Настоящие солдаты — столько, сколько могла выделить держава для этого куска границы, — все еще удерживали елгаван в предгорьях хребта Брадано. Как им это удается, Бембо не вполне понимал. Если верить газетам, тут поработали могучие чары, но таких крепких заклятий не бывает. Жандарм надеялся только, что регулярные войска будут справляться и дальше. Потому что иначе в дело придется вступить лично ему, а эта затея Бембо совсем не нравилась.
Из переулка донеслись яростные вопли. Поначалу Бембо собирался пройти мимо — для альгарвейского городка ничего необычного в уличной ссоре не было. Но потом жандарму пришло в голову, что смена все равно выдалась спокойная и можно разобраться, что там случилось. А потом рассказать обо всем в участке, чтобы сержант Пезаро не смог обозвать жандарма ленивым сукиным сыном.
Когда он свернул за угол, вокруг спорщиков уже начинала собираться толпа.
— Что тут такое? — осведомился Бембо в полный голос.
Несколько человек, обернувшись, обнаружили при виде жандарма, что у них есть срочное дело где-то в другом конце города. Бембо фыркнул — ничего другого и не следовало ожидать.
Один из крикунов оказался рыжеволосой женщиной очень средних лет. Ее платье и опасливый взгляд не объявляли открыто «шлюха», но явственно намекали: «потаскушка». Против нее выступал моложавый мужчина в рубашке и юбке, чьи усы были навощены до остроты иголок в безупречном альгарвейском стиле. Вот только и усы, и кудри его были не рыжими, не медными и даже не каштановыми — они отливали бледным золотом.
«О-ой», — подумал Бембо, а вслух повторил:
— Что происходит?
— Этот вонючий каунианин меня ограбить пытался! — взвизгнула потаскушка. — Голову прозакладываю, он елгавский шпион! По мне, так точно шпион!
Несколько человек за спиной у Бембо зарычали. Голова жандарма начала болеть, точно с жестокого перепою. Стоявший перед ним с видом оскорбленной невинности горожанин был, несомненно, каунианских кровей, подобно елгаванам. Это могло значить что угодно… а могло ничего не значить. Предки этого типа могли жить в Трикарико за сотни лет до того, как первые альгарвейцы подошли к городу на сотню миль. Но даже если и так, это ничего не доказывало. Иные подданные каунианского происхождения были беззаветно верны королю Мезенцио. Другие все еще тосковали по древней империи.
— Ну а ты что скажешь? — грозно осведомился Бембо у светловолосого с явным подозрением: во-первых, потому что был он жандарм и ему по должности следовало подозревать каждого встречного, а во-вторых, потому что пристрастился к не вполне приличным историческим романчикам, каких в последнее время много появилось, и на кауниан начал поглядывать с особенным вниманием.
— С чего мне ее грабить? — поинтересовался тот. — Что у нее есть такого, что может понадобиться мужчине?
По-альгарвейски он изъяснялся с характерным акцентом уроженца северо-восточных окраин державы — так же, как и сам Бембо. «Но шпион не забыл бы об этом», — мелькнуло у нее в голове.
Светловолосый окинул шлюшку презрительным взглядом и закатил глаза, как любой альгарвеец, находящий женщину непривлекательной и желающий сообщить ей об этом. Та завизжала. Бембо тоже окинул ее взглядом и пришел к выводу, что ничего особенного в ней действительно нет, хотя бесплатный уксус за вино сойти может.
Бембо с усталым видом вытащил из-за пояса блокнот.
— Ваши имена! — прорычал он. — И не вздумайте юлить. Все проверит чародей. А тех, кто врет жандарму при исполнении, у нас не любят.
Женщина назвалась Габриной, мужчина — Балозио.
— Ну как же, — съехидничала Габрина. — При рождении нарекли тебя, небось, Баложу.
Альгарвейское имя она переложила на манер елгаванских или валмиерских.
— А как тебя нарекли, твой отец и не знал, — бросил в ответ Балозио: оскорбление настолько же альгарвейское, насколько долог выдался день.
Габрина вновь завизжала. Балозио заорал на нее.
— Заткнитесь! — рявкнул Бембо, с одинаковой ненавистью глядя на обоих, и ткнул пальцем в сторону потаскухи: — Ты! Что он пытался у тебя стянуть? И как?
— Кошель с пояса, — ответила она, покачав бедром. Привлекательности в глазах Бембо ей это не добавило.
— Ах ты, лживая шлюха! — взвыл Балозио. Габрина ответила ему неприличным жестом. — Я всего-то ее по заднице хотел шлепнуть! — добавил он, обращаясь к жандарму.
На мгновение Бембо поверил ему — он и сам часто пощупывал встречных девчонок. Но потом он перестал думать как мужчина и начал думать как жандарм.
— Погоди-ка, погоди! — заметил он. — Минуту назад ты меня уверял, что ничего не хотел от этой бабы!
— Это кто тебе баба, ты, бочка с салом?! — завыла Габрина.
Бембо перехватил дубинку поудобнее.
— А вот за это и ты у меня в участок попадешь. Там разберемся.
Балозио и Габрина воззрились на него с ужасом. Если бы один ринулся улепетывать направо, а другой — налево, Бембо не знал бы, что делать. Позвать на помощь прохожих — так неизвестно еще, кому те станут помогать с большей охотой, жандарму или его жертвам: он хорошо знал своих соотечественников. Если бы они иначе относились к своему гражданскому долгу, Альгарве не требовалось бы столько жандармов.
Однако спорщики бежать не стали. Бембо многозначительно шлепнул дубинкой по ладони.
— Пошли! — рыкнул он.
И те пошли — без охоты, но покорно.
Прежде чем кому-нибудь из них пришла в голову фантазия сбежать, Бембо увидал в отдалении другого жандарма и подозвал его взмахом руки.
— В чем дело? — поинтересовался тот — дородный парень по имени Орасте.
— Пропади я пропадом, коли сам знаю, — ответил Бембо. — Этот вот заявляет, будто рукам волю дал, понимаешь? А эта — что он пытался стащить ее кошелек.
Орасте оглядел Габрину и слегка покачал бедрами взад-вперед — видно, ему понравилось. Габрина это заметила и соблазнительно облизнула губы. На Балозио жандарм поглядел с тем же выражением лица, с каким осматривал бы навозную лепешку.
— Не встречал еще чучелка, который не стащил бы чего при первом удобном случае, — проворчал он.
От природы светлокожий, Балозио побледнел еще сильней и стал похож на привидение.
— Знаете что, — отрезал он. — Я честный человек! Я всегда был честный человек и верный подданный! — Поднять шум у него не слишком получалось — слова его прозвучали не так дерзко, как испуганно. — Я же не виноват, что таким родился, — добавил он совсем уже жалобно.
Габрина исхитрилась прильнуть на секунду к Орасте.
— А по мне, так на елгаванского шпиона он похож, — промурлыкала она голосом, какого обычно не услышишь за порогом спальни.
Балозио в расстройстве чувств этого обмена любезностями не заметил.
— На дурную болезнь ты похожа! — огрызнулся он.
— Заткнись, каунианин, — страшным голосом прохрипел Орасте.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201
Из переулка донеслись яростные вопли. Поначалу Бембо собирался пройти мимо — для альгарвейского городка ничего необычного в уличной ссоре не было. Но потом жандарму пришло в голову, что смена все равно выдалась спокойная и можно разобраться, что там случилось. А потом рассказать обо всем в участке, чтобы сержант Пезаро не смог обозвать жандарма ленивым сукиным сыном.
Когда он свернул за угол, вокруг спорщиков уже начинала собираться толпа.
— Что тут такое? — осведомился Бембо в полный голос.
Несколько человек, обернувшись, обнаружили при виде жандарма, что у них есть срочное дело где-то в другом конце города. Бембо фыркнул — ничего другого и не следовало ожидать.
Один из крикунов оказался рыжеволосой женщиной очень средних лет. Ее платье и опасливый взгляд не объявляли открыто «шлюха», но явственно намекали: «потаскушка». Против нее выступал моложавый мужчина в рубашке и юбке, чьи усы были навощены до остроты иголок в безупречном альгарвейском стиле. Вот только и усы, и кудри его были не рыжими, не медными и даже не каштановыми — они отливали бледным золотом.
«О-ой», — подумал Бембо, а вслух повторил:
— Что происходит?
— Этот вонючий каунианин меня ограбить пытался! — взвизгнула потаскушка. — Голову прозакладываю, он елгавский шпион! По мне, так точно шпион!
Несколько человек за спиной у Бембо зарычали. Голова жандарма начала болеть, точно с жестокого перепою. Стоявший перед ним с видом оскорбленной невинности горожанин был, несомненно, каунианских кровей, подобно елгаванам. Это могло значить что угодно… а могло ничего не значить. Предки этого типа могли жить в Трикарико за сотни лет до того, как первые альгарвейцы подошли к городу на сотню миль. Но даже если и так, это ничего не доказывало. Иные подданные каунианского происхождения были беззаветно верны королю Мезенцио. Другие все еще тосковали по древней империи.
— Ну а ты что скажешь? — грозно осведомился Бембо у светловолосого с явным подозрением: во-первых, потому что был он жандарм и ему по должности следовало подозревать каждого встречного, а во-вторых, потому что пристрастился к не вполне приличным историческим романчикам, каких в последнее время много появилось, и на кауниан начал поглядывать с особенным вниманием.
— С чего мне ее грабить? — поинтересовался тот. — Что у нее есть такого, что может понадобиться мужчине?
По-альгарвейски он изъяснялся с характерным акцентом уроженца северо-восточных окраин державы — так же, как и сам Бембо. «Но шпион не забыл бы об этом», — мелькнуло у нее в голове.
Светловолосый окинул шлюшку презрительным взглядом и закатил глаза, как любой альгарвеец, находящий женщину непривлекательной и желающий сообщить ей об этом. Та завизжала. Бембо тоже окинул ее взглядом и пришел к выводу, что ничего особенного в ней действительно нет, хотя бесплатный уксус за вино сойти может.
Бембо с усталым видом вытащил из-за пояса блокнот.
— Ваши имена! — прорычал он. — И не вздумайте юлить. Все проверит чародей. А тех, кто врет жандарму при исполнении, у нас не любят.
Женщина назвалась Габриной, мужчина — Балозио.
— Ну как же, — съехидничала Габрина. — При рождении нарекли тебя, небось, Баложу.
Альгарвейское имя она переложила на манер елгаванских или валмиерских.
— А как тебя нарекли, твой отец и не знал, — бросил в ответ Балозио: оскорбление настолько же альгарвейское, насколько долог выдался день.
Габрина вновь завизжала. Балозио заорал на нее.
— Заткнитесь! — рявкнул Бембо, с одинаковой ненавистью глядя на обоих, и ткнул пальцем в сторону потаскухи: — Ты! Что он пытался у тебя стянуть? И как?
— Кошель с пояса, — ответила она, покачав бедром. Привлекательности в глазах Бембо ей это не добавило.
— Ах ты, лживая шлюха! — взвыл Балозио. Габрина ответила ему неприличным жестом. — Я всего-то ее по заднице хотел шлепнуть! — добавил он, обращаясь к жандарму.
На мгновение Бембо поверил ему — он и сам часто пощупывал встречных девчонок. Но потом он перестал думать как мужчина и начал думать как жандарм.
— Погоди-ка, погоди! — заметил он. — Минуту назад ты меня уверял, что ничего не хотел от этой бабы!
— Это кто тебе баба, ты, бочка с салом?! — завыла Габрина.
Бембо перехватил дубинку поудобнее.
— А вот за это и ты у меня в участок попадешь. Там разберемся.
Балозио и Габрина воззрились на него с ужасом. Если бы один ринулся улепетывать направо, а другой — налево, Бембо не знал бы, что делать. Позвать на помощь прохожих — так неизвестно еще, кому те станут помогать с большей охотой, жандарму или его жертвам: он хорошо знал своих соотечественников. Если бы они иначе относились к своему гражданскому долгу, Альгарве не требовалось бы столько жандармов.
Однако спорщики бежать не стали. Бембо многозначительно шлепнул дубинкой по ладони.
— Пошли! — рыкнул он.
И те пошли — без охоты, но покорно.
Прежде чем кому-нибудь из них пришла в голову фантазия сбежать, Бембо увидал в отдалении другого жандарма и подозвал его взмахом руки.
— В чем дело? — поинтересовался тот — дородный парень по имени Орасте.
— Пропади я пропадом, коли сам знаю, — ответил Бембо. — Этот вот заявляет, будто рукам волю дал, понимаешь? А эта — что он пытался стащить ее кошелек.
Орасте оглядел Габрину и слегка покачал бедрами взад-вперед — видно, ему понравилось. Габрина это заметила и соблазнительно облизнула губы. На Балозио жандарм поглядел с тем же выражением лица, с каким осматривал бы навозную лепешку.
— Не встречал еще чучелка, который не стащил бы чего при первом удобном случае, — проворчал он.
От природы светлокожий, Балозио побледнел еще сильней и стал похож на привидение.
— Знаете что, — отрезал он. — Я честный человек! Я всегда был честный человек и верный подданный! — Поднять шум у него не слишком получалось — слова его прозвучали не так дерзко, как испуганно. — Я же не виноват, что таким родился, — добавил он совсем уже жалобно.
Габрина исхитрилась прильнуть на секунду к Орасте.
— А по мне, так на елгаванского шпиона он похож, — промурлыкала она голосом, какого обычно не услышишь за порогом спальни.
Балозио в расстройстве чувств этого обмена любезностями не заметил.
— На дурную болезнь ты похожа! — огрызнулся он.
— Заткнись, каунианин, — страшным голосом прохрипел Орасте.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201