— Мне кажется, она пыталась забрать остатки своего барахла, прежде чем сбежать.
Альгарвейка ткнула в сторону Дзирнаву пальцем.
— Где вы его откопали? — спросила она солдата, который захватил ее в плен. По-елгавански она изъяснялась бегло, хотя и с акцентом. — Я бы сказала, в болоте, но где вы нашли такое здоровенное болото, что оно не выплеснулось?
Подобно большинству елгаванцев, Дзирнаву отличался светлой кожей, отчего Талсу мог наблюдать, как от бычьей шеи ко лбу поднимается румянец.
— Она явная шпионка! — рявкнул полковник. — Явная! Ко мне в палатку ее! — В налитых кровью сизых буркалах вспыхнул недобрый огонек. — Я займусь допросом лично.
Для себя Талсу мог перевести эту фразу только одним способом и даже пожалел несчастную альгарвейку, невзирая на то, что сам не прочь был бы позабавиться с ней. Дзирнаву на своем «допросе» разве что задавит ее насмерть — и все равно ничего нового не узнает.
Через некоторое время из командирской палатки вышел разведчик, который привел пленницу в лагерь. На лице его странным образом смешались похоть и омерзение.
— Он заставил меня прикрывать его, покуда привязывает ее к кровати, — сообщил он и добавил: — Уложив на живот.
Талсу грустно покачал головой. Его товарищи — тоже.
— Зря только бабу мучить, — озвучил он общее мнение. — Особенно такую красотку. Если полковнику только этого и надо, мог бы мальчишкой обойтись.
— Все веселье — офицерам, — заключил другой солдат, — да не всякое, а то, что им по вкусу.
Поскольку поспорить с этим Талсу не мог, он двинулся к передовой. Солдат не успел отойти от лагеря далеко, когда пленница завизжала — судя по тону, не от боли, а от возмущения. Так или иначе, а Талсу это не касалось. Он зашагал дальше.
Когда он вернулся к ужину, оказалось, что за все прошедшее время никто не заходил в командирскую палатку и не выходил оттуда.
— Ты бы слышал, какими словами он меня крыл, когда я час назад только поинтересовался, не нужно ли ему чего, — сообщил Варту.
— Эта рыженькая еще визжит? — полюбопытствовал Талсу.
Денщик покачал головой. Талсу вздохнул. Быть может, женщина поняла, что от криков толку не будет. А может, была уже не в состоянии кричать. Судя по тому, что солдат знал о своем командире, последнее было вероятней.
Талсу отстоял очередь к котлу. Если Дзирнаву решил пропустить ужин ради иных удовольствий, ему это будет только полезно. Из палатки не доносилось ни звука. В конце концов солдат завернулся в одеяло и заснул.
Когда Талсу проснулся следующим утром, в палатке царила все та же мертвая тишина. Когда Варту осторожно поинтересовался, чем господин граф изволит позавтракать, никто не отозвался. С еще большей опаской денщик просунул голову в палатку и тут же отпрянул, зажимая рот руками. Он выдавил единственное слово:
— Кровь!
Талсу метнулся к палатке. Все, кто слышал вскрик Варту, — тоже. Полковник и граф Дзирнаву, голый и уродливый, лежал, наполовину скатившись с кровати. Горло его было перерезано от уха до уха. Кровь пропитывала простыни и землю. Альгарвейки не было и духу; даже следов ее пребывания в палатке не осталось, если не считать обрезков веревки, привязанных к ножкам кровати.
— Убийца! — вскричал Варту. — Это была наемная убийца!
Никто не оспорил его мнения — вслух, — но выражения на лицах солдат были весьма красноречивы. Талсу про себя предположил, что Дзирнаву заснул, притомившись с натуги, пленница освободила одну руку и нашла в палатке оружие, которым и воспользовалась. Вот как ей удалось после этого скрыться, солдат не мог понять. Возможно, проскользнула мимо часовых. А может, в обмен на молчание предложила одному из них то, что Дзирнаву взял силой. Так или иначе, женщина исчезла.
Последнее слово осталось за Смилшу, но высказался он немного погодя, когда они с Талсу уже шагали к передовой:
— Силы горние, да альгарвейцы ни в жизнь не стали бы убивать Дзирнаву. Они ему вечной жизни желать должны были. А теперь нам, может, поставят полковым командиром кого-то поумнее.
Талсу поразмыслил над этим и торжественно кивнул.
Под стоптанными кожаными башмаками Гаривальда хлюпала грязь. Осенние дожди превращали просторы южного Ункерланта в сплошное болото. Весной, когда таял насыпавшийся за зиму снег, бывало еще хуже — хотя крестьянин относился к этому иначе. Погода год от года ничего нового не показывала. Для Гаривальда ливень был частью обычной жизни.
В общем и целом Гариваль был доволен прошедшим годом. Инспекторы конунга Свеммеля пришли и ушли, а печатники вслед за ними не появились. Зоссенцам удалось убрать урожай до начала дождей. Всем надоевший староста Ваддо, застилая крышу свежей соломой, упал и сломал ногу, так что до сих пор ковылял на костылях. Нет, положительно удачный выдался год!
Свиньи тоже были довольны — по крайней мере, погодой, потому что вся деревня превратилась в большую грязную лужу. Еще они были довольны Гаривальдом, когда тот вытряхнул перед ними полную корзину ботвы. Правда, каждая свинья отчего-то считала, что соседке попались самые сладкие листья, отчего над деревней разносились хрюканье и возмущенный визг.
Для кур Гаривальд прихватил зерна. Курам дождь не нравился. Отряхивая мокрые перья, они пытались забиться то в один дом, то в другой. Несколько цыплят носились с квохтаньем по дому самого Гаривальда. Если они будут слишком путаться под ногами у Анноры, та отомстит им, отправив на свидание с колодой и тесаком.
Когда начнутся зимние бураны, всю скотину загонят в дома — иначе животные замерзнут до смерти. Тепло их тел поможет согреться самим крестьянам. А к вони через какое-то время привыкаешь. Гаривальд хмыкнул про себя. Если бы те высокомерные инспекторы заявились зимой, то, заглянув в первый же дом, сделали бы вдох, да и умчались к себе в Котбус, хвосты поджав.
Когда Гаривальд вернулся домой, его сын возился в грязи у крыльца.
— А мама знает, чем ты тут занят? — грозно поинтересовался крестьянин.
Сиривальд кивнул.
— Она меня выгнала. Говорит, ей надоело, что я все время курей гоняю.
— Да ну? — Гаривальд весело хмыкнул. — Верится. Ты и нас с мамой еще как гоняешь.
Сиривальд ухмыльнулся, по ошибке посчитав отцовские слова за похвалу.
Закатив глаза, Гаривальд нырнул в дом. Несмотря на то, что Сиривальд купался в грязи за дверью, куры продолжали квохтать, как заведенные. По полу ползала Лейба, изо всех силенок пытаясь поймать хоть одну за длинные хвостовые перья. Дочурка Гаривальда полагала, что это весьма занимательно; куры придерживались иного мнения.
— Клюнет, — предупредила дочку Аннора.
Будь Лейба на пару лет постарше, то, возможно, обратила бы внимание на слова матери, но сейчас она их просто не поняла. Строгий материнский тон мог бы возыметь действие, но не сейчас, когда все внимание девочки поглощала игра.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201
Альгарвейка ткнула в сторону Дзирнаву пальцем.
— Где вы его откопали? — спросила она солдата, который захватил ее в плен. По-елгавански она изъяснялась бегло, хотя и с акцентом. — Я бы сказала, в болоте, но где вы нашли такое здоровенное болото, что оно не выплеснулось?
Подобно большинству елгаванцев, Дзирнаву отличался светлой кожей, отчего Талсу мог наблюдать, как от бычьей шеи ко лбу поднимается румянец.
— Она явная шпионка! — рявкнул полковник. — Явная! Ко мне в палатку ее! — В налитых кровью сизых буркалах вспыхнул недобрый огонек. — Я займусь допросом лично.
Для себя Талсу мог перевести эту фразу только одним способом и даже пожалел несчастную альгарвейку, невзирая на то, что сам не прочь был бы позабавиться с ней. Дзирнаву на своем «допросе» разве что задавит ее насмерть — и все равно ничего нового не узнает.
Через некоторое время из командирской палатки вышел разведчик, который привел пленницу в лагерь. На лице его странным образом смешались похоть и омерзение.
— Он заставил меня прикрывать его, покуда привязывает ее к кровати, — сообщил он и добавил: — Уложив на живот.
Талсу грустно покачал головой. Его товарищи — тоже.
— Зря только бабу мучить, — озвучил он общее мнение. — Особенно такую красотку. Если полковнику только этого и надо, мог бы мальчишкой обойтись.
— Все веселье — офицерам, — заключил другой солдат, — да не всякое, а то, что им по вкусу.
Поскольку поспорить с этим Талсу не мог, он двинулся к передовой. Солдат не успел отойти от лагеря далеко, когда пленница завизжала — судя по тону, не от боли, а от возмущения. Так или иначе, а Талсу это не касалось. Он зашагал дальше.
Когда он вернулся к ужину, оказалось, что за все прошедшее время никто не заходил в командирскую палатку и не выходил оттуда.
— Ты бы слышал, какими словами он меня крыл, когда я час назад только поинтересовался, не нужно ли ему чего, — сообщил Варту.
— Эта рыженькая еще визжит? — полюбопытствовал Талсу.
Денщик покачал головой. Талсу вздохнул. Быть может, женщина поняла, что от криков толку не будет. А может, была уже не в состоянии кричать. Судя по тому, что солдат знал о своем командире, последнее было вероятней.
Талсу отстоял очередь к котлу. Если Дзирнаву решил пропустить ужин ради иных удовольствий, ему это будет только полезно. Из палатки не доносилось ни звука. В конце концов солдат завернулся в одеяло и заснул.
Когда Талсу проснулся следующим утром, в палатке царила все та же мертвая тишина. Когда Варту осторожно поинтересовался, чем господин граф изволит позавтракать, никто не отозвался. С еще большей опаской денщик просунул голову в палатку и тут же отпрянул, зажимая рот руками. Он выдавил единственное слово:
— Кровь!
Талсу метнулся к палатке. Все, кто слышал вскрик Варту, — тоже. Полковник и граф Дзирнаву, голый и уродливый, лежал, наполовину скатившись с кровати. Горло его было перерезано от уха до уха. Кровь пропитывала простыни и землю. Альгарвейки не было и духу; даже следов ее пребывания в палатке не осталось, если не считать обрезков веревки, привязанных к ножкам кровати.
— Убийца! — вскричал Варту. — Это была наемная убийца!
Никто не оспорил его мнения — вслух, — но выражения на лицах солдат были весьма красноречивы. Талсу про себя предположил, что Дзирнаву заснул, притомившись с натуги, пленница освободила одну руку и нашла в палатке оружие, которым и воспользовалась. Вот как ей удалось после этого скрыться, солдат не мог понять. Возможно, проскользнула мимо часовых. А может, в обмен на молчание предложила одному из них то, что Дзирнаву взял силой. Так или иначе, женщина исчезла.
Последнее слово осталось за Смилшу, но высказался он немного погодя, когда они с Талсу уже шагали к передовой:
— Силы горние, да альгарвейцы ни в жизнь не стали бы убивать Дзирнаву. Они ему вечной жизни желать должны были. А теперь нам, может, поставят полковым командиром кого-то поумнее.
Талсу поразмыслил над этим и торжественно кивнул.
Под стоптанными кожаными башмаками Гаривальда хлюпала грязь. Осенние дожди превращали просторы южного Ункерланта в сплошное болото. Весной, когда таял насыпавшийся за зиму снег, бывало еще хуже — хотя крестьянин относился к этому иначе. Погода год от года ничего нового не показывала. Для Гаривальда ливень был частью обычной жизни.
В общем и целом Гариваль был доволен прошедшим годом. Инспекторы конунга Свеммеля пришли и ушли, а печатники вслед за ними не появились. Зоссенцам удалось убрать урожай до начала дождей. Всем надоевший староста Ваддо, застилая крышу свежей соломой, упал и сломал ногу, так что до сих пор ковылял на костылях. Нет, положительно удачный выдался год!
Свиньи тоже были довольны — по крайней мере, погодой, потому что вся деревня превратилась в большую грязную лужу. Еще они были довольны Гаривальдом, когда тот вытряхнул перед ними полную корзину ботвы. Правда, каждая свинья отчего-то считала, что соседке попались самые сладкие листья, отчего над деревней разносились хрюканье и возмущенный визг.
Для кур Гаривальд прихватил зерна. Курам дождь не нравился. Отряхивая мокрые перья, они пытались забиться то в один дом, то в другой. Несколько цыплят носились с квохтаньем по дому самого Гаривальда. Если они будут слишком путаться под ногами у Анноры, та отомстит им, отправив на свидание с колодой и тесаком.
Когда начнутся зимние бураны, всю скотину загонят в дома — иначе животные замерзнут до смерти. Тепло их тел поможет согреться самим крестьянам. А к вони через какое-то время привыкаешь. Гаривальд хмыкнул про себя. Если бы те высокомерные инспекторы заявились зимой, то, заглянув в первый же дом, сделали бы вдох, да и умчались к себе в Котбус, хвосты поджав.
Когда Гаривальд вернулся домой, его сын возился в грязи у крыльца.
— А мама знает, чем ты тут занят? — грозно поинтересовался крестьянин.
Сиривальд кивнул.
— Она меня выгнала. Говорит, ей надоело, что я все время курей гоняю.
— Да ну? — Гаривальд весело хмыкнул. — Верится. Ты и нас с мамой еще как гоняешь.
Сиривальд ухмыльнулся, по ошибке посчитав отцовские слова за похвалу.
Закатив глаза, Гаривальд нырнул в дом. Несмотря на то, что Сиривальд купался в грязи за дверью, куры продолжали квохтать, как заведенные. По полу ползала Лейба, изо всех силенок пытаясь поймать хоть одну за длинные хвостовые перья. Дочурка Гаривальда полагала, что это весьма занимательно; куры придерживались иного мнения.
— Клюнет, — предупредила дочку Аннора.
Будь Лейба на пару лет постарше, то, возможно, обратила бы внимание на слова матери, но сейчас она их просто не поняла. Строгий материнский тон мог бы возыметь действие, но не сейчас, когда все внимание девочки поглощала игра.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201