в
ущелье лица были враждебными. А теперь наблюдалось выражение ожидания и
покорности - не неистовство стадиона, а тихий сон-транс веры. При виде
этого во мне что-то шевельнулось, так как я поняла, что они у меня в
руках. Я стояла совершенно неподвижно в своем черно-белом платье, держа в
руках медные предметы, а потом пошла между ними к богу. И засмеялась,
обращаясь к богу, когда шла к нему. _Т_ы_ - _ч_т_о _т_ы _т_а_к_о_е_? И он
мне не ответил, ибо здесь властвовал жрец, а не бог, бедный пустой камень.
С легким лязгом я расставила перед ним медную утварь. Насыпав в
круглую чашу на треноге порошок ладана, я воскурила его, сунув вощеный
фитиль в уже горевший в жаровне огонь. Повалил дым, голубой и насыщенный.
Я подняла руки, словно в молитве, и услышала позади ответное бормотание.
Затем я бросила сушеные зерна, красные, коричневые и черные, и изучила
образованный ими на каменном выступе перед Сиббосом узор. Дело здесь не в
мистике. Просто видишь то, что считаешь разумным увидеть, или же
истолковываешь увиденное так, чтобы значение получалось именно такое,
какое тебе хочется. Я различила извилистую фигуру, красную среди черного,
черную фигуру, довольно похожую на собаку, и изогнутую дугой фигуру, тоже
черную. Поэтому я повернулась к ним и истолковала увиденное.
- Дорога, волк и арочный вход. Сиббос велит вам идти дальше, по
дороге к горному туннелю, не страшась ни волков, ни снега.
Уасти объяснила мне, что так будет лучше всего - оттепель не всегда
бывает добра или пунктуальна, и предложение Герета могло оказаться
опасней, чем прорыв через снега. Но если бы дело обстояло иначе, я вполне
могла бы сказать, что волк преграждал нам дорогу, указывая, что нам
следует оставаться в укрытии пещеры - увиденного мной арочного входа.
Вслед за тем подошли Оролл, Герет и несколько других, и я дала
каждому из них по маленькому закрытому медному сосуду. Герет беспокойно
посмотрел на меня, но сосудик взял и ничего не сказал, однако глаза у него
часто вспыхивали. Я подняла щипцами чашу с ладаном и высыпала содержимое к
их ногам. А затем коснулась каждого сосуда, одного за другим. И каждый
державший сосуд открыл его и извлек то, что находилось внутри. Каждый
предмет - очень маленький, но символ, и считается, что их значение следует
читать в порядке, в котором они извлекаются. Сперва появился красный
глиняный диск, символизирующий солнце, а после этого черный деревянный
прямоугольник, означающий неудачу. После них белая бусина, символизирующая
снег, зеленая бусина, обозначавшая теплую погоду, желтый овал удачи и
голубой круг, внутри которого вырезан еще один круг, означающий, что бог
доволен.
Сосудов этих всего двадцать с чем-то, и целительница должна принести
их все и раздать наобум - бог, естественно, направит ее руку. Однако, эти
сосуды нетрудно пометить так, чтобы опознавать - крошечная царапина на
меди, ощутимая для чувствительной руки - и все же в этом не было
надобности. Ведь значение-то можно вывернуть, как тебе заблагорассудится.
Сегодня оно было таким: Сиббос говорил нам, что ожидание оттепели - солнца
- приведет к неудаче, поскольку будут сильные снегопады и никакой хорошей
погоды. Удача придет, если мы положимся на помощь Сиббоса и поедем дальше
к туннелю. Было бы так же просто сказать: ждите оттепели, пробиваться
через сугробы - к неудаче. Настанет хорошая погода - и придет удача, и бог
улыбнется нам.
Тем не менее, истолкование целительницы является окончательным.
Оролл и другие, хотевшие двигаться дальше, хмыкнули и кивнули.
Прочие, похоже, помрачнели. Выступить посмел только Герет.
- Я не согласен с таким прочтением. Его должна была провести Уасти.
Эта девушка - не настоящая вещунья. Я не доверяю ее суждению.
В пещере воцарилась напряженная тишина. Лишь потрескивали поленья в
кострах.
- Ты споришь со своим богом, Герет? - спросила я.
- Не с богом, а с тобой.
Пора уж мне покончить с его смутьянством. Я посмотрела на него, и его
глаза не могли вырваться из прочного плена моих. Все произошло очень
быстро, и я знала, что он в моей власти.
- В таком случае, Герет, - заявила я, - ты гневишь Сиббоса. Поставь
его сосуд, пока он не сжег тебе руку в своей ярости.
Герет почти сразу же заорал и выронил медный кувшинчик. Ладонь у него
покраснела и покрылась волдырями. Раздался крик изумления, несколько
взвизгнув, и началась толкотня, когда стоявшие поодаль пытались выяснить,
что случилось. Я обмакнула пальцы в чашу с водой и брызнула несколько
капель на лицо Герета. Тот сразу очнулся и схватился за свою руку. Оролл
кивнул мне.
- Воистину, Уасти сделала хороший выбор. У тебя есть истинное знание
бога. Глупец, кто сомневается в этом.
Он посторонился, давая мне пройти. Я прошла между расступившимися
передо мной караванщиками и вернулась к фургону.
Я расставила утварь по местам. Уасти сидела в своем кресле совершенно
неподвижно, ее глаза слегка блестели во мраке.
- Сделано, - доложила я.
Она не ответила. И тут я увидала у нее на горле странное
кроваво-красное ожерелье. Испытанный мной ужас был совершенно невыразим.
Мне хотелось кричать и кричать, но я каким-то образом удержала крик в
себе, как рвоту. Мне на миг подумалось, что в фургон забрался дикий зверь,
но никакой зверь не выполнил бы так аккуратно подобной работы. Крови было
много, я уже покрылась ею, в неведении ступая по ней. А потом поднялся
крик, и сперва я подумала, что мой. Но он был чужим. Прислуживавшая Уасти
девица бежала по проходам между фургонами, крича и плача, и рвала на себе
волосы. К ней сбегались мужчины и женщины и бежали с ней обратно к
фургону. Они распахнули пологи, и в нас вонзился свет, в Уасти и в меня.
- Это она! Она! - взвыла девица в истерике от злобы, ярости и ужаса
перед тем, что она сделала. - Взгляните на нее, она покрыта кровью старой!
Кровопийца!
Ее неистовство охватило толпу как пламя сухую траву. Набросились на
меня исключительно женщины. Меня вытащили из фургона, опрокинув ничком, а
затем перевернули на спину. Было ощущение множества рук, пальцев,
вцепившихся мне в волосы и одежду, стискивающихся, впиваясь в мое тело,
сплошной туман лиц, зверских и сосредоточенных. Меня душили и ослепляли
панический страх и шок, и я жала, что вот теперь мне в конце концов
придется умереть. Удары, обрушивающиеся на меня вновь и вновь, соленый
привкус крови во рту от выбитого зуба. Казалось, не имело большого
значения, что они повредят, если мне все равно предстоит умереть - я
хотела только потерять сознание и не чувствовать больше этого.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147
ущелье лица были враждебными. А теперь наблюдалось выражение ожидания и
покорности - не неистовство стадиона, а тихий сон-транс веры. При виде
этого во мне что-то шевельнулось, так как я поняла, что они у меня в
руках. Я стояла совершенно неподвижно в своем черно-белом платье, держа в
руках медные предметы, а потом пошла между ними к богу. И засмеялась,
обращаясь к богу, когда шла к нему. _Т_ы_ - _ч_т_о _т_ы _т_а_к_о_е_? И он
мне не ответил, ибо здесь властвовал жрец, а не бог, бедный пустой камень.
С легким лязгом я расставила перед ним медную утварь. Насыпав в
круглую чашу на треноге порошок ладана, я воскурила его, сунув вощеный
фитиль в уже горевший в жаровне огонь. Повалил дым, голубой и насыщенный.
Я подняла руки, словно в молитве, и услышала позади ответное бормотание.
Затем я бросила сушеные зерна, красные, коричневые и черные, и изучила
образованный ими на каменном выступе перед Сиббосом узор. Дело здесь не в
мистике. Просто видишь то, что считаешь разумным увидеть, или же
истолковываешь увиденное так, чтобы значение получалось именно такое,
какое тебе хочется. Я различила извилистую фигуру, красную среди черного,
черную фигуру, довольно похожую на собаку, и изогнутую дугой фигуру, тоже
черную. Поэтому я повернулась к ним и истолковала увиденное.
- Дорога, волк и арочный вход. Сиббос велит вам идти дальше, по
дороге к горному туннелю, не страшась ни волков, ни снега.
Уасти объяснила мне, что так будет лучше всего - оттепель не всегда
бывает добра или пунктуальна, и предложение Герета могло оказаться
опасней, чем прорыв через снега. Но если бы дело обстояло иначе, я вполне
могла бы сказать, что волк преграждал нам дорогу, указывая, что нам
следует оставаться в укрытии пещеры - увиденного мной арочного входа.
Вслед за тем подошли Оролл, Герет и несколько других, и я дала
каждому из них по маленькому закрытому медному сосуду. Герет беспокойно
посмотрел на меня, но сосудик взял и ничего не сказал, однако глаза у него
часто вспыхивали. Я подняла щипцами чашу с ладаном и высыпала содержимое к
их ногам. А затем коснулась каждого сосуда, одного за другим. И каждый
державший сосуд открыл его и извлек то, что находилось внутри. Каждый
предмет - очень маленький, но символ, и считается, что их значение следует
читать в порядке, в котором они извлекаются. Сперва появился красный
глиняный диск, символизирующий солнце, а после этого черный деревянный
прямоугольник, означающий неудачу. После них белая бусина, символизирующая
снег, зеленая бусина, обозначавшая теплую погоду, желтый овал удачи и
голубой круг, внутри которого вырезан еще один круг, означающий, что бог
доволен.
Сосудов этих всего двадцать с чем-то, и целительница должна принести
их все и раздать наобум - бог, естественно, направит ее руку. Однако, эти
сосуды нетрудно пометить так, чтобы опознавать - крошечная царапина на
меди, ощутимая для чувствительной руки - и все же в этом не было
надобности. Ведь значение-то можно вывернуть, как тебе заблагорассудится.
Сегодня оно было таким: Сиббос говорил нам, что ожидание оттепели - солнца
- приведет к неудаче, поскольку будут сильные снегопады и никакой хорошей
погоды. Удача придет, если мы положимся на помощь Сиббоса и поедем дальше
к туннелю. Было бы так же просто сказать: ждите оттепели, пробиваться
через сугробы - к неудаче. Настанет хорошая погода - и придет удача, и бог
улыбнется нам.
Тем не менее, истолкование целительницы является окончательным.
Оролл и другие, хотевшие двигаться дальше, хмыкнули и кивнули.
Прочие, похоже, помрачнели. Выступить посмел только Герет.
- Я не согласен с таким прочтением. Его должна была провести Уасти.
Эта девушка - не настоящая вещунья. Я не доверяю ее суждению.
В пещере воцарилась напряженная тишина. Лишь потрескивали поленья в
кострах.
- Ты споришь со своим богом, Герет? - спросила я.
- Не с богом, а с тобой.
Пора уж мне покончить с его смутьянством. Я посмотрела на него, и его
глаза не могли вырваться из прочного плена моих. Все произошло очень
быстро, и я знала, что он в моей власти.
- В таком случае, Герет, - заявила я, - ты гневишь Сиббоса. Поставь
его сосуд, пока он не сжег тебе руку в своей ярости.
Герет почти сразу же заорал и выронил медный кувшинчик. Ладонь у него
покраснела и покрылась волдырями. Раздался крик изумления, несколько
взвизгнув, и началась толкотня, когда стоявшие поодаль пытались выяснить,
что случилось. Я обмакнула пальцы в чашу с водой и брызнула несколько
капель на лицо Герета. Тот сразу очнулся и схватился за свою руку. Оролл
кивнул мне.
- Воистину, Уасти сделала хороший выбор. У тебя есть истинное знание
бога. Глупец, кто сомневается в этом.
Он посторонился, давая мне пройти. Я прошла между расступившимися
передо мной караванщиками и вернулась к фургону.
Я расставила утварь по местам. Уасти сидела в своем кресле совершенно
неподвижно, ее глаза слегка блестели во мраке.
- Сделано, - доложила я.
Она не ответила. И тут я увидала у нее на горле странное
кроваво-красное ожерелье. Испытанный мной ужас был совершенно невыразим.
Мне хотелось кричать и кричать, но я каким-то образом удержала крик в
себе, как рвоту. Мне на миг подумалось, что в фургон забрался дикий зверь,
но никакой зверь не выполнил бы так аккуратно подобной работы. Крови было
много, я уже покрылась ею, в неведении ступая по ней. А потом поднялся
крик, и сперва я подумала, что мой. Но он был чужим. Прислуживавшая Уасти
девица бежала по проходам между фургонами, крича и плача, и рвала на себе
волосы. К ней сбегались мужчины и женщины и бежали с ней обратно к
фургону. Они распахнули пологи, и в нас вонзился свет, в Уасти и в меня.
- Это она! Она! - взвыла девица в истерике от злобы, ярости и ужаса
перед тем, что она сделала. - Взгляните на нее, она покрыта кровью старой!
Кровопийца!
Ее неистовство охватило толпу как пламя сухую траву. Набросились на
меня исключительно женщины. Меня вытащили из фургона, опрокинув ничком, а
затем перевернули на спину. Было ощущение множества рук, пальцев,
вцепившихся мне в волосы и одежду, стискивающихся, впиваясь в мое тело,
сплошной туман лиц, зверских и сосредоточенных. Меня душили и ослепляли
панический страх и шок, и я жала, что вот теперь мне в конце концов
придется умереть. Удары, обрушивающиеся на меня вновь и вновь, соленый
привкус крови во рту от выбитого зуба. Казалось, не имело большого
значения, что они повредят, если мне все равно предстоит умереть - я
хотела только потерять сознание и не чувствовать больше этого.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147