После свадьбы
молодожены оказывались в окружении родственников и соседей. Они, как
издавна повелось, составляли часть социальной или семейной группы, и если
обычаи их порой стесняли, то уж одиночество им никак не грозило. В те
времена деревня была сообществом семей, находящихся в кровном родстве;
кое-где это можно наблюдать и сейчас. Брак не только не избавлял человека
от собственных родственников - он еще и добавлял ему кучу новых. А в
знатных домах водились целые сонмы слуг, то и дело наезжали гости, а
поводов для радости или печали было хоть отбавляй. Почти до самого
последнего времени семейная атмосфера значительно разряжалась от
постоянного присутствия посторонних. Одна из сценических условностей,
которую Шекспир использовал, а Шеридан впоследствии высмеивал, заключалась
в том, что героине полагалось иметь наперсницу. Она была вынуждена повсюду
таскать за собой некое безмозглое создание, которому приходилось
растолковывать все до мелочей. Даже и мужчинам на сцене случалось
пользоваться подобным приемом; вот, например, сцена из "Критика", в
которой сэру Кристоферу Хаттону представляется возможность в самом начале
спросить сэра Уолтера Рэли, почему объявлен смотр всем войскам королевы
Елизаветы:
Сэр Кристофер:
Могу я лишь гадать - прости, мой друг,
Коль я поторопился, - только сердце
Мне говорит - стране грозит беда...
Сэр Уолтер:
Ты не ошибся.
Сэр Кристофер:
Но где? Откуда? И когда? Какая
Опасность нам грозит?
Хочу я знать...
Это вступление позволяет сэру Уолтеру разъяснить своему другу (а заодно
и зрительному залу), что на Англию движется Великая Армада.
Такой предмет театрального реквизита, как обиженная богом наперсница,
по крайней мере имел реальный прообраз. Когда подружка Тильбюрины пристает
к ней с утешениями, та незамедлительно ставит ее на место:
Тильбюрина:
Увы, малютка Нора,
Ты в юности своей еще не знала
Коварных стрел любви. И где тебе понять,
Как сердце бьется в горе безутешном
И радости не знает.
"Что правда, то правда", - заметит бесчувственный зритель; но ведь Нора
оказывается очень полезной. Более того, она снова появляется на сцене в
тот момент, когда трагедия достигает апогея. В авторской ремарке значится:
"Входят: совершенно обезумевшая Тильбюрина, вся в белом атласе, и ее
совершенно обезумевшая наперсница, вся в белом полотне"; однако Норе
предписано держаться со своим безумием подальше, где-нибудь на заднем
плане. Этот сценический прием - даже в пародийном звучании - явился
отражением общества, в котором знатные персоны почти не появлялись без
свиты, да и люди попроще редко оказывались в одиночестве. Всегда находился
кто-нибудь, кому можно было поведать свои недоумения, горести или неудачи,
человек, готовый расплакаться и рассмеяться вместе с тобой. И после
свадьбы ничто не мешало джентльмену по-прежнему держать камердинера, а его
жене - горничную. В свою очередь ни камердинер, ни горничная не лишались
компании остальных слуг, так что было с кем посудачить о слабостях господ.
В том образе жизни, который общество вело до 1900 года, было много своих
недостатков, но отчуждение личности в их число не входило. Так что
психоаналитикам еще предстояло дожидаться своего часа.
Постоянное присутствие других людей значительно разряжало семейную
атмосферу, и при этом муж и жена вряд ли вообще возлагали друг на друга
какие-то особые надежды. Они были далеко не такими индивидуалистами, как
их потомки, и о браке по любви даже не мечтали.
В знатных семьях браки предварялись сделками, которые могли включать
все: от титулов до недвижимости, от гербов до капиталов. Двое людей,
которых это касалось больше всего, избегали брака, если он грозил
бедностью или бездетностью, но их личные вкусы, судя по всему, были
относительно неприхотливы. Можно было не опасаться серьезных разногласий в
религиозных или политических взглядах, в отношении к музыке или к еде, а
шансы оказаться замужем за убежденным трезвенником практически сводились к
нулю. Девушка должна была уметь вести хозяйство - это разумелось само
собой, как и то, что в теологии или хитросплетениях законов ей разбираться
не полагалось. Общественное положение мужчины определялось не в спорах -
оно воспринималось как некая данность, о его личных качествах судили по
семейной репутации: всем было известно, были ли его предки честными людьми
или жуликами, благотворителями или скупердяями. В Индии браки устраивались
родителями жениха и невесты через посредников и молодые в первый раз
встречались прямо на свадьбе. На Западе такой обычай никогда не был широко
распространен, но и там брак считался далеко не личным делом. Брачный союз
мог быть заключен по множеству причин, и меньше всего принимались во
внимание разные сантименты; молодоженам было не на что жаловаться, если
они подходили друг другу по возрасту, по общественному положению и
здоровью. В некоторых вопросах - например, в имущественных делах - наши
предки были намного требовательнее нас. Зато в чисто личных отношениях
они, несомненно, требовали друг от друга неизмеримо меньше.
На общем фоне браков, заключенных по расчету, время от времени
возникали любовные истории. Согласно куртуазным традициям Прованса,
джентльмену чуть ли не предписывалась безнадежная страсть к чужой жене.
Но, даже оставляя в стороне трубадуров (которые могут порядком наскучить),
мы все же находим сведения о юношах и девушках, которые всерьез влюблялись
друг в друга. Девушке приказывают выйти замуж за компаньона ее отца, а она
бежит с красавцем приказчиком. Вот перед нами история смертельной вражды
двух семейств из Вероны, причем юноша из одного семейства любит девушку из
другого, что доставляет всем остальным серьезнейшие неприятности. Подобные
факты имели место, естественно, получали широкую огласку и вызывали
всеобщее осуждение. Гражданские власти вполне правомерно стремились
предотвратить поступки, которые могли привести к междоусобицам,
потасовкам, убийствам и дуэлям. Церковь также была обязана осуждать
подобные страсти, дабы они не занимали места любви к богу. "Не сотвори
себе кумира", а ведь сделать своим кумиром девушку - это смахивает на
идолопоклонство! Мнение всех здравомыслящих и положительных людей, таким
образом, склонялось в пользу обдуманно организованного брака и резко
осуждало легкомысленные романы. Однако все эти громогласные хуления
сопровождались живейшим интересом к каждой скандальной истории, и к
показному ужасу и осуждению частенько примешивалась зависть.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164
молодожены оказывались в окружении родственников и соседей. Они, как
издавна повелось, составляли часть социальной или семейной группы, и если
обычаи их порой стесняли, то уж одиночество им никак не грозило. В те
времена деревня была сообществом семей, находящихся в кровном родстве;
кое-где это можно наблюдать и сейчас. Брак не только не избавлял человека
от собственных родственников - он еще и добавлял ему кучу новых. А в
знатных домах водились целые сонмы слуг, то и дело наезжали гости, а
поводов для радости или печали было хоть отбавляй. Почти до самого
последнего времени семейная атмосфера значительно разряжалась от
постоянного присутствия посторонних. Одна из сценических условностей,
которую Шекспир использовал, а Шеридан впоследствии высмеивал, заключалась
в том, что героине полагалось иметь наперсницу. Она была вынуждена повсюду
таскать за собой некое безмозглое создание, которому приходилось
растолковывать все до мелочей. Даже и мужчинам на сцене случалось
пользоваться подобным приемом; вот, например, сцена из "Критика", в
которой сэру Кристоферу Хаттону представляется возможность в самом начале
спросить сэра Уолтера Рэли, почему объявлен смотр всем войскам королевы
Елизаветы:
Сэр Кристофер:
Могу я лишь гадать - прости, мой друг,
Коль я поторопился, - только сердце
Мне говорит - стране грозит беда...
Сэр Уолтер:
Ты не ошибся.
Сэр Кристофер:
Но где? Откуда? И когда? Какая
Опасность нам грозит?
Хочу я знать...
Это вступление позволяет сэру Уолтеру разъяснить своему другу (а заодно
и зрительному залу), что на Англию движется Великая Армада.
Такой предмет театрального реквизита, как обиженная богом наперсница,
по крайней мере имел реальный прообраз. Когда подружка Тильбюрины пристает
к ней с утешениями, та незамедлительно ставит ее на место:
Тильбюрина:
Увы, малютка Нора,
Ты в юности своей еще не знала
Коварных стрел любви. И где тебе понять,
Как сердце бьется в горе безутешном
И радости не знает.
"Что правда, то правда", - заметит бесчувственный зритель; но ведь Нора
оказывается очень полезной. Более того, она снова появляется на сцене в
тот момент, когда трагедия достигает апогея. В авторской ремарке значится:
"Входят: совершенно обезумевшая Тильбюрина, вся в белом атласе, и ее
совершенно обезумевшая наперсница, вся в белом полотне"; однако Норе
предписано держаться со своим безумием подальше, где-нибудь на заднем
плане. Этот сценический прием - даже в пародийном звучании - явился
отражением общества, в котором знатные персоны почти не появлялись без
свиты, да и люди попроще редко оказывались в одиночестве. Всегда находился
кто-нибудь, кому можно было поведать свои недоумения, горести или неудачи,
человек, готовый расплакаться и рассмеяться вместе с тобой. И после
свадьбы ничто не мешало джентльмену по-прежнему держать камердинера, а его
жене - горничную. В свою очередь ни камердинер, ни горничная не лишались
компании остальных слуг, так что было с кем посудачить о слабостях господ.
В том образе жизни, который общество вело до 1900 года, было много своих
недостатков, но отчуждение личности в их число не входило. Так что
психоаналитикам еще предстояло дожидаться своего часа.
Постоянное присутствие других людей значительно разряжало семейную
атмосферу, и при этом муж и жена вряд ли вообще возлагали друг на друга
какие-то особые надежды. Они были далеко не такими индивидуалистами, как
их потомки, и о браке по любви даже не мечтали.
В знатных семьях браки предварялись сделками, которые могли включать
все: от титулов до недвижимости, от гербов до капиталов. Двое людей,
которых это касалось больше всего, избегали брака, если он грозил
бедностью или бездетностью, но их личные вкусы, судя по всему, были
относительно неприхотливы. Можно было не опасаться серьезных разногласий в
религиозных или политических взглядах, в отношении к музыке или к еде, а
шансы оказаться замужем за убежденным трезвенником практически сводились к
нулю. Девушка должна была уметь вести хозяйство - это разумелось само
собой, как и то, что в теологии или хитросплетениях законов ей разбираться
не полагалось. Общественное положение мужчины определялось не в спорах -
оно воспринималось как некая данность, о его личных качествах судили по
семейной репутации: всем было известно, были ли его предки честными людьми
или жуликами, благотворителями или скупердяями. В Индии браки устраивались
родителями жениха и невесты через посредников и молодые в первый раз
встречались прямо на свадьбе. На Западе такой обычай никогда не был широко
распространен, но и там брак считался далеко не личным делом. Брачный союз
мог быть заключен по множеству причин, и меньше всего принимались во
внимание разные сантименты; молодоженам было не на что жаловаться, если
они подходили друг другу по возрасту, по общественному положению и
здоровью. В некоторых вопросах - например, в имущественных делах - наши
предки были намного требовательнее нас. Зато в чисто личных отношениях
они, несомненно, требовали друг от друга неизмеримо меньше.
На общем фоне браков, заключенных по расчету, время от времени
возникали любовные истории. Согласно куртуазным традициям Прованса,
джентльмену чуть ли не предписывалась безнадежная страсть к чужой жене.
Но, даже оставляя в стороне трубадуров (которые могут порядком наскучить),
мы все же находим сведения о юношах и девушках, которые всерьез влюблялись
друг в друга. Девушке приказывают выйти замуж за компаньона ее отца, а она
бежит с красавцем приказчиком. Вот перед нами история смертельной вражды
двух семейств из Вероны, причем юноша из одного семейства любит девушку из
другого, что доставляет всем остальным серьезнейшие неприятности. Подобные
факты имели место, естественно, получали широкую огласку и вызывали
всеобщее осуждение. Гражданские власти вполне правомерно стремились
предотвратить поступки, которые могли привести к междоусобицам,
потасовкам, убийствам и дуэлям. Церковь также была обязана осуждать
подобные страсти, дабы они не занимали места любви к богу. "Не сотвори
себе кумира", а ведь сделать своим кумиром девушку - это смахивает на
идолопоклонство! Мнение всех здравомыслящих и положительных людей, таким
образом, склонялось в пользу обдуманно организованного брака и резко
осуждало легкомысленные романы. Однако все эти громогласные хуления
сопровождались живейшим интересом к каждой скандальной истории, и к
показному ужасу и осуждению частенько примешивалась зависть.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164