В нем большим уважением пользовались ловкие аферисты, подобные Волкову, торговцы женами, подобные ханскому ювелиру. Богатство этих аферистов, уголовных преступников очищало их прегрешения. Нелегко сохранить честность в этой среде молодому человеку, не
знающему жизни. Но Лазарев понял, что Григории стоит на какой-то грани между добром и злом, между честностью и бесчестьем. Достаточно теперь убедить его в полезности дела своего хозяина, и он навсегда превратится в человека, подобного Кислякову, этого спившегося болтуна, потерявшего за карточным столом свои убеждения.
И Григорий уже многое видел глазами Кислякова. Он пытался убедить себя и доказать Лазареву необходимость и неизбежность жертв со стороны арбакешей ради интересов русского коммерческого общества. Ведь прогресс требует жертв! Ведь одна копейка — это ничтожно малая величина в сравнении с тем разорением, которое грозило арбакешам!
Нужен был жесткий удар, чтобы Григорий понял и свою ошибку и бесчестность Волкова.
Лазарев вдруг прервал его и спросил сухо и строго:
— По-вашему выходит, что Волков бескорыстен и работает только ради престижа русской коммерции. А дехкане жадны. Прогресс требует жертв, их должны нести дехкане. А вы хоть раз попробовали подсчитать, что дает Волкову его гужевая контора?
Григория неприятно поразил сухой голос Лазарева.
— Он только оправдает свои расходы... Лазарев иронически засмеялся:
— Какая простота! Кто ж это поверит, что коммерсант, да еще коммерсант колонии, возьмется за дело, которое ему не принесет, ну, хоть сто процентов прибыли!..
— Но Волков — необычный коммерсант. Он так резко пишет в газетах против тирании хана. Для этого нужно быть и честным и смелым...
— Наглым и нахальным, Григорий Васильевич. Это же шантажные статьи!.. Но подождите, давайте с карандашом в руках проверим, уж так ли бескорыстен господин Волков...
Лазарев вырвал из своей записной книжки листок, со слов Григория записал грузооборот пристани, количество работающих арб, их среднюю грузоподъемность и быстро произвел арифметический подсчет.
Лазарев показал Григорию результат подсчета.
— Смотрите, Григорий Васильевич, сюда. В Новом Ургенче работает ежедневно тысяча арб, каждая арба
поднимает в среднем сорок пудов. Волков получает с пуда по одной копейке. Значит, по 40 копеек с арбы, а с 1000 арб — 400 рублей или 12 тысяч в месяц, а в год 144 000 рублей. Годовой расход его не превысит 4000 рублей. Копейка — маленькая величина, но много копеек составляют капитал. Так ли бескорыстен Волков? Не верьте в его гуманность. Он не дурак, и никогда не завел бы свой транспорт. Тысяча собственных арб разорила бы его в один месяц. Волков—умный и опасный хищник, он воспользовался неорганизованностью арбакешей и заставил их ни за что ни про что платить себе дань в 140 тысяч рублей в год.
Григорий растерянно глядел на Лазарева.
— Может ли это быть, Николай Иванович! Лазарев протянул ему листок.
— Цифры ваши,— проверьте мой расчет... Григорий машинально взял из его рук листок и
дважды проверил цифры. Они были точны. Он выронил листок и обеими руками сжал лицо.
— Боже мой, какой я непроходимый дурак!— с отчаянием в голосе, воскликнул Григорий.— Я шел вместе с ним против несчастных крестьян, уговаривал их платить ему эти сто сорок тысяч рублей! О, какая ужасная ошибка! Они никогда не сдались бы, но Саур по моей вине стал жертвой наглой провокации, и это сломило их сопротивление...
Глубокое волнение Григория тронуло Лазарева, но он сухо сказал ему:
— Вы, конечно, косвенно помогли Волкову разбить стачку, это правда. Но ведь вы же его служащий, вы едите его хлеб, и в конце концов, это ваша обязанность помогать своему хозяину.
Григорий возмущенно отодвинулся от Лазарева:
— Зачем вы говорите такие циничные слова! Ведь вы же сами не верите тому, что сказали! Работник не обязательно должен быть нечестным подобно своему хозяину. Я не хочу есть хлеб, заработанный нечестным путем... Боже мой, что бы сказал мой отец, если бы узнал, в какую грязь я попал.
Лазарев ласково взял Григория за руку:
— Провокация, жертвой которой стал Саур, только один из многих способов борьбы Волкова за дело. Сло-
мить сопротивление ему, несомненно, помог Шарифбай. Они, конечно, сговорились.
Григорий сидел бледный, пальцы его рук дрожали..,
— Успокойтесь же, Григорий Васильевич,— мягко сказал Лазарев.— В конце концов, ведь Волков всего только коммерсант, ну, может быть, более ловкий, чем другие.
— Нет, я не успокоюсь, пока не выясню роли Ша-рифбая. Ведь он согласился возить груз на тех условиях, что и все арбакеши — по четыре копейки, вместо пяти. Значит, ему незачем было порочить Саура и провоцировать арбакешей. Он мог сделать это неумышленно, и тогда прямым виновником срыва сопротивления буду один я!
Лазарев недоверчиво покачал головой:
— Вы переоцениваете свою роль. Волкову удалось сломить сопротивление арбакешей-крестьян только потому, что они не были организованы. Это покажет им пользу объединения, а руководители, конечно, разъяснят все махинации господина Волкова. Саур, вероятно, очень убит. Скажите ему, чтобы он зашел ко мне.
— Вы знаете Саура?— удивился Григорий. Лазарев испытующе взглянул на собеседника, неохотно ответил:
— Я встречаюсь с ним на охоте... Однако мы заня-лись разговорами и совсем забыли про удочки...
Лазарев спустился к самой воде и начал насаживать на крючки новую приманку.
Григорий не замечал шаловливо подпрыгивающего на воде поплавка; мысли его занимал Волков. Перед его глазами неотступно стоял этот коммерсант, искусно прятавший под маской добродушия, сердечности холодный расчет. Григорий покраснел, вспомнив поездку на озеро. Он вместе с Кисляковым взывал тогда к гуманности Волкова, а Волков издевался над их лучшими чувствами...
Звонкий детский голос прервал печальные мысли Григория. К ним по берегу приближались, держась за руки, десятилетний мальчик в теплой куртке и молодая девушка, с яркими синими глазами.
— А-а, вот и наши!— сказал Лазарев.— Знакомьтесь, Елена Викторовна, с Григорием Васильевичем.
— Я о вас уже слышала,— улыбаясь сказала Елена, протягивая Григорию руку.— Вы Лямин, тот, который знает все восточные языки, ходит по базару, по курган-чам с записной книжкой и записывает пословицы, песни, сказки.
Григорий внимательно посмотрел на смеющееся румяное лицо молодой девушки и подвинулся, очищая ей место рядом с собой.
— Кто это вам рассказывает про меня? Елена засмеялась сильнее:
— Новый человек в колонии у всех на виду. Каждый его шаг будет отмечаться обывателями до тех пор, пока они не привыкнут к его странностям.
— А вам это не кажется странностью?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82
знающему жизни. Но Лазарев понял, что Григории стоит на какой-то грани между добром и злом, между честностью и бесчестьем. Достаточно теперь убедить его в полезности дела своего хозяина, и он навсегда превратится в человека, подобного Кислякову, этого спившегося болтуна, потерявшего за карточным столом свои убеждения.
И Григорий уже многое видел глазами Кислякова. Он пытался убедить себя и доказать Лазареву необходимость и неизбежность жертв со стороны арбакешей ради интересов русского коммерческого общества. Ведь прогресс требует жертв! Ведь одна копейка — это ничтожно малая величина в сравнении с тем разорением, которое грозило арбакешам!
Нужен был жесткий удар, чтобы Григорий понял и свою ошибку и бесчестность Волкова.
Лазарев вдруг прервал его и спросил сухо и строго:
— По-вашему выходит, что Волков бескорыстен и работает только ради престижа русской коммерции. А дехкане жадны. Прогресс требует жертв, их должны нести дехкане. А вы хоть раз попробовали подсчитать, что дает Волкову его гужевая контора?
Григория неприятно поразил сухой голос Лазарева.
— Он только оправдает свои расходы... Лазарев иронически засмеялся:
— Какая простота! Кто ж это поверит, что коммерсант, да еще коммерсант колонии, возьмется за дело, которое ему не принесет, ну, хоть сто процентов прибыли!..
— Но Волков — необычный коммерсант. Он так резко пишет в газетах против тирании хана. Для этого нужно быть и честным и смелым...
— Наглым и нахальным, Григорий Васильевич. Это же шантажные статьи!.. Но подождите, давайте с карандашом в руках проверим, уж так ли бескорыстен господин Волков...
Лазарев вырвал из своей записной книжки листок, со слов Григория записал грузооборот пристани, количество работающих арб, их среднюю грузоподъемность и быстро произвел арифметический подсчет.
Лазарев показал Григорию результат подсчета.
— Смотрите, Григорий Васильевич, сюда. В Новом Ургенче работает ежедневно тысяча арб, каждая арба
поднимает в среднем сорок пудов. Волков получает с пуда по одной копейке. Значит, по 40 копеек с арбы, а с 1000 арб — 400 рублей или 12 тысяч в месяц, а в год 144 000 рублей. Годовой расход его не превысит 4000 рублей. Копейка — маленькая величина, но много копеек составляют капитал. Так ли бескорыстен Волков? Не верьте в его гуманность. Он не дурак, и никогда не завел бы свой транспорт. Тысяча собственных арб разорила бы его в один месяц. Волков—умный и опасный хищник, он воспользовался неорганизованностью арбакешей и заставил их ни за что ни про что платить себе дань в 140 тысяч рублей в год.
Григорий растерянно глядел на Лазарева.
— Может ли это быть, Николай Иванович! Лазарев протянул ему листок.
— Цифры ваши,— проверьте мой расчет... Григорий машинально взял из его рук листок и
дважды проверил цифры. Они были точны. Он выронил листок и обеими руками сжал лицо.
— Боже мой, какой я непроходимый дурак!— с отчаянием в голосе, воскликнул Григорий.— Я шел вместе с ним против несчастных крестьян, уговаривал их платить ему эти сто сорок тысяч рублей! О, какая ужасная ошибка! Они никогда не сдались бы, но Саур по моей вине стал жертвой наглой провокации, и это сломило их сопротивление...
Глубокое волнение Григория тронуло Лазарева, но он сухо сказал ему:
— Вы, конечно, косвенно помогли Волкову разбить стачку, это правда. Но ведь вы же его служащий, вы едите его хлеб, и в конце концов, это ваша обязанность помогать своему хозяину.
Григорий возмущенно отодвинулся от Лазарева:
— Зачем вы говорите такие циничные слова! Ведь вы же сами не верите тому, что сказали! Работник не обязательно должен быть нечестным подобно своему хозяину. Я не хочу есть хлеб, заработанный нечестным путем... Боже мой, что бы сказал мой отец, если бы узнал, в какую грязь я попал.
Лазарев ласково взял Григория за руку:
— Провокация, жертвой которой стал Саур, только один из многих способов борьбы Волкова за дело. Сло-
мить сопротивление ему, несомненно, помог Шарифбай. Они, конечно, сговорились.
Григорий сидел бледный, пальцы его рук дрожали..,
— Успокойтесь же, Григорий Васильевич,— мягко сказал Лазарев.— В конце концов, ведь Волков всего только коммерсант, ну, может быть, более ловкий, чем другие.
— Нет, я не успокоюсь, пока не выясню роли Ша-рифбая. Ведь он согласился возить груз на тех условиях, что и все арбакеши — по четыре копейки, вместо пяти. Значит, ему незачем было порочить Саура и провоцировать арбакешей. Он мог сделать это неумышленно, и тогда прямым виновником срыва сопротивления буду один я!
Лазарев недоверчиво покачал головой:
— Вы переоцениваете свою роль. Волкову удалось сломить сопротивление арбакешей-крестьян только потому, что они не были организованы. Это покажет им пользу объединения, а руководители, конечно, разъяснят все махинации господина Волкова. Саур, вероятно, очень убит. Скажите ему, чтобы он зашел ко мне.
— Вы знаете Саура?— удивился Григорий. Лазарев испытующе взглянул на собеседника, неохотно ответил:
— Я встречаюсь с ним на охоте... Однако мы заня-лись разговорами и совсем забыли про удочки...
Лазарев спустился к самой воде и начал насаживать на крючки новую приманку.
Григорий не замечал шаловливо подпрыгивающего на воде поплавка; мысли его занимал Волков. Перед его глазами неотступно стоял этот коммерсант, искусно прятавший под маской добродушия, сердечности холодный расчет. Григорий покраснел, вспомнив поездку на озеро. Он вместе с Кисляковым взывал тогда к гуманности Волкова, а Волков издевался над их лучшими чувствами...
Звонкий детский голос прервал печальные мысли Григория. К ним по берегу приближались, держась за руки, десятилетний мальчик в теплой куртке и молодая девушка, с яркими синими глазами.
— А-а, вот и наши!— сказал Лазарев.— Знакомьтесь, Елена Викторовна, с Григорием Васильевичем.
— Я о вас уже слышала,— улыбаясь сказала Елена, протягивая Григорию руку.— Вы Лямин, тот, который знает все восточные языки, ходит по базару, по курган-чам с записной книжкой и записывает пословицы, песни, сказки.
Григорий внимательно посмотрел на смеющееся румяное лицо молодой девушки и подвинулся, очищая ей место рядом с собой.
— Кто это вам рассказывает про меня? Елена засмеялась сильнее:
— Новый человек в колонии у всех на виду. Каждый его шаг будет отмечаться обывателями до тех пор, пока они не привыкнут к его странностям.
— А вам это не кажется странностью?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82