достоинства имею, недостатки тоже
есть. А дальше идет само утешение: если бы не было не-
достатков, то это была бы схема, а не человек. Недостат-
ки должны быть для красочности.
Но с какой стати должны быть недостатки? А я го-
ворю: никаких недостатков не должно быть. И если у вас
20 достоинств и 10 недостатков, мы должны к вам при-
стать, а почему у вас 10 недостатков? Долой 5. Когда 5
останется — долой 2, пусть 3 останется. Вообще, от че-
ловека нужно требовать, требовать, требовать! И каждый
человек от себя должен требовать. Я бы никогда не
пришел к этому убеждению, если бы мне не пришлось в
этой области работать. Зачем у человека должны быть
недостатки! Я должен совершенствовать коллектив до
тех пор, пока не будет недостатков. И что вы думаете?
Получается схема? Нет! Получается прекрасный человек,
полный своеобразия, с яркой личной жизнью. А разве
это человек, если он хороший работник, если он замеча-
тельный инженер, но любит солгать, не всегда правду
сказать? Что это такое: замечательный инженер, но
Хлестаков?
А теперь мы спросим: а какие же недостатки можно
оставить?
Вот если вы хотите проводить коммунистическое вос-
питание активным образом и если при вас будут утвер-
ждать, что должны быть у каждого недостатки, вы спро-
сите— а какие? Вы посмотрите, что вам будут отвечать.
Какие недостатки могут оставаться? Тайно взять — нель«
74
зя, схулиганить — нельзя, украсть — нельзя, нечестно
поступить — нельзя. А какие же можно? Можно оставить
вспыльчивый характер? С какой стати? Среди нас будет
жить человек со вспыльчивым характером, и он может
обругать, а потом скажет: извините, у меня вспыльчивый
характер. Вот именно в советской этике должна быть
серьезная система требований к человеку, и только это и
сможет привести к тому, что у нас будет развиваться в
первую очередь требование к себе. Это самая трудная
вещь — требование к себе. Моя же «специальность» —
правильное поведение, я-то должен был во всяком слу-
чае правильно себя вести в первую очередь. С других
требовать легко, а от себя — на какую резину наталки-
ваешься, все хочешь себя чем-то извинить. И я очень
благодарен моему коммунарскому коллективу им. Горь-
кого и им. Дзержинского за то, что в ответ на мои требо-
вания к ним они предъявляли требования ко мне.
Например, такой случай. Я наказывал коммунаров,
сажал под арест у меня в кабинете. Бывало, посидит пол-
часа, а я говорю: иди. И думаю, какой я добрый человек,
наказал и через полчаса отпустил. Вот меня теперь будут
любить. Вообще благорастворение души. И вдруг на
общем собрании говорят: «У нас есть предложение. Антон
Семенович имеет право наказывать, поддерживаем, при-
ветствуем это право. Но предлагаем, чтобы он не имел
права прощать и отпускать. Что это такое — Антон Се-
менович накажет, а потом у него доброе сердце, попро-
сили — и он простил. Какое же он имел право прощать?
Иногда Антон Семенович с размаху скажет: под арест
на 10 часов, а потом через час отпускает. Неправильно.
Вы раньше, чем наказывать, подумайте, на сколько ча-
сов. А то вы скажете 10 часов, а потом прощаете. Никуда
не годится».
Постановили на общем собрании: «Начальник имеет
право наказывать, но не имеет права прощать». Так, как
судья: вынес приговор и через несколько минут сам ни-
чего поделать не может. Приговор вынесен — и все. И я
сказал: «Спасибо не за то, что правильное предложение
внесли, а спасибо за то, что вы меня воспитываете».
Стремление закрыть глаза — простить или не простить —
это распущенность собственного поведения, разболтан-
ность собственного решения.
Я учился у моих коммунаров, как быть требователь-
ным к себе. И каждый может учиться у других людей, но
это "трудная вещь.
75
Воспитание себя, коммунистическое воспитание себя —
это трудная работа, но не сделать ее может только рас-
слабленный человек, который ищет всего легкого.
Т. 4. С. 327—330
Теперь вопрос о борьбе с пережитками капитализма.
Ну, скажем, ревность — это пережиток капитализма
или нет? Ко мне недавно пришли три студента первого
курса и спрашивают: «Спорим, спорим и никак выспорить
не можем. Ревность — это пережиток капитализма или
нет? С одной стороны, как будто пережиток капитализ-
ма, потому что я люблю ее, а она другого любит. Я как
будто собственник и предъявляю свои права собственно-
ти. А с другой стороны, как же можно любить без рев-
ности, как это можно любить и не ревновать. Это не
настоящая любовь. Какая это любовь, когда тебе все
равно, как она на тебя посмотрит, как она на товарища
посмотрит». И на самом деле, ревность такое чувство,
которое, пожалуй, так легко к капитализму не отнесешь.
Во всяком случае, такой вопрос поставить можно. Даль-
ше, допустим, выпить лишнего, пережиток капитализма
или нет? Как же пережиток капитализма, если тебе
23 года, ты при капитализме не жил и начал выпивать
вообще при Советской власти? Почему это пережиток?
Это как раз тоже наше явление.
...Возьмем... эгоизм. Опять-таки, есть люди, которые
говорят: эгоизм — это пережиток капитализма несомнен-
ный. А другие возражают: эгоизм — здоровое явление.
Человек, не имеющий эгоизма, это значит, что с ним хо-
чешь, то и делай. И много других явлений есть, о которых
мы так и не знаем, куда их отнести.
<.. .> Трудно себе представить человека нашего об-
щества, который бы хотел кого-нибудь эксплуатировать,
думал бы об этом сознательно. А между тем мы наблю-
даем в жизни, как один человек бессознательно «эксплу-
атирует» другого. В позапрошлом году я поехал с това-
рищем по Волге. Хороший друг. Но он меня всю дорогу,
20 дней, «эксплуатировал».
Заказать постель — он не мог, пойти на пристань что-
нибудь купить — не мог. Пошел купить раз огурцов —
купил гнилых. Кипятку достать, билеты купить, машину
найти — ничего не мог. И я на него работал все это время.
Он «эксплуатировал» меня и спокойно жил моим трудом...
<. • •> Среди коммунаров я сначала по неопытности
считал главным и самым трудным объектом своей забо-
76
ты воров, хулиганов, оскорбителей, насильников, дезор-
ганизаторов. Это характеры, которые ничем не удержишь.
Не за что взяться. А потом я понял, как я ошибаюсь.
Тот, который грубит, не хочет работать, который стащил
у товарища три рубля из-под подушки,— это не было
самой главной трудностью и не из этого вырастали враги
в обществе. А тихоня, который всем нравится, который
все сделает, лишний раз на глаза не попадется, никакой
дурной мысли не выразит,— у себя в спальне среди 15 то-
варищей имеет сундук и запирает его на замок.
И это тот характер, над которыми мне прежде всего
нужно работать, потому что этот тихоня так и просколь-
знет мимо моих рук, и я не могу ручаться ни за мысли
его, ни за поступки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117
есть. А дальше идет само утешение: если бы не было не-
достатков, то это была бы схема, а не человек. Недостат-
ки должны быть для красочности.
Но с какой стати должны быть недостатки? А я го-
ворю: никаких недостатков не должно быть. И если у вас
20 достоинств и 10 недостатков, мы должны к вам при-
стать, а почему у вас 10 недостатков? Долой 5. Когда 5
останется — долой 2, пусть 3 останется. Вообще, от че-
ловека нужно требовать, требовать, требовать! И каждый
человек от себя должен требовать. Я бы никогда не
пришел к этому убеждению, если бы мне не пришлось в
этой области работать. Зачем у человека должны быть
недостатки! Я должен совершенствовать коллектив до
тех пор, пока не будет недостатков. И что вы думаете?
Получается схема? Нет! Получается прекрасный человек,
полный своеобразия, с яркой личной жизнью. А разве
это человек, если он хороший работник, если он замеча-
тельный инженер, но любит солгать, не всегда правду
сказать? Что это такое: замечательный инженер, но
Хлестаков?
А теперь мы спросим: а какие же недостатки можно
оставить?
Вот если вы хотите проводить коммунистическое вос-
питание активным образом и если при вас будут утвер-
ждать, что должны быть у каждого недостатки, вы спро-
сите— а какие? Вы посмотрите, что вам будут отвечать.
Какие недостатки могут оставаться? Тайно взять — нель«
74
зя, схулиганить — нельзя, украсть — нельзя, нечестно
поступить — нельзя. А какие же можно? Можно оставить
вспыльчивый характер? С какой стати? Среди нас будет
жить человек со вспыльчивым характером, и он может
обругать, а потом скажет: извините, у меня вспыльчивый
характер. Вот именно в советской этике должна быть
серьезная система требований к человеку, и только это и
сможет привести к тому, что у нас будет развиваться в
первую очередь требование к себе. Это самая трудная
вещь — требование к себе. Моя же «специальность» —
правильное поведение, я-то должен был во всяком слу-
чае правильно себя вести в первую очередь. С других
требовать легко, а от себя — на какую резину наталки-
ваешься, все хочешь себя чем-то извинить. И я очень
благодарен моему коммунарскому коллективу им. Горь-
кого и им. Дзержинского за то, что в ответ на мои требо-
вания к ним они предъявляли требования ко мне.
Например, такой случай. Я наказывал коммунаров,
сажал под арест у меня в кабинете. Бывало, посидит пол-
часа, а я говорю: иди. И думаю, какой я добрый человек,
наказал и через полчаса отпустил. Вот меня теперь будут
любить. Вообще благорастворение души. И вдруг на
общем собрании говорят: «У нас есть предложение. Антон
Семенович имеет право наказывать, поддерживаем, при-
ветствуем это право. Но предлагаем, чтобы он не имел
права прощать и отпускать. Что это такое — Антон Се-
менович накажет, а потом у него доброе сердце, попро-
сили — и он простил. Какое же он имел право прощать?
Иногда Антон Семенович с размаху скажет: под арест
на 10 часов, а потом через час отпускает. Неправильно.
Вы раньше, чем наказывать, подумайте, на сколько ча-
сов. А то вы скажете 10 часов, а потом прощаете. Никуда
не годится».
Постановили на общем собрании: «Начальник имеет
право наказывать, но не имеет права прощать». Так, как
судья: вынес приговор и через несколько минут сам ни-
чего поделать не может. Приговор вынесен — и все. И я
сказал: «Спасибо не за то, что правильное предложение
внесли, а спасибо за то, что вы меня воспитываете».
Стремление закрыть глаза — простить или не простить —
это распущенность собственного поведения, разболтан-
ность собственного решения.
Я учился у моих коммунаров, как быть требователь-
ным к себе. И каждый может учиться у других людей, но
это "трудная вещь.
75
Воспитание себя, коммунистическое воспитание себя —
это трудная работа, но не сделать ее может только рас-
слабленный человек, который ищет всего легкого.
Т. 4. С. 327—330
Теперь вопрос о борьбе с пережитками капитализма.
Ну, скажем, ревность — это пережиток капитализма
или нет? Ко мне недавно пришли три студента первого
курса и спрашивают: «Спорим, спорим и никак выспорить
не можем. Ревность — это пережиток капитализма или
нет? С одной стороны, как будто пережиток капитализ-
ма, потому что я люблю ее, а она другого любит. Я как
будто собственник и предъявляю свои права собственно-
ти. А с другой стороны, как же можно любить без рев-
ности, как это можно любить и не ревновать. Это не
настоящая любовь. Какая это любовь, когда тебе все
равно, как она на тебя посмотрит, как она на товарища
посмотрит». И на самом деле, ревность такое чувство,
которое, пожалуй, так легко к капитализму не отнесешь.
Во всяком случае, такой вопрос поставить можно. Даль-
ше, допустим, выпить лишнего, пережиток капитализма
или нет? Как же пережиток капитализма, если тебе
23 года, ты при капитализме не жил и начал выпивать
вообще при Советской власти? Почему это пережиток?
Это как раз тоже наше явление.
...Возьмем... эгоизм. Опять-таки, есть люди, которые
говорят: эгоизм — это пережиток капитализма несомнен-
ный. А другие возражают: эгоизм — здоровое явление.
Человек, не имеющий эгоизма, это значит, что с ним хо-
чешь, то и делай. И много других явлений есть, о которых
мы так и не знаем, куда их отнести.
<.. .> Трудно себе представить человека нашего об-
щества, который бы хотел кого-нибудь эксплуатировать,
думал бы об этом сознательно. А между тем мы наблю-
даем в жизни, как один человек бессознательно «эксплу-
атирует» другого. В позапрошлом году я поехал с това-
рищем по Волге. Хороший друг. Но он меня всю дорогу,
20 дней, «эксплуатировал».
Заказать постель — он не мог, пойти на пристань что-
нибудь купить — не мог. Пошел купить раз огурцов —
купил гнилых. Кипятку достать, билеты купить, машину
найти — ничего не мог. И я на него работал все это время.
Он «эксплуатировал» меня и спокойно жил моим трудом...
<. • •> Среди коммунаров я сначала по неопытности
считал главным и самым трудным объектом своей забо-
76
ты воров, хулиганов, оскорбителей, насильников, дезор-
ганизаторов. Это характеры, которые ничем не удержишь.
Не за что взяться. А потом я понял, как я ошибаюсь.
Тот, который грубит, не хочет работать, который стащил
у товарища три рубля из-под подушки,— это не было
самой главной трудностью и не из этого вырастали враги
в обществе. А тихоня, который всем нравится, который
все сделает, лишний раз на глаза не попадется, никакой
дурной мысли не выразит,— у себя в спальне среди 15 то-
варищей имеет сундук и запирает его на замок.
И это тот характер, над которыми мне прежде всего
нужно работать, потому что этот тихоня так и просколь-
знет мимо моих рук, и я не могу ручаться ни за мысли
его, ни за поступки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117