Только двое показались ему знакомыми — старик, больной трахомой, в серой грязной папахе, и дехканин с широкой открытой грудью. Оба они работали арбакешами, и он не раз видел их в своей гужевой конторе.
— Хозяин, не задерживай!— нетерпеливо крикнул пожилой дехканин, сидевший на груде мешков, сваленных у весов.
Волков в недоумении развел руками.
— Разве я вас задерживаю? Вот весы, а вот приемщик, сдавайте хлопок, получайте деньги...
— Ты плати по совести, тогда и сдадим,— крикнул тот же дехканин.
— По чьей совести, по вашей или по моей? Если по вашей, то у вас ее нет. Весной вы плакали, денег просили, а урожай сняли, платить неохота. Нехорошо, дехкане...
— А разве у тебя совесть есть, хозяин?— спросил старик, больной трахомой.— Ты за хороший хлопок, как за плохой платишь. Мы ведь и без того тебе на тридцать копеек дешевле базара сдаем.
Дехкане заговорили, перебивая друг друга. Они торопились высказать хорошо одетому, сытому русскому баю все свои обиды. Они упрекали его в обвешивании, в обсчете; рассказывали о тех отчислениях с каждого пуда сырца, которые брали с них поручители. Волков терпеливо слушал их жалобы на ростовщиков и лавочников, которые заставляли дехкан бесплатно работать на своих полях, пользовались их арбами и лошадьми, брали высокие проценты за поручительство. По подсчетам дехкан выходило, что они не только не получат прибыли от хорошего урожая хлопка, но еще задолжают своим поручителям большие деньги.
— Лучше бы нам голодать, чем брать у тебя задатки на посев,— с горечью сказал пожилой дехканин.—. Мы теперь не знаем, как нам снять с себя цепи, которые ты на нас наложил.
— Я не могу вам платить дороже других,— возразил Волков,— как все, так и я.
Старик засмеялся.
— В компании воров будь и сам вором.
Пожилой дехканин в рыжей папахе Сунул руку в мешок, вынул горсть сырца, протянул ее Волкову, прося определить его качество.
Глаза приказчика беспокойно забегали. Дехканин с силой толкнул его.
— Молчи, пусть хозяин сам скажет!
Толпа тесно окружила Волкова, следила за его движениями. Он долго нерешительно мял хлопок в руках, потом отодрал волокно от семечка, положил на рукав своего черного пальто. Хлопок был отборный, сухой, длинноволокнистый. На рынках Москвы хивинский хлопок ценился выше ферганского и бухарского на один рубль в пуде. Но правильно оценить хлопок — значит, нарушить стандарт, принятый всеми коммерсантами, значит, переплатить им не одну сотню тысяч рублей.
Волков искоса взглянул на приказчика, оттертого от него толпой. Тот нервно переступал с ноги на ногу и, заметив взгляд хозяина, словно невзначай поднял к шапке руку с отогнутым указательным пальцем. Волков понял — хлопок должен быть оценен ниже его качества на один пункт.
И голосом, не допускающим возражения, хозяин определил сырец на сорок копеек ниже его настоящей стоимости. Он тотчас же убедился в своей ошибке и досадливо скрипнул зубами.
Толпа дехкан пришла в движение, послышался громкий смех, злые шутки по адресу подслеповатого хозяина.
— Эй, хозяин, может, тебе фонарь принести!— крикнул из толпы молодой дехканин.
— Фонарь не поможет,— усмехнулся старик,— хлопок белый, как день, а у хозяина глаза совиные.
— Хлопок мы знающим людям на проверку носили, ты нас обманываешь.
Волков растерялся от разноголосого крика. Он, стиснув зубы, следил, как дехкане, смеясь, помогали друг другу складывать на арбы хлопок, сваленный у весов, и неторопливо выезжали со двора.
Их смех и шутки казались ему страшнее их гнева. Так вести себя могли только те, кто был уверен в своей силе и в своем праве.
Волков задержал пожилого дехканина, собиравшегося отъезжать.
— Но ведь тебе все равно никто дороже не заплатит...
Пожилой дехканин снял его руку со своего плеча, вскочил на арбу.
— Значит, среди вас, баев, нет честных людей. Все обманщики!
Волков долго смотрел вслед отъезжающим арбам. Двор быстро опустел, обезлюдел. Только мерное дыхание завода оживляло обширную территорию. Ему вдруг показалось, что огромный завод десятком своих окон-глаз недоверчиво рассматривает его, одиноко стоявшего около пустых весов. Он вздрогнул от внезапно охватившего смущения и сейчас же с досадой крепко выругался. Надо было действовать быстро и беспощадно, а не поддаваться панике. Обычное настроение вернулось к нему. Разве у него теперь был недостаток в друзьях, в единомышленниках, одинаково заинтересованных в подавлении этой неожиданно вспыхнувшей стачки дехкан.
Он пошел к воротам завода, у которых его дожидался экипаж. Из конторы наперерез ему, переваливаясь с ноги на ногу, спешили Мешков и его зять.
— Ты что ж это, всех дехкан разогнал и сам уезжаешь?— издали крикнул Мешков.— Мы, может быть, с ними как-нибудь сговорились бы, поладили бы...
Волков насмешливо глядел на толстобрюхого коммерсанта. Мелкий лавочник, а не коммерсант, он не предвидел последствий от быстрого согласия на требования дехкан, зато ему, Волкову, были они Ясно видны. Это могло повести к открытому сопротивлению, а там, кто знает, далеко ли до восстания.
— Тебе объяснять долго, Егорушка,— сказал Волков добродушно.— Поедем-ка лучше с тобой к Абдурахманбаю, посмотрим, что у него делается...
Тучный хлопкозаводчик без возражения сел в экипаж Волкова. Всю длинную дорогу до завода Абдурахманбая он доверчиво рассказывал о положении своих дел, высказывал опасение за благополучное окончание сезона.
— Помощников у меня мало,— жаловался хлопкозаводчик.— Раньше на Андрея надеялся, учил его, а он в какую-то меланхолию впал, никакой помощи от него. Теперь все на Иван Ивановиче да Нате...
Ворота завода Абдурахманбая к удивлению коммерсантов оказались на запоре. У нар возле завода на серой пыльной кошме сидело за чайником чая несколько вооруженных полицейских. Волков выскочил из экипажа и подошел к ним.
— Что случилось?— спросил он ближайшего мир-шаба.
Тот выпустил изо рта на стену длинную, зеленую от табака, струю слюней, обтер безусый рот полой халата.
— Хозяин не велел выпускать со двора арбы с хлопком, а только порожние,— немного помолчав, добавил,— людей мы пускаем.
Оба коммерсанта, согнувшись, протиснулись во двор через крохотную калитку, вырезанную в высоких воротах.
Огромная территория заводского двора была плотно забита сотнями арб, груженных хлопком. Они в хаотическом беспорядке занимали всю свободную от построек площадь. Дехкан около арб было мало; шум их голосов доносился откуда-то из глубины двора.
Волков спросил первого встреченного им дехканина, чего они ждут.
Сухощавый дехканин с живыми веселыми глазами засмеялся:
— Бай не пускает. Он говорит: «С грузом тяжело ехать, вы его мне сдайте, уезжайте порожняком».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82
— Хозяин, не задерживай!— нетерпеливо крикнул пожилой дехканин, сидевший на груде мешков, сваленных у весов.
Волков в недоумении развел руками.
— Разве я вас задерживаю? Вот весы, а вот приемщик, сдавайте хлопок, получайте деньги...
— Ты плати по совести, тогда и сдадим,— крикнул тот же дехканин.
— По чьей совести, по вашей или по моей? Если по вашей, то у вас ее нет. Весной вы плакали, денег просили, а урожай сняли, платить неохота. Нехорошо, дехкане...
— А разве у тебя совесть есть, хозяин?— спросил старик, больной трахомой.— Ты за хороший хлопок, как за плохой платишь. Мы ведь и без того тебе на тридцать копеек дешевле базара сдаем.
Дехкане заговорили, перебивая друг друга. Они торопились высказать хорошо одетому, сытому русскому баю все свои обиды. Они упрекали его в обвешивании, в обсчете; рассказывали о тех отчислениях с каждого пуда сырца, которые брали с них поручители. Волков терпеливо слушал их жалобы на ростовщиков и лавочников, которые заставляли дехкан бесплатно работать на своих полях, пользовались их арбами и лошадьми, брали высокие проценты за поручительство. По подсчетам дехкан выходило, что они не только не получат прибыли от хорошего урожая хлопка, но еще задолжают своим поручителям большие деньги.
— Лучше бы нам голодать, чем брать у тебя задатки на посев,— с горечью сказал пожилой дехканин.—. Мы теперь не знаем, как нам снять с себя цепи, которые ты на нас наложил.
— Я не могу вам платить дороже других,— возразил Волков,— как все, так и я.
Старик засмеялся.
— В компании воров будь и сам вором.
Пожилой дехканин в рыжей папахе Сунул руку в мешок, вынул горсть сырца, протянул ее Волкову, прося определить его качество.
Глаза приказчика беспокойно забегали. Дехканин с силой толкнул его.
— Молчи, пусть хозяин сам скажет!
Толпа тесно окружила Волкова, следила за его движениями. Он долго нерешительно мял хлопок в руках, потом отодрал волокно от семечка, положил на рукав своего черного пальто. Хлопок был отборный, сухой, длинноволокнистый. На рынках Москвы хивинский хлопок ценился выше ферганского и бухарского на один рубль в пуде. Но правильно оценить хлопок — значит, нарушить стандарт, принятый всеми коммерсантами, значит, переплатить им не одну сотню тысяч рублей.
Волков искоса взглянул на приказчика, оттертого от него толпой. Тот нервно переступал с ноги на ногу и, заметив взгляд хозяина, словно невзначай поднял к шапке руку с отогнутым указательным пальцем. Волков понял — хлопок должен быть оценен ниже его качества на один пункт.
И голосом, не допускающим возражения, хозяин определил сырец на сорок копеек ниже его настоящей стоимости. Он тотчас же убедился в своей ошибке и досадливо скрипнул зубами.
Толпа дехкан пришла в движение, послышался громкий смех, злые шутки по адресу подслеповатого хозяина.
— Эй, хозяин, может, тебе фонарь принести!— крикнул из толпы молодой дехканин.
— Фонарь не поможет,— усмехнулся старик,— хлопок белый, как день, а у хозяина глаза совиные.
— Хлопок мы знающим людям на проверку носили, ты нас обманываешь.
Волков растерялся от разноголосого крика. Он, стиснув зубы, следил, как дехкане, смеясь, помогали друг другу складывать на арбы хлопок, сваленный у весов, и неторопливо выезжали со двора.
Их смех и шутки казались ему страшнее их гнева. Так вести себя могли только те, кто был уверен в своей силе и в своем праве.
Волков задержал пожилого дехканина, собиравшегося отъезжать.
— Но ведь тебе все равно никто дороже не заплатит...
Пожилой дехканин снял его руку со своего плеча, вскочил на арбу.
— Значит, среди вас, баев, нет честных людей. Все обманщики!
Волков долго смотрел вслед отъезжающим арбам. Двор быстро опустел, обезлюдел. Только мерное дыхание завода оживляло обширную территорию. Ему вдруг показалось, что огромный завод десятком своих окон-глаз недоверчиво рассматривает его, одиноко стоявшего около пустых весов. Он вздрогнул от внезапно охватившего смущения и сейчас же с досадой крепко выругался. Надо было действовать быстро и беспощадно, а не поддаваться панике. Обычное настроение вернулось к нему. Разве у него теперь был недостаток в друзьях, в единомышленниках, одинаково заинтересованных в подавлении этой неожиданно вспыхнувшей стачки дехкан.
Он пошел к воротам завода, у которых его дожидался экипаж. Из конторы наперерез ему, переваливаясь с ноги на ногу, спешили Мешков и его зять.
— Ты что ж это, всех дехкан разогнал и сам уезжаешь?— издали крикнул Мешков.— Мы, может быть, с ними как-нибудь сговорились бы, поладили бы...
Волков насмешливо глядел на толстобрюхого коммерсанта. Мелкий лавочник, а не коммерсант, он не предвидел последствий от быстрого согласия на требования дехкан, зато ему, Волкову, были они Ясно видны. Это могло повести к открытому сопротивлению, а там, кто знает, далеко ли до восстания.
— Тебе объяснять долго, Егорушка,— сказал Волков добродушно.— Поедем-ка лучше с тобой к Абдурахманбаю, посмотрим, что у него делается...
Тучный хлопкозаводчик без возражения сел в экипаж Волкова. Всю длинную дорогу до завода Абдурахманбая он доверчиво рассказывал о положении своих дел, высказывал опасение за благополучное окончание сезона.
— Помощников у меня мало,— жаловался хлопкозаводчик.— Раньше на Андрея надеялся, учил его, а он в какую-то меланхолию впал, никакой помощи от него. Теперь все на Иван Ивановиче да Нате...
Ворота завода Абдурахманбая к удивлению коммерсантов оказались на запоре. У нар возле завода на серой пыльной кошме сидело за чайником чая несколько вооруженных полицейских. Волков выскочил из экипажа и подошел к ним.
— Что случилось?— спросил он ближайшего мир-шаба.
Тот выпустил изо рта на стену длинную, зеленую от табака, струю слюней, обтер безусый рот полой халата.
— Хозяин не велел выпускать со двора арбы с хлопком, а только порожние,— немного помолчав, добавил,— людей мы пускаем.
Оба коммерсанта, согнувшись, протиснулись во двор через крохотную калитку, вырезанную в высоких воротах.
Огромная территория заводского двора была плотно забита сотнями арб, груженных хлопком. Они в хаотическом беспорядке занимали всю свободную от построек площадь. Дехкан около арб было мало; шум их голосов доносился откуда-то из глубины двора.
Волков спросил первого встреченного им дехканина, чего они ждут.
Сухощавый дехканин с живыми веселыми глазами засмеялся:
— Бай не пускает. Он говорит: «С грузом тяжело ехать, вы его мне сдайте, уезжайте порожняком».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82