Я пожелала ему смерти,
но не достаточно сильно.
- Брось, богиня. Нам ясно, что тебе надо скрывать. Ты альбинос -
белые волосы, белое лицо. И глаза тоже - хотя прорези маски отбрасывают на
них хорошую тень, никакого цвета не видно. Итак, хватит притворяться.
Садись и ешь.
Он слегка кивнул; я едва увидела этот кивок. Но здоровенный скот у
меня за спиной захихикал, как ребенок, и смахнул мне кончиками пальцев
волосы, подбираясь к крючкам маски.
Нет, клянусь всем содержимым моей пропащей души. Мой позор не будет
явлен в этом их вонючем логове.
Стремительно обернувшись, я нырнула под его руку. Моя стопа, длинные
пальцы которой сжались словно кулак, взметнулась вверх и ткнула его точно
в пах. Изо всех сил. Я видела, для чего эти твари, полуживотные,
использовали свои гениталии, помимо их истинного назначения, и испытывала
откровенную и жестокую брезгливость. Он заорал, согнулся пополам и упал, и
я поняла, что сделала для него достаточно.
Я снова повернулась к Дараку: тот выглядел удивленным.
- Ну, - только и сказал он и умолк.
Я воспользовалась преимуществом за секунду до того, как станет
слишком поздно, пока он пребывал в растерянности перед своей ордой.
- Ты вождь этих людей, - обратилась я к нему, - и поэтому имеешь
право. Я покажу тебе то, чего нельзя видеть никакому другому человеку.
Наедине. Тогда можешь судить сам.
Я почувствовала тошноту, когда сказала это, тошноту и тоску, и уже
стыдилась. Но я знала, что требовалось сделать.
Миг спустя он улыбнулся.
- Почетно, богиня, увидеть наедине то, на что никому другому нельзя
смотреть.
Некоторые из них расхохотались, и принялись отпускать разного рода
нелепые примитивные шуточки насчет полового акта.
Один нагнулся к Дараку и настойчиво попросил:
- Позволь и нескольким из нас пойти с тобой. Не доверяй этой суке.
Дарак поднялся и потянулся. Большие мускулы заиграли под бронзовой
кожей.
- В день, когда Дарак побоится пойти с девчонкой в лес, можете
подыскивать себе нового вожака.
Он подошел ко мне, взял меня за руку и вывел со двора, идя большими
шагами так, что я спотыкалась и мне приходилось бежать, чтобы не отстать
от него. Разбойники позади нас смеялись, все, кроме того, которого я
пнула: тот стонал и плакал на земле.
Мы зашли на ужасную мертвую землю неподалеку от озера. Большие
участки обгоревших деревьев, хрупких, но все еще стоящих; ночной ветер
ломал их ветки и нес мелкую черную пудру нам в лицо. Только вода казалась
чистой. Всходила луна, красная и смазанная с одного края, словно она
подтаяла и стала ущербной.
В некотором смысле я была удивлена, что он не повалил меня на землю и
не поимел, как только мы вошли в этот ужасный лес. Он был разгорячен,
немного испуган, сам того не сознавая, сексуально возбужден, как
чувствовала я. Он все еще держал меня за руку, и теперь я высвободила ее.
- Здесь достаточно далеко для богини? - спросил он с язвительной
вежливостью. Я гадала, не спросит ли он вслед за тем, так же ехидно и
застенчиво, не расстелить ли ему для меня плащ?
- Нет, - сказала я, - чуть дальше. Есть место для всего, но это не то
место.
Я шла теперь впереди, к берегу. Мне помнились большие острые камни,
которые я видела там.
Шагая по пеплу вперед, по направлению к воде, я попросила его:
- Оглянись вокруг нас. Убедись что здесь никого нет.
- Посмотри ты, богиня, - предложил он. - Твои бессмертные глаза
должны видеть получше моих.
И поэтому я посмотрела. А затем припала к земле, сделав ему знак
сделать то же, вытягивая руку словно для того, чтобы опереться, и находя
не глядя настолько идеальный камень, что я могла б намеренно подложить его
здесь. Моя правая рука легла на крючок маски, и он смотрел, завороженный,
наперекор себе: старое гнилое суеверие снова одолевало его. Дышал он
учащенно, глядя мне в глаза, и моя левая рука метнулась вперед, и камень
ударил его по лбу около виска. Удар должен был оказаться достаточно
сильным, чтобы убить его, но наверное я сама была в таком же неустойчивом
положении, в каком был он; кроме того он в последний миг понял и попытался
броситься в сторону, и оказался очень проворен и силен. В любом случае мне
было трудно убить Дарака: он значил для меня больше, чем мой гнев позволял
мне понять.
Поэтому удар получился неудачным. Он оглушил его, а не убил, и он
упал набок, и щетина на его широких скулах выглядела очень длинной. Я
поднялась и побежала от него, как преследуемая кошка, спотыкаясь в
темноте.
Но камень почему-то по-прежнему был у меня в руке. Похоже, я не могла
выпустить его, и это замедляло мое бегство. Я не понимала толком, зачем я
цепляюсь за него, но, думается, я знала, что он погонится за мной, и тогда
мне опять понадобится защищаться. И, похоже, держа его, я так замедлила
свой бег, что Дарак мог догнать меня, готовую в тот же миг, как он
догонит, драться с ним.
Этот двойной импульс затуманил мне мозги, и хуже того, мой голод
набросился на меня, словно зверь. С подгибающимися коленями, ощущая
головокружение, я обнаружила наконец, что нахожусь неподалеку от края
воды, направляясь обратно к вулкану. Поняв это, я остановилась, тяжело
дыша, повернула в сторону и попыталась подняться по склону. К этому
времени я должна была порядком удалиться от деревни. Но пепел, голая почва
и сланцевая глина осыпались у меня под ногами, и я заскользила, извиваясь,
вниз, кое-как цепляясь свободной рукой и создавая такой шум, что не
услышала шагов позади меня, пока не стало чересчур поздно. А когда
услышала, то обернулась, и там стоял он.
- Иди сюда, прах тебя побери!
Его голос рассек ночной ветер. Я потеряла опору под ногами, оставила
с трудом завоеванную территорию и упала обратно, ободранная и
запыхавшаяся, в нескольких футах от него. На лбу у него наливался, словно
гневная звезда, кровоподтек, и глаза его почернели от ярости. Он
пошатывался, все еще ошеломленный, но в общем и целом я не причинила ему
большого вреда. Он обругал меня каким-то ругательством своих горцев,
которое я поняла только в общем, а потом приблизился ко мне, и я была на
ногах, сжимая в левой руке камень самым острым концом к нему. Он с миг
постоял не двигаясь, немного кашляя от нашего пробега по шлаковой пыли;
его рука тоже не была больше пустой. В ней поблескивал скверный на вид
нож, тонкий, но прочный, с приваренными и торчащими из середины клинка
колючими кусочками металла.
Мы кружили друг около друга, оба нервные, в растерянности, снова оба
наполовину во власти друг у друга.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147
но не достаточно сильно.
- Брось, богиня. Нам ясно, что тебе надо скрывать. Ты альбинос -
белые волосы, белое лицо. И глаза тоже - хотя прорези маски отбрасывают на
них хорошую тень, никакого цвета не видно. Итак, хватит притворяться.
Садись и ешь.
Он слегка кивнул; я едва увидела этот кивок. Но здоровенный скот у
меня за спиной захихикал, как ребенок, и смахнул мне кончиками пальцев
волосы, подбираясь к крючкам маски.
Нет, клянусь всем содержимым моей пропащей души. Мой позор не будет
явлен в этом их вонючем логове.
Стремительно обернувшись, я нырнула под его руку. Моя стопа, длинные
пальцы которой сжались словно кулак, взметнулась вверх и ткнула его точно
в пах. Изо всех сил. Я видела, для чего эти твари, полуживотные,
использовали свои гениталии, помимо их истинного назначения, и испытывала
откровенную и жестокую брезгливость. Он заорал, согнулся пополам и упал, и
я поняла, что сделала для него достаточно.
Я снова повернулась к Дараку: тот выглядел удивленным.
- Ну, - только и сказал он и умолк.
Я воспользовалась преимуществом за секунду до того, как станет
слишком поздно, пока он пребывал в растерянности перед своей ордой.
- Ты вождь этих людей, - обратилась я к нему, - и поэтому имеешь
право. Я покажу тебе то, чего нельзя видеть никакому другому человеку.
Наедине. Тогда можешь судить сам.
Я почувствовала тошноту, когда сказала это, тошноту и тоску, и уже
стыдилась. Но я знала, что требовалось сделать.
Миг спустя он улыбнулся.
- Почетно, богиня, увидеть наедине то, на что никому другому нельзя
смотреть.
Некоторые из них расхохотались, и принялись отпускать разного рода
нелепые примитивные шуточки насчет полового акта.
Один нагнулся к Дараку и настойчиво попросил:
- Позволь и нескольким из нас пойти с тобой. Не доверяй этой суке.
Дарак поднялся и потянулся. Большие мускулы заиграли под бронзовой
кожей.
- В день, когда Дарак побоится пойти с девчонкой в лес, можете
подыскивать себе нового вожака.
Он подошел ко мне, взял меня за руку и вывел со двора, идя большими
шагами так, что я спотыкалась и мне приходилось бежать, чтобы не отстать
от него. Разбойники позади нас смеялись, все, кроме того, которого я
пнула: тот стонал и плакал на земле.
Мы зашли на ужасную мертвую землю неподалеку от озера. Большие
участки обгоревших деревьев, хрупких, но все еще стоящих; ночной ветер
ломал их ветки и нес мелкую черную пудру нам в лицо. Только вода казалась
чистой. Всходила луна, красная и смазанная с одного края, словно она
подтаяла и стала ущербной.
В некотором смысле я была удивлена, что он не повалил меня на землю и
не поимел, как только мы вошли в этот ужасный лес. Он был разгорячен,
немного испуган, сам того не сознавая, сексуально возбужден, как
чувствовала я. Он все еще держал меня за руку, и теперь я высвободила ее.
- Здесь достаточно далеко для богини? - спросил он с язвительной
вежливостью. Я гадала, не спросит ли он вслед за тем, так же ехидно и
застенчиво, не расстелить ли ему для меня плащ?
- Нет, - сказала я, - чуть дальше. Есть место для всего, но это не то
место.
Я шла теперь впереди, к берегу. Мне помнились большие острые камни,
которые я видела там.
Шагая по пеплу вперед, по направлению к воде, я попросила его:
- Оглянись вокруг нас. Убедись что здесь никого нет.
- Посмотри ты, богиня, - предложил он. - Твои бессмертные глаза
должны видеть получше моих.
И поэтому я посмотрела. А затем припала к земле, сделав ему знак
сделать то же, вытягивая руку словно для того, чтобы опереться, и находя
не глядя настолько идеальный камень, что я могла б намеренно подложить его
здесь. Моя правая рука легла на крючок маски, и он смотрел, завороженный,
наперекор себе: старое гнилое суеверие снова одолевало его. Дышал он
учащенно, глядя мне в глаза, и моя левая рука метнулась вперед, и камень
ударил его по лбу около виска. Удар должен был оказаться достаточно
сильным, чтобы убить его, но наверное я сама была в таком же неустойчивом
положении, в каком был он; кроме того он в последний миг понял и попытался
броситься в сторону, и оказался очень проворен и силен. В любом случае мне
было трудно убить Дарака: он значил для меня больше, чем мой гнев позволял
мне понять.
Поэтому удар получился неудачным. Он оглушил его, а не убил, и он
упал набок, и щетина на его широких скулах выглядела очень длинной. Я
поднялась и побежала от него, как преследуемая кошка, спотыкаясь в
темноте.
Но камень почему-то по-прежнему был у меня в руке. Похоже, я не могла
выпустить его, и это замедляло мое бегство. Я не понимала толком, зачем я
цепляюсь за него, но, думается, я знала, что он погонится за мной, и тогда
мне опять понадобится защищаться. И, похоже, держа его, я так замедлила
свой бег, что Дарак мог догнать меня, готовую в тот же миг, как он
догонит, драться с ним.
Этот двойной импульс затуманил мне мозги, и хуже того, мой голод
набросился на меня, словно зверь. С подгибающимися коленями, ощущая
головокружение, я обнаружила наконец, что нахожусь неподалеку от края
воды, направляясь обратно к вулкану. Поняв это, я остановилась, тяжело
дыша, повернула в сторону и попыталась подняться по склону. К этому
времени я должна была порядком удалиться от деревни. Но пепел, голая почва
и сланцевая глина осыпались у меня под ногами, и я заскользила, извиваясь,
вниз, кое-как цепляясь свободной рукой и создавая такой шум, что не
услышала шагов позади меня, пока не стало чересчур поздно. А когда
услышала, то обернулась, и там стоял он.
- Иди сюда, прах тебя побери!
Его голос рассек ночной ветер. Я потеряла опору под ногами, оставила
с трудом завоеванную территорию и упала обратно, ободранная и
запыхавшаяся, в нескольких футах от него. На лбу у него наливался, словно
гневная звезда, кровоподтек, и глаза его почернели от ярости. Он
пошатывался, все еще ошеломленный, но в общем и целом я не причинила ему
большого вреда. Он обругал меня каким-то ругательством своих горцев,
которое я поняла только в общем, а потом приблизился ко мне, и я была на
ногах, сжимая в левой руке камень самым острым концом к нему. Он с миг
постоял не двигаясь, немного кашляя от нашего пробега по шлаковой пыли;
его рука тоже не была больше пустой. В ней поблескивал скверный на вид
нож, тонкий, но прочный, с приваренными и торчащими из середины клинка
колючими кусочками металла.
Мы кружили друг около друга, оба нервные, в растерянности, снова оба
наполовину во власти друг у друга.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147