Для американского бомбардировщика, стартующего с этих баз, расстояние до цели в СССР вовсе не равнялось расстоянию от советского военного аэродрома до побережья, западного или восточного – не важно, Соединенных Штатов. И как бы ни были совершенны наши самолеты, проигрыш в пути, а значит, и вероятность перехвата, были предопределены. Предпринятая Хрущевым попытка создать военную базу на Кубе, вблизи границ США, как известно, провалилась, но это случилось значительно позднее. А в тот момент не существовало такого средства доставки атомной бомбы на территорию потенциального противника, которое нельзя было бы перехватить. Все больше людей, ответственных за оборону страны, понимали, что таким средством может стать только ракета.
В фильме «Укрощение огня», несмотря на то, что в начальных титрах автор сценария и режиссер Даниил Храбровицкий всячески отмежевывается от документалистики, прототипы главных действующих лиц угадываются однозначно, а Курчатов, например, Курчатовым и назван, даже бороду курчатовскую Бондарчуку приклеили. Башкирцев – это, конечно, Королев, Огнев – это Глушко, Логунов – очевидно, Устинов, Головин – Неделин. Прототипы документальны, но в то же время редкий фильм так пропитан красивой ложью, как «Укрощение огня».
После испытаний атомной бомбы Огнев на наблюдательном пункте затевает нелепый разговор, долженствующий, по мысли сценариста, показать гуманизм советских ученых: «А вас не тревожит моральная сторона?»
Как говорят в Одессе – «хватились!» Поздно было такие вопросы задавать. Но еще нелепее реплика Головина: «Меня тревожит одно, как в случае необходимости доставить все это в любую точку земного шара!» Вот тут уж, действительно, «хватились!» – бомба уже есть, а как ее «доставить», оказывается, неясно. Огнев продолжает валять Ваньку, пока Головин с солдатской прямотой не задает ему и Башкирцеву главный вопрос:
– Вы будете делать носитель? Только без демагогии – да или нет?
– Да, – отвечает мудрый Башкирцев.
– Пожалуйста, не говори за меня, – продолжает паясничать Огнев.
Какой-то детский идет разговор. Как могли наши ракетчики, которые были не только выдающимися конструкторами, но и истинными патриотами, не делать носитель, видя реальную угрозу превращения «холодной» войны в войну «горячую»?! Какое профессиональное, моральное, гражданское право имели они отказаться от подобного задания? И какими недоумками выглядят здесь высокие руководители оборонной промышленности и армии, если они вот так, на ходу, в бункере, ставят задачу, важнейшую для судьбы страны, определяющую саму возможность ее дальнейшего развития!
То, что ракета с атомной боеголовкой будет принципиально новым оружием, ломающим все прежние наступательные и оборонительные доктрины, было ясно сразу после Хиросимы. Что нужно было сделать, знали. Весь вопрос был в том, как это сделать.
Точнее, вопросов было два.
25 сентября 1949 года ТАСС сообщило о взрыве, который произошел значительно раньше: в полдень 29 августа. Через два дня «летающая крепость» В-29, совершавшая обычный облет советских границ, вернулась с засвеченными пленками. Эксперты определили причину: радиация. 23 сентября Трумэн оповестил своих соотечественников об атомном взрыве в России. Лишь после этого Сталин распорядился о публикации сообщения ТАСС.
Бомба, взорванная на металлической башне, была еще далека от совершенства, тяжела, громоздка. Поэтому первый вопрос, который надо было решить – сделать атомную боеголовку максимально компактной и легкой.
Вопрос второй – создание носителя, максимально мощного, способного унести эту боеголовку как можно дальше. Оба вопроса были связаны теснейшим образом: вот заряд, легче которого сделать нельзя – говорили физики; вот ракета, мощнее которой сделать нельзя – говорили ракетчики. Их труды должны были пересечься в одной точке и создать ракетно-ядерный щит страны. Все труды Королева с начала его работы в Подлипках до 1957 года, когда была создана межконтинентальная баллистическая ракета Р-7, способная доставить термоядерный заряд в любое место на земном шаре – и есть, по сути, все более ускоренное движение к точке этого пересечения. Физики и ракетчики двигались с двух сторон навстречу друг другу, взаимно сокращая разделяющее их расстояние. Не берусь судить, кто сделал больше для этого сближения: путь физиков останется за рамками этой книги. Не берусь и сказать, кому было труднее. Трудности были разные, и легко не было никому. Но позволю себе, однако, предположить, что Королеву было труднее, чем Курчатову. И не потому, что Курчатов имел постоянную поддержку Берия, который лично отвечал за работу физиков перед Сталиным, а за Королевым Лаврентий Павлович лишь доглядывал. И не потому, что тысячи новых, «свежих», послевоенных зеков строили атомные объекты. Не в них дело – другие тысячи молодых, почти столь же бесправных, как зеки, и не больше их избалованных жизнью солдат строили объекты ракетные. И не потому, что Ванников, Завенягин, а потом Славский были богаче Устинова – ракетчикам в средствах тоже редко отказывали. Курчатов немало сил приложил, чтобы Королева со всей его тематикой передали в средмаш, но брать под свое могучее крыло новое огромное хозяйство средмаш не захотел. Однако Королев и здесь ничего не потерял. Сталин считал бомбу важнее ракеты. Бомба – главное. Недаром атомное Главное управление при Совете Министров СССР называлось Первым Главным управлением, а ракетное – Вторым. Но опять-таки дело не в престиже – уязвленными, обиженными ракетчики себя не чувствовали. Нет, Королеву было труднее, чем Курчатову не материально, не морально, а психологически. И вот почему.
Курчатову нужно было создать бомбу, которая уже была сделана в США. Курчатов мог не знать деталей, и это незнание тормозило его работу, но главное он знал точно: задача, поставленная перед ним, в принципе решается. Будут люди, деньги, время, и мы тоже сделаем бомбу. Курчатову в его работе очень помогла разведка, которой он обязан едва ли не половиной своей победы. Не этим ли, кстати, объясняется высокий эмоциональный тонус Курчатова и та атмосфера жизнерадостного оптимизма, который был так характерен для Игоря Васильевича? Итак, Курчатов знал: то, что он ищет – существует. А Королев не знал.
Межконтинентальной ракеты, способной поднять атомный заряд, не существовало. Более того, никто не мог с уверенностью сказать, что на данном этапе развития ракетной техники она вообще может существовать. А если и может теоретически, насколько это реально практически? Ведь между уникальной конструкцией и оружием – дистанция огромная. Американцы открыто говорили, что межконтинентальная ракета – миф.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264 265 266 267 268 269 270 271 272 273 274 275 276 277 278 279 280 281 282 283 284 285 286 287 288 289 290 291 292 293 294 295 296 297 298 299 300 301 302 303 304 305 306 307 308 309 310 311 312 313 314 315 316 317 318 319 320 321 322 323 324 325 326 327 328 329 330 331 332 333 334 335 336 337 338 339 340 341 342 343 344 345 346 347 348 349 350 351 352 353 354 355 356 357 358 359 360 361 362 363 364 365 366 367 368 369 370 371 372 373 374 375 376 377 378 379 380 381 382 383 384 385 386 387 388 389 390