павловича, вцепляется в его косматые волосы, и оба валятся в узком проходе между партами.
— Бей его!
— Расквась ему нос!
Чей-то тоненький голос покрывает остальные:
— Дай как следует! Добивай его, добивай!
Все сгрудились над дерущимися, все кричат — крики через открытое окно тонут в ясном небе,— и никто не видит, как Гурич, посмотрев на свои руки, падает как подкошенный на стол, закрывая лицо руками, пачкает чернилами щеки, глаза, редкие седые волосы и рыдает, рыдает с таким отчаянием, что его худые плечи содрогаются в позеленелом сюртуке.
Тишина. В коридорах бренчат сабли офицеров. Аптахт! Внимание! Ученикам запрещено бегать по лестницам. Ученикам запрещено петь и кричать. В противном случае... Ученикам запрещено входить в здание гимназии до звонка. В противном случае... А звонок раздается без пяти минут восемь. Поэтому каждое утро, в любую погоду вся гимназия стоит на той стороне улицы и ждет. Сидят на тротуаре. Подпирают разрушенную ограду кавалерийских казарм. У дверей расхаживают часовые. В полном снаряжении. Охраняют здание.
В дверях вытирают ноги. По обеим сторонам стоят цолицейские. В комнате привратника сидит Фриц и записывает опоздавших. У лестницы и в коридоре — дежурные учителя. Уборные, несмотря на всю эту дисциплину, предательски воняют. Казарма. Тюрьма. Все подавлено. Везде порядок. Молитвы. Гимны. Равнение. В классах гробовая тишина — не отличить, когда перемена, а когда урок. Мелде гехорзам! Перекличка. Ученикам не разрешается играть в парке; им теперь отведен узкий каменный двор. Там дежурит учитель. Инспекторы поздравляют наставников, офицеры от удовольствия щелкают шпорами, штатские кланяются. От старого Гурича давно уже осталось только одно воспоминание.
Он, скрываясь где-нибудь в полуразрушенном Белграде, голодает,— один, а может быть, с детьми. Новый учитель, лейтенант Хеберт, немец из Воеводины, еще слаб после тяжелого ранения в ногу; он поминутно опирается на саблю, давая ученикам почувствовать свою власть, и, чтобы успокоить боль в ноге, тихонько, совсем тихонько с улыбкой на лице дерет их за уши. Он знакомит ребят с тайнами математики и геометрии по собственному методу; это очень мудрая система запретов, наказаний, лишений. Чтобы решить задачу, недостаточно встать у доски и взять в руки мел и губку. Нет. Пресветлый лик господина лейтенанта, к которому не разрешается повернуться спиной, играет большую роль при решении задачи. А также пятки, без сомнения! Без этого... и только уже потом рука с губкой. Ответ на каждый вопрос надо давать в положении «смирно», повернувшись лицом к учителю, который в это время может ковырять в носу или смотреть в окно. Надо также уметь подходить к кафедре, как и отходить от нее. В монархии не может быть места для дикарей.
— Я вам вобью в голову цивилизацию, вши паршивые!
А цивилизация — дело утомительное. К концу урока все в классе как выжатые, руки и ноги деревянные, все подавлены. На уроках учителей-сербов легче, словно открываются окна на горы и леса. Легче дышать. Слышится смех, нет напряженности. Молодой учитель Малиша вместо географии читает им прекрасные французские рассказы. Теплым, родным, чего они прежде не ощущали, веет от этих людей. Но уже поздно. Гурича больше нет.
МАРИЯ
— Ненад, Ненад, разве ты меня не узнаешь?
Мария стояла под цветущими липами. Лицо бледное,
губы ярко накрашены. Она с удивлением смотрела, как Ненад пятился от нее.
— Постой же, Ненад, что с тобой?
Он наткнулся спиной на кустарник, окружавший большой парк, и чуть не упал. С трудом сохранив равновесие, он круто повернулся и бросился было бежать. Но Мария поймала его и подхватила под руку:
— Ай-яй, хорош, нечего сказать! Вот как любят своих старых друзей.
Мимо них проходили гимназисты с блестящими значками на рукавах и с книгами под мышкой. В глубине парка, сквозь густую зелень старых каштанов, белела новая теннисная площадка; оттуда доносились короткие, непонятные выкрики и мягкие удары по белым мячам.
— Пустите меня.
Мария взяла его за подбородок мягкой, белой, надушенной рукой, стараясь поднять ему голову, но он продолжал вырываться и отворачиваться.
— Разве ты меня больше не любишь?
— Нет, нет, вы нехорошая, вы...— Он вдруг прямо посмотрел на нее и, хотя собирался сказать совсем другое, проговорил грубо:— Ами сдохла. Выла, выла от тоски по вас и сдохла.
Мария еще больше побледнела. От этого губы ее казались краснее, а ресницы и брови чернее.
— Когда?
— Надо, Мапе!
По узкой тропинке парка поднимался молодой офицер с ракетками под мышкой. Тут только Ненад заметил, что и у Марии в руке была ракетка и сама она была вся в белом.
— Я здесь, Фреди!
Мария устало улыбнулась Ненаду; рука ее ослабла. Но, когда он попытался освободиться, она снова удержала его. И вдруг развеселилась, начала болтать и нежно потянула Ненада за собой, склонившись к нему так близко, что волосы ее коснулись его лица. От волос, как и от нее самой шел какой-то особенный, женский, волнующий запах.
— Посмотри, Фреди, красивый мальчик, не правда ли? Помнишь, я тебе говорила о нем, помнишь? И знаешь, Фреди, ты не должен ревновать к нему, ни в коем Случае, иначе, если придется выбирать между ним и тобой, то так и знай, брошу тебя и вернусь домой. Ненад, познакомься с Фреди, дай руку.
Фреди вставил в левый глаз монокль в черной оправе и внимательно посмотрел на Ненада. Взгляд был немного насмешливый, но совсем не злой.
— Так вот он, мой соперник? Вашу руку, молодой человек! Надеюсь, мы будем друзьями, и мне не придется вызывать вас на дуэль.
Ненад не испытывал ненависти к нему, хоть и желал этого. Фреди, с красивыми и правильными чертами лица, был, несмотря на капитанские звездочки, живой, симпатичный молодой человек, совсем не чопорный и в высшей степени благовоспитанный. Высокий, стройный, ловкий, он крепко держал руку Ненада в своей теплой руке.
— Ваша фамилия?
— Байкич, господин офицер. Ненад Байкич.
— А я капитан Фреди. Мапе, надо ли называть все другие мои имена или этого достаточно?
Ненад покраснел: этот Фреди разговаривает с ним, как с мальчишкой. Мария вступилась:
— Серьезно, Фреди, не серди Ненада. А ты, Ненад, не принимай все близко к сердцу. Фреди, знаешь ли, только так говорит, но он хороший и не злой, ты увидишь. Правда, Фреди?
— Правда, разумеется, — ответил Фреди с милой улыбкой.
Они стояли и беседовали, а мимо проходили гимназисты и смотрели на них, что было особенно неприятно Ненаду.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138