С одесских лет он жил гораздо самостоятельнее своих сверстников, трудная учеба в Киеве эту самостоятельность укрепила и в Москве, живя с матерью и отчимом, он ее не утратил. Но все-таки, какими бы идеальными ни были отношения между матерью и женой, отдельно жить лучше.
В РНИИ Королеву дали сначала комнату. Между Петровкой и Цветным бульваром есть проход – улица не улица, проходной двор не проходной двор, невесть что, оканчивающееся с двух концов воротами. По одну сторону там находился знаменитый каток «Динамо», а по другую шли довольно унылые и весьма густонаселенные строения, где и получил Сергей Павлович в начале 1935 года комнату. Это было предельно убогое жилище, перестроенное по так называемой коридорной системе, с большой, заставленной керосинками и примусами кухней, долженствующей, по мнению идеологов коридорной системы, воспитывать коммунистические взаимоотношения в быту. Смрадная, пропахшая щами и грязным вареным бельем кухня гудела, словно заводской цех, в коридоре, уставленном сундуками, увешанном оцинкованными корытами, стиральными досками и поломанными велосипедами фирмы «Дукс», с визгом носились дети. После уютной тишины баланинской квартиры Петровка казалась сущим адом. Сергей Павлович с женой ночевали там два-три раза, но так туда и не переехали. Ксения Максимилиановна ждала ребенка и оставаться одна на Петровке робела. Так они и продолжали жить на Октябрьской с Марией Николаевной и Григорием Михайловичем.
Перспектива близкого отцовства и радовала, и заботила Королева, как всякого мужчину. Он очень смутно представлял, в чем и как изменится его жизнь с рождением ребенка, а честно говоря, старался об этом вообще не думать, философски успокаивая себя тем, что дети рождались и будут рождаться, все закономерно, и, слава богу, рядом и мама, и Софья Федоровна – старшие Винцентини с 1933 года жили в Москве, во Всехсвятском переулке.
Если у Ксении были почти идеальные отношения со свекровью, то у Сергея отношения с тещей и тестем были сверхидеальными: Софья Федоровна считала его человеком положительным, а Макс – просто любил, а потому он смело мог рассчитывать на их помощь после прибавления семейства.
Королев хотел дочку. Мальчишку он почему-то плохо себе представлял, но маленькую черноглазую девочку видел ясно и уже любил. Имя дочке он придумал в Исарах в октябре 1934 года.
В те годы санаторий Исары принадлежал к числу привилегированных, «закрытого типа», как тогда говорили, и предназначался для начсостава Главного управления Гражданского воздушного флота. Путевку туда Королеву дал Тухачевский. Санаторий был расположен неподалеку от развалин старинной генуэзской крепости – предмета вожделения фотографов-любителей – и водопада Учан-Су, километрах в семи от Ялты. В октябре в Крыму уже не сезон, отдыхающих было мало, человек десять-двенадцать. Все жили в одном большом добротном коттедже – нижний этаж каменный, верхний – деревянный – раньше в Крыму так часто строили. Вокруг стояли крутолобые горы, темные, лохматые от сосновых лесов, перечеркнутых светлыми полосами скалистых обрывов, таких крутых, что деревья на них не могли удержаться. Лазали по горам, ходили в походы, вечерами танцевали под патефон. Каждый день кто-нибудь вновь и вновь начинал восторгаться местным воздухом, «изумрудным воздухом», «хрустальным воздухом», воздух был действительно замечательный, но эти ежедневные дежурные восторги почему-то ужасно бесили Королева, он брал малокалиберку и уходил стрелять. Винтовки и целый ящик патронов были единственным развлечением: ни в карты, ни в шахматы он играть не любил. Пули цокали о камни, и чистый короткий звук долго потом катался в лохматых горах.
В санатории была машина, которая возила отдыхающих в Ялту на пляж, но море было уже холодное, больше грелись на камешках, чем купались. Королев с тоской оглядывал пустой пляж – ни одной красивой женщины, тихое, цвета дюраля море, которое где-то далеко в дымке, безо всякой границы горизонта сливалось с таким же дюралевым небом. Тоска.
Кормили в Исарах замечательно, по-домашнему, всех за одним столом. К обеду всегда ставили сухое вино «Мысхако», но пили его очень мало: сухое вино в молодые годы ценят редко.
К концу октября в санатории остались всего три пары: авиационный инженер Констанин Карлович Папок, главный инспектор ГВФ Николай Валерианович Шийко и Сергей Павлович Королев с женами. Все люди молодые, доброжелательные, веселые, Королев среди них был самым угрюмым. Его раздражало все: и собственная дурацкая стрельба, и молодые жизнерадостные соседи по коттеджу с их ежевечерней «Риo-Ритoй, и беременная жена. Еще не видно было, что она беременна, но уже появилось в ней то глубинное светлое спокойствие и какое-то святое всепрощающее равнодушие ко всему окружающему, которые отличают будущих матерей, и все это тоже раздражало Сергея. Ксения Максимилиановна вспоминала давние одесские времена – боже мой, уже десять лет пролетело! – и тогда Сергеи не был душой компании, но вроде бы и других не угнетал. А здесь он часто бывал мрачным и злым.
Королев сближался с людьми трудно. Вернее тут проявлялся его предельный прагматизм: он искренне не мог себе представить, как и зачем надо это делать если это сближение не способствует интересам Дела. Но в конце концов маленькая компания познакомилась поближе. Во время одной из прогулок Королев и Папок немного поотстали от других, и тут Королев неожиданно для самого себя рассказал Константину Карловичу о РНИИ, о ракетах, которые он пускает, о будущем штурме стратосферы. Папок – убежденный авиатор, слушал его с насмешим недоумением. Королев не мог не знать о тех замечательных победах которые одерживает и будет одерживать – тут сомнений быть не может – авиация. Как же он позволяет себе всерьез заниматься такой ерундой: «Ракета поднялась метров на четыреста...» Да хоть на четыре тысячи, все равно этот фейерверк – сущая безделица!
– Ну, хорошо, вы запустите сегодня ракету не на четыреста, а на пятьсот метров, – с усталой иронией в голосе сказал Папок завтра на километр запустите. Ну и что? Что дальше?
– А дальше запустим на сто, на двести километров. В высоту на двести километров, представляете себе?
– Ну и что из этого?
– Потом можно будет послать ракету на Луну...
– Согласен! Можно! Но зачем?! Для чего?!
Королев взглянул зло и замолчал: если человек сразу не понимал, зачем надо послать ракету на Луну, бесполезно было ему это объяснять. С Константином Карловичем они не поссорились. Просто стало еще тоскливее.
Никак не хотел признаться себе Сергей Павлович, что не авиационные амбиции молодого инженера, не мраморные львы Алупкинского дворца и не беременная жена раздражают его, а вот это «изумрудное», «хрустальное» безделье, когда жизнь просто теряет всякий смысл, когда по собственной воле ты превращаешься в пищеварительный аппарат, по складу своему гораздо более близкий к миру растений, чем к миру животных.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264 265 266 267 268 269 270 271 272 273 274 275 276 277 278 279 280 281 282 283 284 285 286 287 288 289 290 291 292 293 294 295 296 297 298 299 300 301 302 303 304 305 306 307 308 309 310 311 312 313 314 315 316 317 318 319 320 321 322 323 324 325 326 327 328 329 330 331 332 333 334 335 336 337 338 339 340 341 342 343 344 345 346 347 348 349 350 351 352 353 354 355 356 357 358 359 360 361 362 363 364 365 366 367 368 369 370 371 372 373 374 375 376 377 378 379 380 381 382 383 384 385 386 387 388 389 390
В РНИИ Королеву дали сначала комнату. Между Петровкой и Цветным бульваром есть проход – улица не улица, проходной двор не проходной двор, невесть что, оканчивающееся с двух концов воротами. По одну сторону там находился знаменитый каток «Динамо», а по другую шли довольно унылые и весьма густонаселенные строения, где и получил Сергей Павлович в начале 1935 года комнату. Это было предельно убогое жилище, перестроенное по так называемой коридорной системе, с большой, заставленной керосинками и примусами кухней, долженствующей, по мнению идеологов коридорной системы, воспитывать коммунистические взаимоотношения в быту. Смрадная, пропахшая щами и грязным вареным бельем кухня гудела, словно заводской цех, в коридоре, уставленном сундуками, увешанном оцинкованными корытами, стиральными досками и поломанными велосипедами фирмы «Дукс», с визгом носились дети. После уютной тишины баланинской квартиры Петровка казалась сущим адом. Сергей Павлович с женой ночевали там два-три раза, но так туда и не переехали. Ксения Максимилиановна ждала ребенка и оставаться одна на Петровке робела. Так они и продолжали жить на Октябрьской с Марией Николаевной и Григорием Михайловичем.
Перспектива близкого отцовства и радовала, и заботила Королева, как всякого мужчину. Он очень смутно представлял, в чем и как изменится его жизнь с рождением ребенка, а честно говоря, старался об этом вообще не думать, философски успокаивая себя тем, что дети рождались и будут рождаться, все закономерно, и, слава богу, рядом и мама, и Софья Федоровна – старшие Винцентини с 1933 года жили в Москве, во Всехсвятском переулке.
Если у Ксении были почти идеальные отношения со свекровью, то у Сергея отношения с тещей и тестем были сверхидеальными: Софья Федоровна считала его человеком положительным, а Макс – просто любил, а потому он смело мог рассчитывать на их помощь после прибавления семейства.
Королев хотел дочку. Мальчишку он почему-то плохо себе представлял, но маленькую черноглазую девочку видел ясно и уже любил. Имя дочке он придумал в Исарах в октябре 1934 года.
В те годы санаторий Исары принадлежал к числу привилегированных, «закрытого типа», как тогда говорили, и предназначался для начсостава Главного управления Гражданского воздушного флота. Путевку туда Королеву дал Тухачевский. Санаторий был расположен неподалеку от развалин старинной генуэзской крепости – предмета вожделения фотографов-любителей – и водопада Учан-Су, километрах в семи от Ялты. В октябре в Крыму уже не сезон, отдыхающих было мало, человек десять-двенадцать. Все жили в одном большом добротном коттедже – нижний этаж каменный, верхний – деревянный – раньше в Крыму так часто строили. Вокруг стояли крутолобые горы, темные, лохматые от сосновых лесов, перечеркнутых светлыми полосами скалистых обрывов, таких крутых, что деревья на них не могли удержаться. Лазали по горам, ходили в походы, вечерами танцевали под патефон. Каждый день кто-нибудь вновь и вновь начинал восторгаться местным воздухом, «изумрудным воздухом», «хрустальным воздухом», воздух был действительно замечательный, но эти ежедневные дежурные восторги почему-то ужасно бесили Королева, он брал малокалиберку и уходил стрелять. Винтовки и целый ящик патронов были единственным развлечением: ни в карты, ни в шахматы он играть не любил. Пули цокали о камни, и чистый короткий звук долго потом катался в лохматых горах.
В санатории была машина, которая возила отдыхающих в Ялту на пляж, но море было уже холодное, больше грелись на камешках, чем купались. Королев с тоской оглядывал пустой пляж – ни одной красивой женщины, тихое, цвета дюраля море, которое где-то далеко в дымке, безо всякой границы горизонта сливалось с таким же дюралевым небом. Тоска.
Кормили в Исарах замечательно, по-домашнему, всех за одним столом. К обеду всегда ставили сухое вино «Мысхако», но пили его очень мало: сухое вино в молодые годы ценят редко.
К концу октября в санатории остались всего три пары: авиационный инженер Констанин Карлович Папок, главный инспектор ГВФ Николай Валерианович Шийко и Сергей Павлович Королев с женами. Все люди молодые, доброжелательные, веселые, Королев среди них был самым угрюмым. Его раздражало все: и собственная дурацкая стрельба, и молодые жизнерадостные соседи по коттеджу с их ежевечерней «Риo-Ритoй, и беременная жена. Еще не видно было, что она беременна, но уже появилось в ней то глубинное светлое спокойствие и какое-то святое всепрощающее равнодушие ко всему окружающему, которые отличают будущих матерей, и все это тоже раздражало Сергея. Ксения Максимилиановна вспоминала давние одесские времена – боже мой, уже десять лет пролетело! – и тогда Сергеи не был душой компании, но вроде бы и других не угнетал. А здесь он часто бывал мрачным и злым.
Королев сближался с людьми трудно. Вернее тут проявлялся его предельный прагматизм: он искренне не мог себе представить, как и зачем надо это делать если это сближение не способствует интересам Дела. Но в конце концов маленькая компания познакомилась поближе. Во время одной из прогулок Королев и Папок немного поотстали от других, и тут Королев неожиданно для самого себя рассказал Константину Карловичу о РНИИ, о ракетах, которые он пускает, о будущем штурме стратосферы. Папок – убежденный авиатор, слушал его с насмешим недоумением. Королев не мог не знать о тех замечательных победах которые одерживает и будет одерживать – тут сомнений быть не может – авиация. Как же он позволяет себе всерьез заниматься такой ерундой: «Ракета поднялась метров на четыреста...» Да хоть на четыре тысячи, все равно этот фейерверк – сущая безделица!
– Ну, хорошо, вы запустите сегодня ракету не на четыреста, а на пятьсот метров, – с усталой иронией в голосе сказал Папок завтра на километр запустите. Ну и что? Что дальше?
– А дальше запустим на сто, на двести километров. В высоту на двести километров, представляете себе?
– Ну и что из этого?
– Потом можно будет послать ракету на Луну...
– Согласен! Можно! Но зачем?! Для чего?!
Королев взглянул зло и замолчал: если человек сразу не понимал, зачем надо послать ракету на Луну, бесполезно было ему это объяснять. С Константином Карловичем они не поссорились. Просто стало еще тоскливее.
Никак не хотел признаться себе Сергей Павлович, что не авиационные амбиции молодого инженера, не мраморные львы Алупкинского дворца и не беременная жена раздражают его, а вот это «изумрудное», «хрустальное» безделье, когда жизнь просто теряет всякий смысл, когда по собственной воле ты превращаешься в пищеварительный аппарат, по складу своему гораздо более близкий к миру растений, чем к миру животных.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264 265 266 267 268 269 270 271 272 273 274 275 276 277 278 279 280 281 282 283 284 285 286 287 288 289 290 291 292 293 294 295 296 297 298 299 300 301 302 303 304 305 306 307 308 309 310 311 312 313 314 315 316 317 318 319 320 321 322 323 324 325 326 327 328 329 330 331 332 333 334 335 336 337 338 339 340 341 342 343 344 345 346 347 348 349 350 351 352 353 354 355 356 357 358 359 360 361 362 363 364 365 366 367 368 369 370 371 372 373 374 375 376 377 378 379 380 381 382 383 384 385 386 387 388 389 390