Тухачевский погиб потому, что он должен был погибнуть обязательно. Он не мог не погибнуть, потому что, находясь в высших этажах власти, он не только слушал, но и думал, имел свое мнение, умел его отстаивать. Совершенно не важно, прав он был при этом или не прав. Сталин мог бы простить ему любую неправоту. Но не мог простить свободы мысли и души. Не мог простить, что Тухачевский говорит на иностранных языках, что любит скрипичный концерт ре-мажор Бетховена, что профессионально играет на скрипке и бьется над секретами рецептов лака лучших скрипичных мастеров, что читает стихи, что ездит за границу, что не охотно пьет на сталинской даче и плохо пьянеет, что не любит бороться с другими пьяными гостями по воле хозяина, а если тот очень настаивает, – быстро и ловко кладет их на лопатки. Нельзя простить того, как смотрит он в глаза, как говорит, как стоит, как сидит...
Через двадцать лет маршал Жуков, вспоминая Тухачевского, скажет:
– Огромного военного таланта человек. Умница, широко образованный, сильный, занимался тяжелой атлетикой и очень красивый... Удивительно был красив...
Вот почему Тухачевский должен был погибнуть.
Понимал ли он это? Наверное, чувствовал беду, но вряд ли думал о возможной гибели. Слишком дикой была бы эта мысль. Чувствовал беду в словах Молотова: «У нас нет должной бдительности к врагу...» – это за пять недель до ареста; в красных лозунгах Первомая 1938 года: «Искореним врагов народа – японо-германо-троцкистских вредителей и шпионов! Смерть изменникам родины!» – это за четыре недели до ареста; в призывах Хрущева на IV Московской партконференции – опять бдительность – это за два дня...
Во вторник 11 мая 1937 года, через пять дней после публикации той самой статьи с критикой теории «особенной» маневренности Красной Армии Ворошилов назначает Тухачевского командующим Приволжским военным округом. Это тоже был какой-то кошмарный ритуал: перед пулей – новое назначение. По тому же сценарию арестовали Якира: перевод из Киевского военного округа в Ленинградский, арест в поезде, расстрел. Трудно объяснить, но в практике этой есть что-то от блатного мира, что-то от убийств исподтишка.
Елена Николаевна Тухачевская с мужем и братом Николаем приехала на дачу в Петровское, чтобы повидаться с братом перед его отъездом.
– И до этого, – свидетельствует она, – в его служебной судьбе бывали назначения и перемещения. И ни у кого из нас не вызывало сомнений очередное. Но когда я увидела Мишу, поняла, что происходит нечто экстраординарное. Я никогда не видела его столь подавленным и удрученным. И обед за столом, обычно веселый и оживленный, проходил с ощущением неясного беспокойства. И что самое удивительное, прежде приветливые женщины, обслуживающие маршала и его семью, были надменны и откровенно враждебны. Они тоже что-то чувствовали и знали уже о происшедших переменах. Больше я никогда не видела Мишу...
Тухачевский был арестован 26 мая. Его следователем был Ушаков – Зиновий Маркович Ушиминский – один из самых страшных подручных Ежова. В 1956 году во время реабилитации красных генералов на документах «Дела» Тухачевского обнаружены были бурые пятна. Экспертиза установила, что это – человеческая кровь. Мне кажется, что Михаил Николаевич признал себя виновным не потому, что его били. Тухачевский за свою бурную жизнь всякого повидал. Да и самого его вряд ли правильно было бы причислять к людям мягким. Подавление антоновского мятежа долго помнили – огнем и мечом прошел он по Тамбовщине. Не такой это был человек, которого враз мордобоем поломать можно. Думаю, он подписал все наветы, спасаясь от невероятного, никогда дотоле непережитого унижения, когда мальчишки-лейтенанты могли кричать на маршала, срывать звезды с петлиц, когда надо было рукой поддерживать галифе, потому что ремень был изъят, когда собственный расхристанный вид в неподпоясанной гимнастерке вызывал в нем врожденный протест истинного офицера и человека безупречной аккуратности. Протоколы, мне думается, подписывал он из брезгливости, от нежелания видеть Ушакова, общаться с ним в любой форме, от чувства гадливости ко всему происходящему. Подумайте сами: ощущение несвободы для него было самым мучительным ощущением. Поэтому он бежал из немецкого плена пять раз и убежал все-таки! Если бы Тухачевского не расстреляли, он очень быстро умер бы в тюрьме или сам напросился бы на пулю конвоира...
Когда его вызвал Вышинский, с ним был еще какой-то писарь, он не стал ему ничего доказывать и объяснять. «Признаю себя виновным, жалоб не имею», – и пусть выкатывается. Нет, объясняться надо не с глазу на глаз, а на суде.
Ждал суда. Вот там он все подробно объяснит, обнажит абсурд, выявит и высмеет всю чудовищную нелепость этого ареста. А Ежову надо потом сказать, чтобы наказал этого мерзавца Ушакова, его надо примерно наказать!
Он не знал, что в своем кабинете застрелился смелый человек Ян Гамарник, не знал об аресте других военачальников. Когда Ушаков кричал о заговоре и называл их фамилии, он думал, что это конечно же провокация, представить их в тюрьме он не мог.
Когда в 9 часов утра Тухачевского ввели в зал Верховного суда СССР, где заседало Специальное судебное присутствие, и он увидел подсудимых: Якира, Уборевича, Корка, Эйдемана, Фельдмана, Примакова, Путну, пусть каких-то странных (Примакова он не сразу узнал), каких-то холодно неподвижных, стеклянных, когда он увидел их, своих товарищей, верных большевиков, героев гражданской войны, а напротив увидел тех, кто будет их судить: Блюхера, Алксниса, Шапошникова, Буденного, Дыбенко, Белова из Белоруссии, Каширина с Кавказа, командира казачьего корпуса Горячева, – он сразу успокоился. Меньше других он знал Ульриха, Главного военного прокурора, председателя Специального судебного присутствия. Слышал, что человек жесткий.
Ну, вот и суд. Теперь все, наконец, кончится...
Последующие несколько часов были самыми страшными в жизни Михаила Николаевича Тухачевского, а в его жизни было немало страшных часов. Думаю, что он не понимал, что происходит, не понимал, зачем ему задают эти вопросы.
Встречался ли он с троцкистами, беседовал ли с теми, кто оказался потом «врагами народа»? Ну, разумеется, и встречался, и беседовал, да и как мог он не встречаться с ними? Все, кто находился на верхних этажах власти, с ними встречались. Но он никогда не был троцкистом, не поддерживал Троцкого.
Знает ли он остальных подсудимых? Как он мог их не знать, он – заместитель наркома, не знать высший командный состав армии?! С Уборевичем и Фельдманом они дрались еще против Антонова. С Якиром...
Встречались ли и беседовали в Лондоне с Путной? Да, встречались и, конечно, беседовали. Витовт Казимирович был военным атташе в Англии, а он ездил туда на похороны короля Георга V.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264 265 266 267 268 269 270 271 272 273 274 275 276 277 278 279 280 281 282 283 284 285 286 287 288 289 290 291 292 293 294 295 296 297 298 299 300 301 302 303 304 305 306 307 308 309 310 311 312 313 314 315 316 317 318 319 320 321 322 323 324 325 326 327 328 329 330 331 332 333 334 335 336 337 338 339 340 341 342 343 344 345 346 347 348 349 350 351 352 353 354 355 356 357 358 359 360 361 362 363 364 365 366 367 368 369 370 371 372 373 374 375 376 377 378 379 380 381 382 383 384 385 386 387 388 389 390