— Об этом мы позаботимся!
Теальдо не мог судить, поняли его приятеля елгаванцы или нет. Так или иначе, никакого значения это не имело. Король Доналиту еще не подписал акт о капитуляции, но война была все равно что окончена. Еще немало елгаванцев падет под огнем из-за упрямства своего монарха и немного альгарвейцев, но и это, с точки зрения Теальдо, было неважно. Когда скорлупа гор оказалась взломана, из нее легко было извлечь сладкое мясо.
— Пошевеливайтесь, ленивые вы ублюдки! — подгонял Галафроне своих подчиненных. — Поднажмите! Чем глубже мы воткнем нож, тем трудней будет чучелкам извертеться и тем больше крови они прольют.
Капитан прилагал все усилия, чтобы крепким словом и своим примером гнать роту вперед, но Теальдо заметил, что получалось у него не так убедительно, как в кампании против Валмиеры. Даже старый вояка полагал, что альгарвейцы находятся в шаге от победы.
Словно в доказательство этому, час спустя рота столкнулась с целой толпой елгаванцев, под присмотром нескольких альгарвейских охранников шагающих на запад, в плен. Смурными или несчастными кауниан назвать было трудно. Они улыбались, хохотали, перешучивались со своими конвоирами. Попасть в лагерь для военнопленных казалось им завидной судьбой.
— Вырожденцы ковнянские, — презрительно бросил Тразоне.
— Может, и так, — ответил Теальдо, — а может, и нет. Радоваться, что жив остался, вроде бы еще не преступление.
— Может, ты и прав, — отозвался Тразоне без особой уверенности. — Но ты, приятель, добрей меня выходишь, вот что.
Теальдо только плечами пожал. Затевать спор из-за елгаванцев казалось ему глупым, но в собственной правоте рядовой оставался убежден. Будь он елгаванским солдатом — особенно к востоку от гор, где никто не ожидал боев, — Теальдо, хотя и не вырожденец, сам радовался бы, что сохранил шкуру в целости.
Ближе к вечеру пара слишком упорных елгаванцев открыла огонь по Теальдо и его товарищам с заброшенного поля. Галафроне спустил на них всю роту, сказав только:
— Вы знаете что делать, парни. Взять их!
И альгарвейцы взяли — методично, словно траншею копали. Золотоволосые оказались славными солдатами, и противникам их пришлось потрудиться. Но двое против роты не продержатся долго, даже если укрытие у них хорошее. Один из елгаванцев погиб страшной смертью — луч ударил его под ребра, пока солдат палил в надвигающихся альгарвейцев. Второй бросил жезл, поняв, что ему не уйти, и поднялся, вскинув руки.
— Ладно, парни, — с улыбкой крикнул он на хорошем альгарвейском, — вы меня прижали.
В лагерь для военнопленных он не попал.
— С нами в такие игры не играют, — прорычал Тразоне, пробираясь сквозь кустарник обратно к дороге.
— Играть-то можно, — отозвался Теальдо, — только выиграть нельзя. Не в мяч и не в шашки играем — голова в закладе. Если кости скверно лягут, так просто из игры не выйдешь.
— Силами горними клянусь, ты прав, — согласился Тразоне. — Если кто возьмется палить в меня или в наших ребят — поплатится.
— Вся страна поплатится, — закончил Теальдо.
Приятель его кивнул, потом запрокинул голову и гулко расхохотался от восторга.
В деревне, где они остановились на ночь, елгаванцы, должно быть, пытались отбиться — половина ее выгорела дотла. Многие дома были разрушены взрывами, на стенах других остались шрамы от лучей станковых жезлов, вроде тех, какие стояли на спинах бегемотов. В ноздри Теальдо ударили кислая гарь и тошнотворный, сладковатый запах тления.
Несколько елгаванцев еще бродили среди развалин, сторожкие и пуганые, как сопровождавшие их деревенские псы. Взять с них было нечего; все, чем владели местные жители до того, как через деревню прокатилась первая волна вторжения, уже испарилось. Парочка самых смелых подходила к лагерю, клянчила поесть. Одни альгарвейцы бросали им куски, другие бранили и гнали.
Теальдо выпало стоять в карауле посреди ночи. Это был один из немногих случаев за все время вторжения в Елгаву, когда солдат ощущал себя на опасном посту. Если какой-нибудь упрямый каунианин вроде тех парней, что застали врасплох его роту, подкрадется к часовому, тому придется туго. Когда Теальдо вытряхнули из-под одеяла посреди ночи, солдат подумал, что его будет клонить в сон на посту, — да какое там!
Стоило мышке прошуршать в траве, как часовой уже целил, вскинувшись, из жезла в темноту на случай, если это окажется тварь более опасная. Стоило ухнуть сове, Теальдо подпрыгивал. Раз что-то в полуразрушенной деревне рухнуло с грохотом, и солдат распластался на земле, словно над ним пролетело крыло боевых драконов. Поднявшись, он чувствовал себя полным идиотом… но знал, что при любом неожиданном шуме вновь заляжет. Для любого солдата, который хочет дожить до конца войны, главным принципом должно стать «доверяй, но проверяй».
Немного погодя к нему и впрямь подошел елгаванец, но открыто, подняв руки, так что видно было, что он безоружен. И все равно Теальдо резко окликнул его:
— Стоять!
Доверять местным жителям у него не было причин. А вот не доверять — были, да еще какие!
Елгаванец застыл, спросив что-то вполголоса на своем наречии. Только тогда солдат сообразил, что перед ним женщина. Но жезла не опустил — мало ли что.
Незнакомка повторила непонятную фразу.
— Ни слова не понимаю, — отозвался Теальдо.
Женщина развела руками — она тоже не понимала его. Потом она приложила ладонь к губам и потерла живот: «Я голодна». Понять ее иначе невозможно было при всем старании. Когда солдат не двинулся с места, женщина положила ладонь ниже и покачала бедрами, а потом снова потерла живот. Перевода не требовалось и теперь: «Если накормишь, я тебе отдамся».
Позже Теальдо подумывал, что мог ответить иначе, если бы не провел так много времени в дороге и так мало — под одеялом. Наверное, мог — когда вступала нужда, солдат удовлетворял ее, даже если за это приходилось платить. Или все же не мог… потому что одно дело — платить серебром, а вот так… Кроме того, очень уж он вымотался.
Вытряхнув из поясного кошеля галету и кусок отдающей фенхелем колбасы, он сунул их в опасливо подставленные ладони елгаванки. Та осторожно приняла еду и со вздохом принялась расстегивать рубаху, исполняя неприятную, однако неизбежную повинность.
Теальдо покачал головой.
— Не стоит, — бросил он. — Давай уматывай отсюда. Убирайся и поешь где-нибудь.
Говорил он по-альгарвейски — другим языкам солдат не был обучен. Чтобы в значении его слов не оставалось сомнений, он сделал вид, будто отталкивает елгаванку. Это она поняла: поклонилась часовому низко-низко, будто герцогу или даже самому королю. Потом оправила рубаху, наклонилась, чтобы чмокнуть солдата в щеку, и торопливо скрылась в темноте.
Сменщику своему он не рассказывал о случившемся.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201
Теальдо не мог судить, поняли его приятеля елгаванцы или нет. Так или иначе, никакого значения это не имело. Король Доналиту еще не подписал акт о капитуляции, но война была все равно что окончена. Еще немало елгаванцев падет под огнем из-за упрямства своего монарха и немного альгарвейцев, но и это, с точки зрения Теальдо, было неважно. Когда скорлупа гор оказалась взломана, из нее легко было извлечь сладкое мясо.
— Пошевеливайтесь, ленивые вы ублюдки! — подгонял Галафроне своих подчиненных. — Поднажмите! Чем глубже мы воткнем нож, тем трудней будет чучелкам извертеться и тем больше крови они прольют.
Капитан прилагал все усилия, чтобы крепким словом и своим примером гнать роту вперед, но Теальдо заметил, что получалось у него не так убедительно, как в кампании против Валмиеры. Даже старый вояка полагал, что альгарвейцы находятся в шаге от победы.
Словно в доказательство этому, час спустя рота столкнулась с целой толпой елгаванцев, под присмотром нескольких альгарвейских охранников шагающих на запад, в плен. Смурными или несчастными кауниан назвать было трудно. Они улыбались, хохотали, перешучивались со своими конвоирами. Попасть в лагерь для военнопленных казалось им завидной судьбой.
— Вырожденцы ковнянские, — презрительно бросил Тразоне.
— Может, и так, — ответил Теальдо, — а может, и нет. Радоваться, что жив остался, вроде бы еще не преступление.
— Может, ты и прав, — отозвался Тразоне без особой уверенности. — Но ты, приятель, добрей меня выходишь, вот что.
Теальдо только плечами пожал. Затевать спор из-за елгаванцев казалось ему глупым, но в собственной правоте рядовой оставался убежден. Будь он елгаванским солдатом — особенно к востоку от гор, где никто не ожидал боев, — Теальдо, хотя и не вырожденец, сам радовался бы, что сохранил шкуру в целости.
Ближе к вечеру пара слишком упорных елгаванцев открыла огонь по Теальдо и его товарищам с заброшенного поля. Галафроне спустил на них всю роту, сказав только:
— Вы знаете что делать, парни. Взять их!
И альгарвейцы взяли — методично, словно траншею копали. Золотоволосые оказались славными солдатами, и противникам их пришлось потрудиться. Но двое против роты не продержатся долго, даже если укрытие у них хорошее. Один из елгаванцев погиб страшной смертью — луч ударил его под ребра, пока солдат палил в надвигающихся альгарвейцев. Второй бросил жезл, поняв, что ему не уйти, и поднялся, вскинув руки.
— Ладно, парни, — с улыбкой крикнул он на хорошем альгарвейском, — вы меня прижали.
В лагерь для военнопленных он не попал.
— С нами в такие игры не играют, — прорычал Тразоне, пробираясь сквозь кустарник обратно к дороге.
— Играть-то можно, — отозвался Теальдо, — только выиграть нельзя. Не в мяч и не в шашки играем — голова в закладе. Если кости скверно лягут, так просто из игры не выйдешь.
— Силами горними клянусь, ты прав, — согласился Тразоне. — Если кто возьмется палить в меня или в наших ребят — поплатится.
— Вся страна поплатится, — закончил Теальдо.
Приятель его кивнул, потом запрокинул голову и гулко расхохотался от восторга.
В деревне, где они остановились на ночь, елгаванцы, должно быть, пытались отбиться — половина ее выгорела дотла. Многие дома были разрушены взрывами, на стенах других остались шрамы от лучей станковых жезлов, вроде тех, какие стояли на спинах бегемотов. В ноздри Теальдо ударили кислая гарь и тошнотворный, сладковатый запах тления.
Несколько елгаванцев еще бродили среди развалин, сторожкие и пуганые, как сопровождавшие их деревенские псы. Взять с них было нечего; все, чем владели местные жители до того, как через деревню прокатилась первая волна вторжения, уже испарилось. Парочка самых смелых подходила к лагерю, клянчила поесть. Одни альгарвейцы бросали им куски, другие бранили и гнали.
Теальдо выпало стоять в карауле посреди ночи. Это был один из немногих случаев за все время вторжения в Елгаву, когда солдат ощущал себя на опасном посту. Если какой-нибудь упрямый каунианин вроде тех парней, что застали врасплох его роту, подкрадется к часовому, тому придется туго. Когда Теальдо вытряхнули из-под одеяла посреди ночи, солдат подумал, что его будет клонить в сон на посту, — да какое там!
Стоило мышке прошуршать в траве, как часовой уже целил, вскинувшись, из жезла в темноту на случай, если это окажется тварь более опасная. Стоило ухнуть сове, Теальдо подпрыгивал. Раз что-то в полуразрушенной деревне рухнуло с грохотом, и солдат распластался на земле, словно над ним пролетело крыло боевых драконов. Поднявшись, он чувствовал себя полным идиотом… но знал, что при любом неожиданном шуме вновь заляжет. Для любого солдата, который хочет дожить до конца войны, главным принципом должно стать «доверяй, но проверяй».
Немного погодя к нему и впрямь подошел елгаванец, но открыто, подняв руки, так что видно было, что он безоружен. И все равно Теальдо резко окликнул его:
— Стоять!
Доверять местным жителям у него не было причин. А вот не доверять — были, да еще какие!
Елгаванец застыл, спросив что-то вполголоса на своем наречии. Только тогда солдат сообразил, что перед ним женщина. Но жезла не опустил — мало ли что.
Незнакомка повторила непонятную фразу.
— Ни слова не понимаю, — отозвался Теальдо.
Женщина развела руками — она тоже не понимала его. Потом она приложила ладонь к губам и потерла живот: «Я голодна». Понять ее иначе невозможно было при всем старании. Когда солдат не двинулся с места, женщина положила ладонь ниже и покачала бедрами, а потом снова потерла живот. Перевода не требовалось и теперь: «Если накормишь, я тебе отдамся».
Позже Теальдо подумывал, что мог ответить иначе, если бы не провел так много времени в дороге и так мало — под одеялом. Наверное, мог — когда вступала нужда, солдат удовлетворял ее, даже если за это приходилось платить. Или все же не мог… потому что одно дело — платить серебром, а вот так… Кроме того, очень уж он вымотался.
Вытряхнув из поясного кошеля галету и кусок отдающей фенхелем колбасы, он сунул их в опасливо подставленные ладони елгаванки. Та осторожно приняла еду и со вздохом принялась расстегивать рубаху, исполняя неприятную, однако неизбежную повинность.
Теальдо покачал головой.
— Не стоит, — бросил он. — Давай уматывай отсюда. Убирайся и поешь где-нибудь.
Говорил он по-альгарвейски — другим языкам солдат не был обучен. Чтобы в значении его слов не оставалось сомнений, он сделал вид, будто отталкивает елгаванку. Это она поняла: поклонилась часовому низко-низко, будто герцогу или даже самому королю. Потом оправила рубаху, наклонилась, чтобы чмокнуть солдата в щеку, и торопливо скрылась в темноте.
Сменщику своему он не рассказывал о случившемся.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201