Так я проводила свои дни, запертая в мрачном холле гостиницы,
сгорбившись у очага вместе с остальными, в то время как они вели свою
бесконечную игру в кости, или одна, если они отправлялись в бордель.
Женщины, которых они приводили с собой, пребывали в дурном настроении и
заказывали бесконечную череду блюд, от которых они становились чрезмерно
тяжеловесными. Они столь же не привыкли к такой сидячей жизни, как и любой
из мужчин. Утром третьего дня нас присутствовало мало, и поскольку холл
был практически нашим, Маггур повесил раскрашенную деревянную мишень, и мы
с ним и еще одним разбойником принялись состязаться в стрельбе из луков.
Мой лук пострадал от влажности и бил неважно, пока я его не навощила и не
просмолила. К тому времени в игру вступили и другие и разбились на
команды. Команда Маггура назвала себя "Баранами", отчасти потому, что
трое-четверо из них только что вернулись из борделя. Другая сторона
присвоила себе название "Драконы", и в ней насчитывалось на одного
человека меньше.
- Пойди, постреляй для нас, Имма, - позвал один из них. - У этих
ублюдков нечестное преимущество.
Покуда женщины лениво следили за состязанием, выщипывая себе брови,
потому что в Анкуруме это было модно, и отправляя в рот куски засахаренных
фруктов и леденцов, "Бараны" и "Драконы" вели бой, переходящий иногда в
драки и состязания по борьбе на полу. Маггур был самым лучшим на их
стороне, а я наилучшей на моей. В конечном итоге я победила его.
- В недобрый день я научил тебя, - сказал он мне. - Ты стреляешь даже
лучше, чем Кел.
Сказав это, он огляделся в поисках улыбки Кела, а затем спохватился,
вспомнив, что Кел убит. Между нами возникло неловкое молчание, которое, к
счастью, нарушил Дарак, вернувшийся непривычно рано, с большим шумом и
группой незнакомых людей.
Войдя, он сразу подошел ко мне и взял меня за руку.
- Положи это добро и ступай наверх.
Стоявший неподалеку от нас разбойник посмеялся над его торопливостью,
и Дарак небрежно отвесил ему затрещину, от которой тот так и зашатался.
Он препроводил меня из холла наверх к нашей длинной и ледяной
комнате. Меня удивило, что люди, которых он привел с собой, шмыгнули
следом за нами.
- Подождите, - велел он и закрыл перед ними дверь. Он подбросил дров
в гаснущий очаг и выпрямился. Выглядел он одновременно и раздраженным, и
позабавленным.
- Продажа? - спросила я.
- Пока нет. Этикет в Анкуруме похуже, чем в племенном крарле.
Посредник, с которым я имел дело, устраивает сегодня то, что ему угодно
называть ужином. Он хочет, чтобы я принял в нем участие, и как я понял,
именно там меня ждет встреча с возможными покупателями. Это значит, что
придется вытерпеть несколько часов скуки, слабенького вина и жалких
лакомств на тоненьких блюдечках. Я хочу, чтобы ты пошла со мной.
- Зачем? Я думала, анкурумские купцы падают в обморок при виде
женщины.
- Похоже, только в своих оружейных лавках. Ожидается присутствие дам,
а у меня нет времени связываться с ними, если я хочу выудить из пруда
нужных мне купцов. Ты - мой щит против этого.
Мне не хотелось идти, но я увидела логику в сказанном им. И холодно
осведомилась:
- Я должна идти в таком виде?
- За дверью трое портных и женщина, которая завьет тебе волосы. По
крайней мере, лицо красить тебе не требуется.
- Думаешь, шайрин не вызовет пересудов?
- Вызовет и, надеюсь, немало. Прекрасная племенная любовница живо
утихомирит самую пылкую шлюху. Это было бы интересно. Кроме того, у тебя
есть те изысканные манеры, которые они так обожают, хотя где ты их
набралась?
Он внезапно снова открыл дверь, и женщины так и подпрыгнули. Я мигом
поняла, что он их совсем застращал.
- Заходите, - пригласил он, - и поторапливайтесь. Делайте, что я вам
сказал и что скажет вам она. Последнее слово останется за ней. Я хочу,
чтобы все сделали самое позднее к закату.

Материал они принесли с собой, выбранный Дараком, и сперва я думала,
что его разбойничьи пристрастия к ярко-крикливому обрекут меня на
уродство. Но он был человеком хитрым. По крайней мере, он знал, чего не
носят в купеческом кругу, даже если душа у него плакала навзрыд от
необходимости подчиниться их вкусам. Он даже боялся собственного суждения,
когда выбирал это добро. Каждая показанная мне ткань была без узоров и
приглушенного цвета: следовательно, он ошибся в иную сторону - перебрал по
части скромности. Но я нашла наконец в этой куче красоту - тяжелый шелк с
белым блеском алебастра. Затем последовали снятие мерок и прочая суета. К
счастью, то, что в Анкуруме считалось элегантным, отличалось также
простотой: платье без рукавов с глубоким вырезом спереди и сзади, чуть
подогнанное под грудью, а затем спадающее свободными складками до пят.
Имелись также сандалии из выбеленной кожи с золотыми заклепками. Одна из
женщин уже что-то шила - новый шайрин, на этот раз из черного шелка.
В перерыве между снятием мерок я вымылась, разделив сваю ванну с
многочисленными плавучими жуками, жившими в стенах ванной.
К раннему вечеру я была одета. Потрудились они на славу и даже с
умом, как показало мне принесенное ими зеркало. Тут ко мне подлетела,
страшась ультиматума Дарака, парикмахерша, которая, пока там делали
платье, готовила свои духи, расчески и нагревала на огне щипцы. Она втерла
мне в волосы сладкое пахучее масло, расчесала их, а затем завила щипцами
каждую прядь в спирали кудрей. Их она уложила у меня на голове петлями и
спиралями. Те, что остались, свободно свисали у меня на затылке,
скрученные, словно, извивающиеся змеи. Большинство женщин, уведомила она
меня, воспользовались бы для такой прически накладными волосами, но в
данном случае она ухитрилась обойтись без них. Это удалось, вероятно,
благодаря густоте моих волос, но она, несомненно, заслужила небольшую
доплату за свое мастерство.
Дарак вошел без стука, и женщины живо засуетились. Он изучил меня, а
затем усмехнулся, довольно щедро заплатив им за труды и вытолкал их за
дверь. Закрыв ее за ними, он прислонился к ней спиной, глядя на меня. За
день он приобрел тунику черного цвета, отделанную черным бархатом, опять
же, очень уж скромную, но он в ней выглядел хорошо. На новых сапогах у
него поблескивали агатовые пряжки.
- Ты прекрасна, - сказал он. Он подошел и понюхал мои волосы. -
Прекрасна, - снова сказал он. Его рука скользнула по коже моей шеи и руки.
- Белое на белом. Ты поступила умно, выбрав это. Твоя гладкая кожа - она
никогда не покрывается загаром и не краснеет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147