Генерал похлопал Волкова по плечу:
— Отличный, прекрасный производитель. Я его, знаете ли, дорогой Арсений Ефимович, уже отправил на свой конезавод под Чимкент... Ну-с, у вас есть ко мне какие-нибудь дела или мы рразу поедем?
— Дела?—Волков поискал глазами Шарифбая, пытавшегося спрятаться от него в толпе купцов.— Дела-то у меня есть, Владимир Павлович, но мы о них за обедом поговорим.
— Отлично, отлично. Я сейчас только оденусь, и мы можем ехать...
Пока генерал с помощью переводчика одевал пальто, Шарифбай подошел к Волкову, лицо его было смущено:
— Господин Волков, поговорить с вами я хотел. Придти когда прикажете?
Густые казацкие усы скрыли улыбку, пробежавшую по губам Волкова.
— После обеда генерал любит поспать часика два,— сказал он, как бы в раздумье.— Значит, в этот промежуток... Приходите в шесть часов вечера.
В сопровождении Абдурахманбая и хакима генерал вместе с Волковым вышел на крыльцо. Хаким помог сесть ему в экипаж. Абдурахманбай застегнул кожаную полость, прикрыва'я ноги генерала от грязи.
Выехав за ворота, генерал укоризненно сказал Волкову.
— Его высочество крепко обижается на вас, Арсений Ефимович.
— На меня?—простодушно удивился Волков.—Я в Хиве не бываю, в гости ни к хану, ни к его министрам не хожу, за что ж обижаться-то?
Генерал слегка нахмурился:
— Вашими статьями вы роняете престиж хана в глазах народа. Согласитесь, это неудобно для правителя, только недавно получившего от государя звание великого князя.
— Какого народа? Его народ газет не читает, а кто читает, тот побольше знает, да молчит. Но я, Владимир Павлович, больше статей писать не буду. Я теперь у хана вроде как на службе.
— Слышал, слышал,— с заметной завистью сказал генерал.—Вы, говорят, получили от хана изрядный куш.
— Врут,—убедительно ответил Волков,— врут,— повторил он еще с большей силой.—Какой же это куш? Это задаток по договору на перевозку почты...
— Но вы передали исполнение договора старому подрядчику за вторую половину договорной суммы.
— И это знаете, Владимир Павлович!—удивился Волков и восхищенно хлопнул себя по колену.— Ну, и агентура же у вас! Только подумаешь, а вы уже знаете!
Вблизи дома кучер пронзительно свистнул. Рысак бешено рванулся вперед, вихрем влетел во двор и замер у подъезда.
— Ну, станишник, показывайте, как вы тут живете,— сказал генерал, снимая пальто с помощью хозяина и горничной.
Волков провел его в гостиную. Генерал, большой знаток и жадный любитель ковров, с завистью рассматривал пол и стены обширной комнаты, убранной коврами. Он встал на середину большого мервского ковра, нагнулся, ощупал его:
— Какая прелесть! Какая необычайная шелковистость!— с восхищением воскликнул он.— Необыкновенная точность строгих классических восьмиугольников! А этот чудный орнамент из мелких рисунков... Да,— вздохнул генерал,— на офицерское жалованье такого ковра не купишь...
Волков слегка изменился в лице. Этот бесценный текинский ковер он когда-то подарил Татьяне Андреевне, ока его так любила. Но генерал явно напрашивался на подарок. Волков через силу выдавил на лице улыбку:
— Мы хоть и коммерсантами стали, Владимир Павлович, а старый наш казацкий обычай не забываем: что кунаку в нашем доме нравится, то ему дарим.
Генерал покраснел от удовольствия и с чувством пожал руку Волкова:
— Арсений Ефимович, такой чудесный подарок! Мне, право, совестно... Вот одолжил-то!
Волков позвал слугу-каракалпака и горничную, гремевших в столовой посудой, и велел им свернуть ковер.
— Пусть кучер сейчас же отвезет его к Абдурах-манбаю,— распорядился хозяин и пригласил гостя к столу.
Генерал щелкнул шпорами, приложился к холодной руке Татьяны Андреевны и подал Григорию два пальца.
Щедрый подарок развеселил генерала. Он вел себя за столом непринужденно и шумно, рассказывал армейские анекдоты, восхищался хлебосольными хозяевами, добрыми щами, паюсной икрой и без конца пил. Он горячо расхваливал Татьяне Андреевне ее мужа.
— Арсений Ефимович редкий человек, хозяюшка,— говорил генерал,— он настоящий казак и, оставаясь коммерсантом, сохранил казацкие традиции. Это и дорого нам у наших станишников! Разве я могу сравнить его со здешними Разуваевыми и Колупаевыми. У них ни совести, ни чести — одна коммерция...
Он рассказал Татьяне Андреевне о старике-мусульманине, хлопотавшем за слепых детей, с удовольствием передал Татьяне Андреевне слова старика, проклинающего обидчиков детей. Ему их перевели после окончания приема.
Татьяна Андреевна сидела бледная от негодования;
— И вы, генерал, не могли заступиться за этих несчастных детей, не могли воздействовать на коммерсантов! Какой позор!
Генерал слегка нахмурился:
— В чем позор? Право и закон на стороне коммерсантов. У меня, хозяюшка, кроме этого много забот. Вы, вероятно, слышали о новых беспорядках з низовьях...
Генерал говорил о восстании, вспыхнувшем среди дехкан южных округов ханства. Дехкане разбили кур-ганчу хакима, разогнали нукеров. Сам хаким с трудом спасся от верной гибели. Хан прислал в Петро-Алек-сандровск паническую телеграмму о бунте своих подданных и просил разрешения выехать под защиту рус- ских войск. Генерал предложил хану спокойно сидеть на троне и теперь торопился в низовья. У него был свой метод успокоения крестьянских волнений. Он выезжал с полуэскадроном казаков на места, задабривал подарками вождей и сердаров племен, потом с их помощью вылавливал зачинщиков бунта и публично вешал их на базарах. В высших кругах туркменской администрации метод успокоения генерала Гнилицкого получил широкое одобрение. В своих секретных письмах начальник края рекомендовал решительные действия генерала
Гнилицкого вниманию военных губернаторов областей и начальников уезда...
Генерал считал, что недовольство крестьян вызвано реформами великого визиря хана.
— Это джадиды подсказали ему идею реформы ханства,— ораторствовал генерал.— Постройка этих высших духовных школ, тюрем в европейском духе, дорого стоющих больниц,— все это вряд ли оправдывается необходимостью. Нужно прямо сказать, реформам не сочувствует ни большинство сановников, ни сам хан. Народ же верен традициям, освященным тысячелетиями. А все эти нововведения беспокоят его. Наконец, они противны духу шариата! Вы можете себе предста-: вить, хозяюшка, что хан — неограниченный владыка, а по мусульманскому закону—-высший духовный авторитет— должен по реформе получать жалованье, как, положим, какой-нибудь уездный начальник!
Григорий, весь обед не проронивший ни слова, наклонился к Татьяне Андреевне и вполголоса сказал ей: — Говорят, эти волнения раздуваются сановниками хана. По новой реформе земли их должны облагаться налогами, а до этого они никаких налогов не платили.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82