— Пока генерала нет, пойдем сядем вон в том угол-
ке и попросим Михаила Ильича рассказать. Он этим делом когда-то занимался, в газеты писал, да только не напечатали.
Кисляков охотно отозвался на приглашение Волкова и вполголоса рассказал Клингелю о том, как нынешний хан Асфендьяр умертвил своего отца.
В 1910 году хивинскому хану Мухаммед-Рахиму, побежденному в 1873 году царскими войсками, исполнилось 63 года. Старик был полон сил и здоровья и надеялся прожить еще не один десяток лет. Его третий сын Асфендьяр, за почтительность и строгое благочестие назначенный им и утвержденный царем наследником, нетерпеливо ждал смерти отца. По его наущению главный казий ханства, поздравляя Мухаммед-Рахима с годовщиной рождения, почтительно заметил, что 63 года — возраст, в котором умер пророк Мухаммед. Мухаммед-Рахим набожно провел руками по лицу и ответил главному казню, что судьба человека отмечена в книге судеб, он чувствует себя бодро и, надеясь на милость аллаха, собирается пожить подольше. Асфендьяр решил все же добиться смерти отца.
Вскоре после того, как Мухаммед-Рахим пышно отпраздновал свое 63-летие, ему в подарок кто-то принес блюдо черного тута. Хан сидел во внутренних покоях со своим десятилетним внуком — сыном Асфендьяра и стариком сановником. Около них в большой золоченой клетке сидел любимый попугай хана. Этого попугая Мухаммед-Рахиму подарил турецкий султан Абдул-Гамид, Попугай умел сорок раз без передышки говорить по-арабски:
— Ля-иля иль алла.
Мухаммед-Рахим чрезвычайно любил плоды черного тута, но в этот день у него болел живот. Он предложил старику сановнику угощаться плодами. Сановник из этикета не стал есть и сказал, что у него тоже болит живот. Плодами тута стал лакомиться внук хана. Несколько штук проглотил попугай. Этот попугай вдруг свалился с жердочки, забился в судорогах и сдох. Не успел хан выразить огорчения, как громко закричал, заплакал его внук, жалуясь на сильные боли в желудке. Поспешно вызванный врач констатировал отравление сильным индийским ядом. Попытки спасти внука были напрасны,
врач не знал противоядия. Мальчик в страшных муче-ниях к вечеру умер.
Мухаммед-Рахим вызвал великого визиря и приказал ему под страхом казни найти виновника покушения на его жизнь. Великий визирь на другой же день осторожно сообщил ему, что черный тут был послан из дворца его наследника Асфендьяра. Мухаммед-Рахим накрыл голову полой халата и долго плакал, жалуясь на вероломство своего почтительного сына и наследника и приказал не разглашать этого случа'я. Он принял строгие меры к ограждению своей жизни. Пищей его стали простые лепешки, которые собственноручно пекла ему его старуха жена, а питьем—-зеленый чай, который подавал один из любимых слуг. Но Асфендьяр-хан не успокоился, он сумел подкупить слугу и тот подсыпал в чай его отца стрихнин. Мухаммед-Рахим умер в возрасте пророка Мухаммеда...
Едва Кисляков успел досказать широко известный в ханстве случай с отравлением старого хана, как все собравшиеся зашевелились и встали. В михманхану, сверкая серебром погон и орденов, вошел генерал Гнилицкий.
Коммерсанты, один за другим, подходили к нему и, уважительно кланяясь, пожимали холодную мягкую руку.
Только недавно они презрительно отзывались об умственных способностях этого офицера-чиновника, исподтишка смеялись над его выпученными глазами, взъерошенными рыжими усами и длинной фигурой. Теперь они с почтением слушали громкий, уверенный генеральский голос.
— Я подавил бунт и сурово наказал зачинщиков. Господа купцы, вы можете совершенно спокойно заниматься вашими делами.
— Ваше превосходительство, чтобы эти беспорядки не повторялись, надо поискать корни их в Хиве среди сановников,—сказал Сыщеров.
Генерал с высоты своего роста, презрительно сощурившись, поглядел на приземистого кривоногого зятя Мешкова.
— Кто вы такой?
— Зять Мешкова, Сыщеров, ваше превосходительство,— почтительно кланяясь, ответил тот.
— А-а, это у вас я был на свадьбе, помню, помню..,
Я выслал из Хивы двух ханских министров... Но главная причина волнения—это, конечно, реформы великого визиря, на этот счет я уже договорился с его высочеством. Но, господа, надо бы и вам более осмотрительно, и я б сказал осторожно, работать с дехканами, избегать резких методов наживы. Хивинский крестьянин, знаете, плохо понимает законы коммерции и, неся убытки от своего плохого хозяйствования, склонен, конечно, не* справедливо обвинять в трудностях жизни коммерсантов... Уверяю вас, мне часто приходится принимать особые меры для разряжения недовольства дехкан.
— Извините, Владимир Павлович,— сказал Волков,— но из ваших слов можно подумать, что мы тоже в чем-то виноваты. А виноват хан и его чиновники... А потом и другую причину вам скажу, наедине...
Генерал пристально поглядел в желтые хитрые глаза Волкова, потом, повернувшись к Клингелю, протянул ему вскрытое письмо.
— В Петро-Александровской почтово-телеграфной конторе случайно обнаружена вот эта пасквильная статья. Ее написал ваш служащий. Я думаю, что вы откажетесь от его услуг, со своей стороны я приму меры к его изоляции...
Клингель схватил письмо, нервно выдернул из конверта статью и взглянул на подпись. Лицо его налилось кровью: под статьей стояла подпись Григория. Он молча показал Волкову на подпись.
Генерал не дал Волкову прочесть статьи, повел его в другую комнату.
Он плотно закрыл за собой дверь, защелкнул ее на замок и остановился против Волкова.
— Ну, станишник, выкладывай.
— Помните, Владимир Павлович, два месяца назад в Хиву к хану приезжал из Ташкента начальник охранного отделения?
—Ну, помню, он приезжал для переговоров с ханом об учреждении в ханстве районного охранного отделения. Волков покачал головой.
— Только ли за этим, Владимир Павлович? Он приезжал, чтобы секретно расследовать вашу работу. Вот прочтите-ка, что против вас показал хан...
Волков вынул из кармана вчетверо сложенный большой лист бумаги и подал Гнилицкому. Не отрывая глаз
от бумаги, генерал подвинул к себе кресло и опустился в него. Волков встал позади и, облокотившись на спинку, через плечо генерала читал знакомые строчки. Эту бумагу он добыл от переводчика хана за крупную сумму, но Волков в таких случаях никогда не жалел денег.
«Объяснения хана хивинского Сеид-Багадур Асфен-дьяр-Хана, данные начальнику Туркестанского районного охранного отделения на аудиенции в г. Хиве 15 и 16-го октября. Многие восстания в моем ханстве были направлены не против меня, а против моего великого визиря, который, нарушая законы ислама, с согласия министров великого белого царя, начал проводить в моем ханстве реформы. А все вооруженные выступления против меня являлись результатом постоянного возбуждения из личных выгод генералом Гнилицким населения, то при помощи моих некоторых сановников, то при помощи туркменских вождей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82