Бодрый и сильный конь быстро домчал Григория до знакомого базарчика.
Хотя солнце еще не вставало, но у кустарей шла горячая работа. Григория оглушил дробный стук десятков молотков, глухие удары топоров, шарканье рубанков. Кустари переходили из мастерской в мастерскую с не свойственной им живостью, сердито покрикивали на подручных мальчиков и медлительных стариков.
Арбасоз встретил Григория с большим почтением и попытался поддержать его под руки, когда тот слезал с седла. Он усадил Григория на нары, застланные ковром, и распорядился принести чай.
— Работаем, как нам приказывал хозяин,— сказал арбасоз, подавая Григорию пиалу чая.— Есть у нас такая пословица: «если прикажет отец — нарушь молитву, но сделай», а у мусульман, ты сам знаешь,— хозяин —второй отец.
Старик-резчик, строгавший рубанком сосновую доску, услышал и рассмеялся:
— И другая пословица есть: «хозяин-мастер отцом не будет». Мы работали во славу бога, чинно и пристойно, а теперь он торопит тебя, ты гонишь нас. Сегодня встали до рассвета и еще не пили чая. Какой же он отец?
Хозяину не понравилось замечание старика, он нахмурился.
— Эй, радоваться надо, работы много, а ты плачешь. Не хочешь — не работай, я тебя не неволю... Ворчит старик, держу его из жалости больше,— продолжал он, повернувшись к Григорию.— Резьбу теперь на арбах не делаем, кому она нужна. Нужно, чтобы прочно было...
Старик глубоко вздохнул, взялся за рубанок.
— А ведь я тебя ремеслу обучал... Резьба, конечно, никому теперь не нужна.— Деньги нужны.
Григорий сказал арбасозу о причине своего приезда. Тот вместо ответа повел его по мастерским..
Кустари не теряли времени даром. В дуканах плотники энергично тесали длинные спицы, доски для коробов, обделывали тяжелые бревноподобные оглобли. Кузнецы ковали болты, скрепы, резали железо для шин. Под присмотром молодого, угрюмого племянника хозяина группа плотников и кузнецов всаживала втулки в гнезда ступиц, натягивала шины на готовые колеса.
Обращаясь к Григорию, арбасоз угодливо сказал:
— Все, что видел,— расскажи хозяину. Все пятнадцать арб я ему в срок сдам, только пусть еще денег даст... Ох, умный твой хозяин. Я теперь всем говорю: «Арбы делаю дешево и быстро. Покупайте у меня».
Он показал Григорию штабеля леса, сложенного около его мастерской.
— У меня сухого леса на сотню арб. Спрос на него поднялся, он теперь в два раза дороже стоит, ко мне приезжают из города покупать.
Арбасоз проводил Григория до лошади, поддержал стремя, помог ему сесть в седло.
Григорий поскакал домой. Он застал Волкова за чайным столом и рассказал ему о своих впечатлениях,
Волков удовлетворенно кивнул головой.
— Очень хорошо, Гриша. Арбы готовы — все готово. Нам возиться с этим делом долго нельзя. Сроки договоров скоро истекают, а там — неустойка, гужевой конторе конец. Теперь надо двигаться еще быстрее...
Энергичную деятельность Волкова в колонии заметили. Начались разговоры о громадном гужевом деле, которое он затевает.
Все подтверждало эти слухи. Окрестные кустари, бродившие по базарам в поисках сухого леса и шинного железа, рассказывали о сотнях арб, которые им, якобы, заказал Волков. Начальник почтово-телеграф-ной кон горы по секрету показывал всем копию телеграммы Волкова в Чарджуй о высылке ему большой партии бухарских арб. В Ташкентской газете «Туркестанский Курьер» появилась заметка о громадной гужевой конторе, организуемой в Хивинском ханстве местным коммерсантом Волковым. Сам он принимал все меры, чтобы эти слухи не умолкали. Через хакима Нового Ургенча он нанял пятнадцать рабочих, вскользь уронив при этом, что ему понадобится до тысячи человек.
Ханский чиновник, смущенный грандиозным размером предприятия, затеянного Волковым, ежедневно сообщал хивинскому хану о слухах, связанных с гужевой конторой. Он получил секретное предписание из канцелярии хана не мешать Волкову в его работе и следить внимательно за поведением арбакешей.
Все это возбуждало еще больше разговоров в колонии. Говорили, что Волков идет к верному разорению. Одни искренне жалели этого веселого и ловкого коммерсанта, другие злорадствовали. Рыжий родственник Волкова вначале открыто называл его ослом, говорил о необходимости назначения врачебной комиссии для проверки его умственных способностей. Но вскоре он изменил свое мнение о Волкове и, называя его великим провокатором, непревзойденным жуликом, предсказывал ссылку в Сибирь. Рыжему родственнику никто не верил.
Мешков в кабинете Клингеля, со счетами в руках, доказывал директору сумасбродность затей Волкова.
— Два-три месяца он со своей тысячью арб протянет, а дальше придется лавочку закрыть. Тысячу извозчиков держать — это чистое разорение. Он свои
сорок пять тысяч быстро кончит, а кредит — кто ж ему даст.
Об этих разговорах Волкову часто рассказывал Кисляков, но тот смеялся:
— Эх, Миша. Ради убеждений люди в петлю лезут. Пусть я разорюсь, зато русский престиж поддержу, Ты ж сам мне советовал браться за такие дела.
— Я тебе не давал совета разоряться,— сердито говорил Кисляков. Он не рассказывал своему другу о ежедневных бешеных стычках с Прасковьей Васильевной. Она резко упрекала мужа за глупые идеи, внушенные им Волкову, Волков за делами совсем забыл о ней, и это вызывало у Прасковьи Васильевны бессильный гнев.
Волков, смеясь, успокаивал Кислякова.
— Конечно, Миша, русский престиж, что и говорить, большое дело, но кое-что все же перепадет и в мой карман, ты об этом не беспокойся. Без пользы в коммерции никак нельзя работать. Вот, ты, даст бог, скоро будешь председателем потребительского общества. Так разве ты только на одном жалованьи жить будешь?
Кисляков, улыбаясь, глядел на смеющееся лицо Волкова.
— Циник ты, Арсений. Невозможный циник...
Клингеля беспокоили разюворы о сумасшедшей затее Волкова. Былое недоверие к нему исчезло у директора. В планах банка Волкову отводилось теперь большое место, и неудача умного и энергичного коммерсанта нарушила бы все финансовые расчеты Клингеля. Он решил сам переговорить с Волковым.
Клингель застал Волкова сидящим на веранде в окружении толпы скотопромышленников—казахов в лисьих малахаях и туркмен — в тяжелых бараньих шапках.
Волков, увидя директора банка, вскочил с пола и весело поздоровался с ним.
— Лошадей приторговываю,— пояснил он Клинге-лю.— Мне для гужевой конторы коней-то нужно как на два казацких полка.
Они прошли в кабинет Волкова.
— Я хочу с тобой серьезно поговорить, Арсений Ефимович,— сказал Клингель, усаживаясь в кресло.—
Если помнишь, я однажды тебе говорил, что хотел бы иметь тебя в числе своих клиентов.
— Как же забыть. Я тебе очень благодарен, Самуил Федорович.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82