Я не размышляла. Поступок этот
казался логичным, четким и очень ловким.
Он махал мне ручонками и терся беспокойной головкой о мягкую
подстилку корзинки.
Когда Тафра станет сильнее, она очнется и даст ему молока, и он
возмужает среди палаток Эттука, темноволосый, темноглазый, бледнокожий
из-за своей умыкнутой матери-иноплеменницы, обладающий - какими
дарованиями? Об этом я могла лишь догадываться. Какую гадюку я могла
оставить им - какого змея, что ужалит их спустя долгое время после моего
ухода. Догадается ли Котта? Наверное, она, которая, казалось, видела,
сразу заметит разницу и поймет - но кто ей поверит? Уж Тафра-то не
посмеет.
Я завернула мертвого младенца Тафры в одно из одеял, подняла этот
сверток и подошла к пологу палатки. Пир весело шел на некотором расстоянии
от этого места - дым костра, шум, движение, пение.
Я проскользнула между камней, добралась до неохраняемой изгороди и
перелезла через нее.
Я ни в коей мере не ощущала ни слабости, ни раскаяния. Мое решение
было слишком быстрым, слишком внезапным, и все же, я думаю, я давным-давно
уже знала про него, сама того не подозревая. Во мне не шевельнулось ни
малейшего сомнения по поводу того, что я сделала.
Путь из крарла был крутой и ненадежный. Прокарабкавшись примерно с
полчаса, я почувствовала усталость и физическую боль. Удалившись за
пределы стана на значительное расстояние, я уползла в глубокую расщелину,
загороженную нависшими над ней высохшими на солнце кустами, и уснула.
Когда я проснулась, надо мной висела черная, как смоль, ночь.
Я выбралась из расщелины и снова зашагала деревянной походкой,
по-прежнему сжимая свою ужасную ношу. Наконец мне попался ручей, очень
узкий и темный, но почва здесь под ногами казалась помягче. Я выкопала в
земле могилу для принесенного мной существа, а затем направилась вниз по
течению, нежа ступни в прохладной воде.
Я подошла к лесу ближе к полуночи. Луна отбрасывала прозрачный
индиговый свет, и стволы высились, словно тусклые темные колонны, покрытые
беспорядочной резьбой и поддерживающие лунный свет на сплетенных ветвях.
Под моими ногами - мхи, камни и проросшая меж ними трава. Теплая,
безмолвная ночь.
Мне и в голову не приходило, что за мной могут послать погоню. Они
упивались своей победой, и, кроме того, я не представляла большой
ценности. Я снова улеглась спать под открытым небом, не думая ни о людях,
ни об охотящихся животных. Вообще ни о чем не думая.
Утром, плеснувшим с неба тонким золотом, я пробудилась и поняла, что
я не только свободна, но также в первый раз с тех пор, как вышла из Горы,
действую в одиночку. Без внешних причин, без влияния со стороны других -
действие, задуманное и исполненное по моей собственной воле.
Утренний холодок, тяжесть молока у меня в груди, боль между бедер
казались ничтожной ценой в уплату за это.
5
Небольшая горка прислоненных друг к другу камней.
Столь знакомая, однако, я не могла вспомнить, откуда, когда лежала
под деревьями, глядя на эти камни. За ними - журчание ручья, вдоль
которого я шла ночью раньше. Да, наверняка в этом и заключался ответ:
камни означали близость воды. Мое тело и рот истомились от жажды. Я
поднялась, скрипя каждым своим суставом, и пошла между деревьев к камням,
и посмотрела вниз на стремительно струящийся здесь золотистый и словно
прозрачный ручей. Сняв черную "рубашку", я стояла по колено в потоке,
омывающем прохладой мне кожу, и пила из сложенных ладоней до тех пор, пока
намокшая вуаль шайрина не облегла мое горло, а влажные полосы не прилипли
белыми прядями к коже. Я провала рукой по животу, кожа все еще дряблая
после родов, тем не менее быстро натягивающаяся. Вскоре мускулы и плоть
будут твердыми и гладкими. Я с моим уникальным даром исцеления ликовала,
плескаясь в ручье.
Медленно я стала сознавать чужое присутствие. Подняв наконец взгляд,
я встретила пару ледянисто-желтых глаз. Не думала раньше, что желтый
оттенок может быть таким холодным. Вокруг глаз серополосый мех звериной
морды, над челюстью выступают острия зубов, уши с кисточками прижаты к
голове - дикая кошка горных долин и, вероятно, голодная.
Мы уставились друг на друга, эта хорошо снаряженная, хорошо
оснащенная тварь и я, обнаженная, в воде, без ножа для защиты и без
оставшихся сил оглушить или убить. В другое время я бы сочла эту кошку
очень красивой. Она начала грациозно двигаться по берегу ко мне, сосны за
ней упирались в небо, отбрасывая теперь тени, полосатые, как ее шкура. В
последний миг она отвела взгляд, опустила голову и принялась пить из
ручья, футах в двух оттуда, где стояла я. Я чувствовала ее мускусный
запах. Ее язык делал быстрые розовые движения, напоминая мне кошку Уасти.
Через некоторое время она подняла морду, всю в бисеринках воды,
повернулась и прыгнула назад, туда, откуда пришла, исчезнув в лесу за
прислоненными камнями.
Удача. Возможно, она все-таки уже наелась и не нуждалась в моем мясе.
Я начала неудержимо дрожать, выкарабкалась из своей ванны и терла тело
пригоршнями сухой травы, пока это действие и теплое солнце не высушили
меня.
Натягивая "рубашку", я задела рукой кучу камней. Один мелкий камешек
выскочил и упал в ручей, где течение унесло его. Я следила, как уносится
камешек и сразу увидела на его месте стрелу, и вспомнила ручьи над
ущельем, реку в лесу, в которой уплыла стрела Кела, сломанная пополам,
потому что она прикоснулась к злому месту. АЛТАРЬ ДЛЯ ЗАКЛАНИЙ - ДРЕВНИЙ,
КАК САМО УЩЕЛЬЕ. ГОВОРЯТ, БУДТО ТОТ ИЛИ ИНОЙ ЧЕРНЫЙ БОГ ВСЕ ЕЩЕ ОБИТАЕТ
ЗДЕСЬ... А я лежала здесь, ликуя, и дикая кошка не тронула меня.
Свобода была такой недолгой, несмотря на мою радость. Нет никакой
свободы. Темное проклятье было со мной повсюду, куда бы я ни пошла.
Я побежала от ручья через утренний лес. Птицы разлетались с моего
пути. Когда я не смогла больше бежать, то пошла быстрым шагом,
стремительно и не особенно думая. Крутой путь и много деревьев. У меня
отсутствовало всякое чувство направления. Я сорвала с куста несколько ягод
и заплакала, как избалованный ребенок, когда боли в желудке стали
досаждать мне.
Прошел день, и пришла ночь, когда я находилась высоко на скальной
дороге, карабкавшейся из леса к темнеющему небу. Спала я в пещерке,
свернувшись клубком, так как места там было мало, и мне снилась
беломраморная спальня, где я лежала на шелковой постели, а рядом со мной
качался в золотой колыбели ребенок.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147
казался логичным, четким и очень ловким.
Он махал мне ручонками и терся беспокойной головкой о мягкую
подстилку корзинки.
Когда Тафра станет сильнее, она очнется и даст ему молока, и он
возмужает среди палаток Эттука, темноволосый, темноглазый, бледнокожий
из-за своей умыкнутой матери-иноплеменницы, обладающий - какими
дарованиями? Об этом я могла лишь догадываться. Какую гадюку я могла
оставить им - какого змея, что ужалит их спустя долгое время после моего
ухода. Догадается ли Котта? Наверное, она, которая, казалось, видела,
сразу заметит разницу и поймет - но кто ей поверит? Уж Тафра-то не
посмеет.
Я завернула мертвого младенца Тафры в одно из одеял, подняла этот
сверток и подошла к пологу палатки. Пир весело шел на некотором расстоянии
от этого места - дым костра, шум, движение, пение.
Я проскользнула между камней, добралась до неохраняемой изгороди и
перелезла через нее.
Я ни в коей мере не ощущала ни слабости, ни раскаяния. Мое решение
было слишком быстрым, слишком внезапным, и все же, я думаю, я давным-давно
уже знала про него, сама того не подозревая. Во мне не шевельнулось ни
малейшего сомнения по поводу того, что я сделала.
Путь из крарла был крутой и ненадежный. Прокарабкавшись примерно с
полчаса, я почувствовала усталость и физическую боль. Удалившись за
пределы стана на значительное расстояние, я уползла в глубокую расщелину,
загороженную нависшими над ней высохшими на солнце кустами, и уснула.
Когда я проснулась, надо мной висела черная, как смоль, ночь.
Я выбралась из расщелины и снова зашагала деревянной походкой,
по-прежнему сжимая свою ужасную ношу. Наконец мне попался ручей, очень
узкий и темный, но почва здесь под ногами казалась помягче. Я выкопала в
земле могилу для принесенного мной существа, а затем направилась вниз по
течению, нежа ступни в прохладной воде.
Я подошла к лесу ближе к полуночи. Луна отбрасывала прозрачный
индиговый свет, и стволы высились, словно тусклые темные колонны, покрытые
беспорядочной резьбой и поддерживающие лунный свет на сплетенных ветвях.
Под моими ногами - мхи, камни и проросшая меж ними трава. Теплая,
безмолвная ночь.
Мне и в голову не приходило, что за мной могут послать погоню. Они
упивались своей победой, и, кроме того, я не представляла большой
ценности. Я снова улеглась спать под открытым небом, не думая ни о людях,
ни об охотящихся животных. Вообще ни о чем не думая.
Утром, плеснувшим с неба тонким золотом, я пробудилась и поняла, что
я не только свободна, но также в первый раз с тех пор, как вышла из Горы,
действую в одиночку. Без внешних причин, без влияния со стороны других -
действие, задуманное и исполненное по моей собственной воле.
Утренний холодок, тяжесть молока у меня в груди, боль между бедер
казались ничтожной ценой в уплату за это.
5
Небольшая горка прислоненных друг к другу камней.
Столь знакомая, однако, я не могла вспомнить, откуда, когда лежала
под деревьями, глядя на эти камни. За ними - журчание ручья, вдоль
которого я шла ночью раньше. Да, наверняка в этом и заключался ответ:
камни означали близость воды. Мое тело и рот истомились от жажды. Я
поднялась, скрипя каждым своим суставом, и пошла между деревьев к камням,
и посмотрела вниз на стремительно струящийся здесь золотистый и словно
прозрачный ручей. Сняв черную "рубашку", я стояла по колено в потоке,
омывающем прохладой мне кожу, и пила из сложенных ладоней до тех пор, пока
намокшая вуаль шайрина не облегла мое горло, а влажные полосы не прилипли
белыми прядями к коже. Я провала рукой по животу, кожа все еще дряблая
после родов, тем не менее быстро натягивающаяся. Вскоре мускулы и плоть
будут твердыми и гладкими. Я с моим уникальным даром исцеления ликовала,
плескаясь в ручье.
Медленно я стала сознавать чужое присутствие. Подняв наконец взгляд,
я встретила пару ледянисто-желтых глаз. Не думала раньше, что желтый
оттенок может быть таким холодным. Вокруг глаз серополосый мех звериной
морды, над челюстью выступают острия зубов, уши с кисточками прижаты к
голове - дикая кошка горных долин и, вероятно, голодная.
Мы уставились друг на друга, эта хорошо снаряженная, хорошо
оснащенная тварь и я, обнаженная, в воде, без ножа для защиты и без
оставшихся сил оглушить или убить. В другое время я бы сочла эту кошку
очень красивой. Она начала грациозно двигаться по берегу ко мне, сосны за
ней упирались в небо, отбрасывая теперь тени, полосатые, как ее шкура. В
последний миг она отвела взгляд, опустила голову и принялась пить из
ручья, футах в двух оттуда, где стояла я. Я чувствовала ее мускусный
запах. Ее язык делал быстрые розовые движения, напоминая мне кошку Уасти.
Через некоторое время она подняла морду, всю в бисеринках воды,
повернулась и прыгнула назад, туда, откуда пришла, исчезнув в лесу за
прислоненными камнями.
Удача. Возможно, она все-таки уже наелась и не нуждалась в моем мясе.
Я начала неудержимо дрожать, выкарабкалась из своей ванны и терла тело
пригоршнями сухой травы, пока это действие и теплое солнце не высушили
меня.
Натягивая "рубашку", я задела рукой кучу камней. Один мелкий камешек
выскочил и упал в ручей, где течение унесло его. Я следила, как уносится
камешек и сразу увидела на его месте стрелу, и вспомнила ручьи над
ущельем, реку в лесу, в которой уплыла стрела Кела, сломанная пополам,
потому что она прикоснулась к злому месту. АЛТАРЬ ДЛЯ ЗАКЛАНИЙ - ДРЕВНИЙ,
КАК САМО УЩЕЛЬЕ. ГОВОРЯТ, БУДТО ТОТ ИЛИ ИНОЙ ЧЕРНЫЙ БОГ ВСЕ ЕЩЕ ОБИТАЕТ
ЗДЕСЬ... А я лежала здесь, ликуя, и дикая кошка не тронула меня.
Свобода была такой недолгой, несмотря на мою радость. Нет никакой
свободы. Темное проклятье было со мной повсюду, куда бы я ни пошла.
Я побежала от ручья через утренний лес. Птицы разлетались с моего
пути. Когда я не смогла больше бежать, то пошла быстрым шагом,
стремительно и не особенно думая. Крутой путь и много деревьев. У меня
отсутствовало всякое чувство направления. Я сорвала с куста несколько ягод
и заплакала, как избалованный ребенок, когда боли в желудке стали
досаждать мне.
Прошел день, и пришла ночь, когда я находилась высоко на скальной
дороге, карабкавшейся из леса к темнеющему небу. Спала я в пещерке,
свернувшись клубком, так как места там было мало, и мне снилась
беломраморная спальня, где я лежала на шелковой постели, а рядом со мной
качался в золотой колыбели ребенок.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147