— Что один чародей в силах совершить, то другой может разрушить, — ответил Миткал. — Это закон волшебства, такой же основополагающий, что и законы подобия и контакта, хотя, должен признать, многие колдуны не согласятся с этим.
Из пузатого кошеля на поясе он вытащил свечу из черного воска, установил на столе Шаддада и при помощи обыкновенного огнива зажег. Пламя, однако, вспыхнуло совершенно необыкновенное. Хадджадж протер глаза. В свете тлеющего фитиля он мог видеть не только стоящих рядом Миткала и Шаддада, но каким-то образом смотрел сквозь них, внутрь и на просвет. Даже секретарский стол делался полупрозрачным.
Вслед за свечой Миткал вытащил из кошеля кристалл в виде шестигранной призмы.
— Спектральный камень, — пояснил он, поднимая кристалл над головой. По стенам кабинета побежали радужные переливы. — Обратите внимание на его основное свойство. — Чародей будто читал лекцию слушателям. — Если радужный узор ляжет неровно, это признак воздействия чужеродной магии.
Он обнес спектральный камень вокруг стола. Радужные блики клубились и метались по стенам, но чародея это не тревожило, из чего Хадджадж заключил, что в виду имелись какие-то иные неровности. И действительно, Миткал с довольным видом отставил хрустальную призму, задул свечу, перенес в кабинет Хадджаджа, там зажег снова и повторил весь ритуал заново. По стенам снова пробежали радуги. И снова ничего другого не произошло. Волшебник кивнул Хадджаджу:
— Ваше превосходительство, насколько я могу определить, извне за вами никто не следит.
— Рад слышать, — отозвался Хадджадж.
— Я мог бы сказать вам то же самое, ваше превосходительство, — пробурчал Шаддад. Министр покосился на него. Секретарь закашлялся. — Э… хотя не столь уверенно.
— Именно, — подтвердил Миткал, но этим снисходительно ограничился. — Теперь выясним, не подслушивают ли вас в этих стенах. — Он извлек из кошеля два каких-то темных сморщенных предмета: один маленький, похожий на фасолину, другой — вроде толстого свернутого трубочкой листа, но поросшего с одной стороны шерстью. — Сердце ласки, — пояснил чародей, — которое отыщет крамолу, и ухо осла, которое символизирует измену в отношении слуха. Хотя, — добавил он как бы про себя, — последнее я мог найти на месте.
На Шаддада снова напал кашель.
Сжимая в одной руке сердце, а в другой — ослиное ухо, Миткал принялся читать заклинание. Ухо дернулось и зашевелилось, словно живое. Шаддад подпрыгнул от неожиданности; должно быть, чары подобного рода были для него внове. Хадджадж наблюдал за действиями чародея с тем любопытством, какое вызывала у него работа любого мастера своего дела.
— Что-то?.. — поинтересовался он вполголоса, чтобы не потревожить чародея.
— Да… что-то… — выдохнул Миткал.
Следая указаниям трепещущего уха, чародей медленно вышел из кабинета в приемную. Хадджадж последовал за ним. Шаддад — тоже. Глаза секретаря вылезли из орбит; на смуглом лице они казались особенно белыми. Ослиное ухо неотвратимо указывало на его стол.
Вскрикнув в отчаянии, Шаддад ринулся бежать. Отшвырнув чародейские принадлежности, Миткал бросился в погоню. Волшебник был и моложе, и крепче министерского секретаря. Несколько мгновений спустя из коридора послышались крики и глухой удар.
Хадджадж опустился на подушки и закрыл лицо руками. Он доверял Шаддаду. На доверие ответили предательством. Но испытывал он не только обиду. Его мучил ужас. Давно ли Шаддад совершил свою измену? Многое ли успел передать Ункерланту?
Секретарь вскрикнул снова — теперь уже от боли. Хадджадж поморщился. Скоро на каждый его вопрос будет получен ответ. Шаддад едва ли захочет дать его… но это уже не имеет значения. Изменнику придется заговорить.
— Что один чародей в силах совершить, то другой может разрушить, — повторила Пекка вслух расхожее выражение. Звуки собственного голоса она предпочитала вою ледяных южных ветров за стенами городского колледжа Каяни. Горе было лишь в том, что народная мудрость врала. Чародейка горько усмехнулась. — Что одна чародейка в силах совершить, то она сама же не умеет разрушить — или хотя бы объяснить, что у нее получилось.
Утешало ее только то, что она оставалась не единственным разочарованным магом-теоретиком в Куусамо. Раахе и Алкио не сумели установить, куда девается пропавший желудь в ее опыте. Пиилис — тоже. Как и мастер Сиунтио, и даже Ильмаринен, хотя выжать из последнего хоть какие-то подробности о его работе было практически невозможно.
Пекка глянула на результаты последней своей попытки. Цепочка уравнений никуда не вела. Чародейка чуяла это нутром и с большим трудом подавила искушение запулить смятой бумажкой в угол. Она пыталась найти объяснение эксперименту, предположив, что законы сродства и контакта соотносятся прямо. Не получилось. Она пыталась найти объяснение, предположив, что два базовых закона магии вообще не соотносятся. Тоже не получилось.
Оставалось…
— Ничего, — пробормотала Пекка. — Ничего, пропади все пропадом, ничего, ничего, ни шута!
Она снова подавила желание порвать последние свои расчеты в клочки. Чародейка уже жалела, что связала жизнь с теоретической магией. Ее муж, человек неизмеримо практичный, продолжал разрабатывать полезные приложения волшебства к вящему могуществу Куусамо и великой радости семи князей.
— А я не хотела быть практичной! — пробурчала Пекка. — Я хотела докопаться до корня всего сущего и понять их, а практику оставить другим. И что же? Докопалась я до корней всего сущего. Не поняла ничего. А чародеи-практики обходятся преспокойно без моих открытий!
Искушение, дважды побежденное, вновь подняло голову. Пекка скомкала листок с вычислениями в крошечным комочек и запустила в сторону мусорной корзинки. Промазала. Пожав плечами, чародейка встала из-за стола, чтобы убрать за собой. С расчетами она промахнулась, так что было только логично, чтобы Пекка промахнулась второй раз, пытаясь от них избавиться.
Чародейка как раз отправила комок бумаги в проволочную корзинку, ко множеству его сородичей, когда в дверь постучали. Пекка нахмурилась. Лейно еще не успел бы закончить последнюю серию опытов. «Еще бы ему не работать сверхурочно, — подумала Пекка, — у него хоть что-то получается». Кроме того, стук прозвучал как-то очень непривычно — словно в дверь пнули несколько раз, но отчего-то под самым потолком.
Хмурясь, она распахнула дверь — и отскочила испуганно. Меньше всего она ожидала увидать на пороге мужчину, который стоял на руках.
— Силы горние! — воскликнула она. «Теперь понятно, как он стучался», — мелькнуло у нее в голове.
— И вам доброго денечка, госпожа Пекка, — ответил акробат-самоучка с ухмылкой, которую его поза пыталась преобразовать в хмурую гримасу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201