Но этого Леофсиг, как любой парень, еще не лишившийся ума, вслух говорить не стал. Он уплатил за два места, и они с Фельгильдой протянули руки, чтобы билетер мог поставить на запястья им печати — уплачено, дескать. Только после этого их пропустили внутрь.
Леофсиг купил вина на двоих, а к вину — хлеба, и оливок, и жареного миндаля, и сыра. В котле бурлила какая-то похлебка, но юноша понимал, что скорей ее можно было назвать жидкой овсянкой. Достать мяса театральной кухне было не легче, чем остальным жителям Громхеорта. Поплевывая по сторонам оливковыми косточками, они с Фельгильдой направились в партер.
Когда Леофсиг заходил в театр в последний раз, этой таблички при входе не было. Она гласила: «ДЛЯ КАУНИАН — МЕСТА ТОЛЬКО НА ВЕРХНЕМ БАЛКОНЕ».
— Здорово! — воскликнула Фельгильда. — Нам места больше.
Леофсиг покосился на нее. Все, что он мог бы сказать, выдало бы его с головой. Ни Фельгильда, ни ее родня не знали, что он бежал из альгарвейского лагеря для военнопленных, и тем более не знали — как и с чьей помощью. Как большинство знакомых, они полагали, что рыжики выпустили молодого солдата, и чем меньше народу знало истину, тем лучше.
— Они тоже люди, — промолвил он.
— Ну они же не настоящие фортвежцы, — отозвалась Фельгильда. — А эти их женские панталончики… просто слов нет.
Она тряхнула головой.
Леофсиг вдосталь нагляделся на обтянутые штанами бедра каунианок с той поры, как женщины начали его интересовать, и не знал ни единого фортвежского мужчины, кто устоял бы перед искушением — не исключая, без сомнения, отца Фельгильды. Но упоминать об этом ему казалось неразумным.
— Вон, кажется, там хватит места на двоих, — указал он. — Побежали!
Места на двоих хватило едва-едва. Это значило, что Фельгильде пришлось тесно прижаться к своему кавалеру. Леофсиг не был против. Девушка склонила голову к его плечу. Леофсиг опять же был не против. От запаха цветочных духов у него свербело в носу. Он приобнял Фельгильду за плечи, и она прижалась к нему еще тесней. По всему судя, он должен быть счастлив. Он и был счастлив — почти. Даже та частичка его натуры, что была не вполне довольна, пыталась оправдать Фельгильду: если она и недолюбливала кауниан, то чем отличалась в этом от большинства фортвежцев? Да ничем, и Леофсиг сам это понимал.
— А-ах… — выдохнула Фельгильда, когда погасли огни и поднялся занавес.
Леофсиг тоже подался вперед. Он пришел в театр, чтобы забыть о бедах — своих и родной страны, — а не вспоминать о них.
На сцену вышли актер и актриса, одетые как фортвежские крестьяне позапрошлого столетия: типичные комические персонажи.
— Тяжелые наступили времена, — заявил «муж», глянув на свою партнершу. — Двадцать лет тому назад нам голодать не приходилось. — Он снова покосился на «жену». — Двадцать лет тому назад я был женат на красавице.
— Двадцать лет назад я была замужем за юношей, — отозвалась она.
Актер сморщился, точно от оплеухи.
— Были б у меня были рыжие волосы, бьюсь об заклад, мне бы голодать не пришлось.
— Будь у тебя рыжие волосы, ты был бы вылитый олух. — Актриса обернулась к залу и пожала плечами. — Хотя большой разницы нет, верно?
Так и поехало. Комедианты высмеивали альгарвейских оккупантов, друг друга и все, что под руку попадалось. Злодейкой была каунианка — играла ее низенькая, приземистая, невообразимо толстая фортвежка в соломенном парике, еще более нелепая в облегающих штанах. Леофсигу стало интересно, что думают о ней настоящие кауниане на верхнем балконе. Фельгильде толстуха показалась изумительно смешной. Леофсигу, правду сказать, тоже, когда юноше удавалось забыть о том, как ее игра помогала усилить отчуждение между фортвежцами и каунианами.
В конце концов злодейка получила по заслугам — ее выдали замуж не то за пьяного свинопаса, не то за одну из его свиней. Альгарвейцы из пьесы покинули деревню, взявшись изводить кого-то еще: облегчение, о котором все жители Громхеорта мечтали, но не могли на него надеяться. Двое крестьян, открывшие представление, вышли на сцену.
— Так что, как видите, друзья мои, — обратился к залу мужчина, — все еще может обернуться к лучшему.
— Да заткнись ты, дурень старый! — одернула его «жена».
Занавес опустился, скрывая обоих, потом поднялся снова, чтобы вся труппа могла раскланяться перед публикой под громовые аплодисменты. Настоящую овацию — наряду с громовыми стонами нарочитой страсти — сорвала толстуха, игравшая каунианку. Она покачала толстым задом, отчего публика пришла в неистовство.
— Здорово было, — заметила Фельгильда, когда они с Леофсигом выходили из театра. — Мне понравилось. Спасибо, что взял меня с собой.
Она улыбнулась кавалеру.
— Не за что, — ответил он чуть более рассеянно, чем следовало.
Ему пьеса тоже понравилась… но это было чуть постыдное, не вполне приличное удовольствие. До сих пор ему не приходилось испытывать чувства столь смешанные, и Леофсиг продолжал переживать их вновь и вновь, как ребенок ковыряет старую болячку до свежей крови.
— Мне холодно, — пожаловалась Фельгильда, когда они вышли на улицу.
Она вздрогнула всем телом — спектакль, который сделал бы честь любому из актеров. Леофсиг укрыл ее плечи своим плащом, чего от него и ожидали. Под этим прикрытием оба могли вести себя смелей, чем осмелились бы под взглядами окружающих. Фельгильда обняла кавалера за пояс, так что они шли, прижавшись друг к другу почти так же тесно, как во время представления. Леофсиг поглаживал ее грудь сквозь платье. Прежде девушка ему не позволяла таких вольностей, но сейчас, вздохнув, накрыла его ладонь своей, прижимая к тугой нежной плоти.
Двигаться быстро таким образом не получалось, так что к дверям дома Фельгильды они подошли за несколько минут до комендантского часа. На пороге, где их могли бы застать родственники девушки, она позволила Леофсигу целомудренно чмокнуть ее в щечку и прошмыгнула в дом.
А юноша заторопился к себе. Шагая темными улицами Громхеорта, он разрывался между двумя стремлениями. Часть его натуры требовала пригласить девушку куда-нибудь еще при первом же удобном случае. «Может, тогда мне удастся запустить руку под платье», — думала она. Другая не желала иметь с Фельгильдой ничего общего. Снедаемый сердечной тревогой, Леофсиг перешел на бег.
Фернао наслаждался удобствами. Катиться по Сетубалу в уютном крытом вагоне, где горит у дверей жаровня, было куда приятней, чем тащиться на верблюжьем горбу по землям обитателей льдов, не говоря о том, чтобы плыть через океан на привязи у левиафана. О последнем путешествии Фернао предпочитал не распространяться и старался забыть о нем вовсе. Единственное, что можно было сказать хорошего о проведенных в ледяной воде часах, — что по истечении их чародей вернулся в родной Лагоаш.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201
Леофсиг купил вина на двоих, а к вину — хлеба, и оливок, и жареного миндаля, и сыра. В котле бурлила какая-то похлебка, но юноша понимал, что скорей ее можно было назвать жидкой овсянкой. Достать мяса театральной кухне было не легче, чем остальным жителям Громхеорта. Поплевывая по сторонам оливковыми косточками, они с Фельгильдой направились в партер.
Когда Леофсиг заходил в театр в последний раз, этой таблички при входе не было. Она гласила: «ДЛЯ КАУНИАН — МЕСТА ТОЛЬКО НА ВЕРХНЕМ БАЛКОНЕ».
— Здорово! — воскликнула Фельгильда. — Нам места больше.
Леофсиг покосился на нее. Все, что он мог бы сказать, выдало бы его с головой. Ни Фельгильда, ни ее родня не знали, что он бежал из альгарвейского лагеря для военнопленных, и тем более не знали — как и с чьей помощью. Как большинство знакомых, они полагали, что рыжики выпустили молодого солдата, и чем меньше народу знало истину, тем лучше.
— Они тоже люди, — промолвил он.
— Ну они же не настоящие фортвежцы, — отозвалась Фельгильда. — А эти их женские панталончики… просто слов нет.
Она тряхнула головой.
Леофсиг вдосталь нагляделся на обтянутые штанами бедра каунианок с той поры, как женщины начали его интересовать, и не знал ни единого фортвежского мужчины, кто устоял бы перед искушением — не исключая, без сомнения, отца Фельгильды. Но упоминать об этом ему казалось неразумным.
— Вон, кажется, там хватит места на двоих, — указал он. — Побежали!
Места на двоих хватило едва-едва. Это значило, что Фельгильде пришлось тесно прижаться к своему кавалеру. Леофсиг не был против. Девушка склонила голову к его плечу. Леофсиг опять же был не против. От запаха цветочных духов у него свербело в носу. Он приобнял Фельгильду за плечи, и она прижалась к нему еще тесней. По всему судя, он должен быть счастлив. Он и был счастлив — почти. Даже та частичка его натуры, что была не вполне довольна, пыталась оправдать Фельгильду: если она и недолюбливала кауниан, то чем отличалась в этом от большинства фортвежцев? Да ничем, и Леофсиг сам это понимал.
— А-ах… — выдохнула Фельгильда, когда погасли огни и поднялся занавес.
Леофсиг тоже подался вперед. Он пришел в театр, чтобы забыть о бедах — своих и родной страны, — а не вспоминать о них.
На сцену вышли актер и актриса, одетые как фортвежские крестьяне позапрошлого столетия: типичные комические персонажи.
— Тяжелые наступили времена, — заявил «муж», глянув на свою партнершу. — Двадцать лет тому назад нам голодать не приходилось. — Он снова покосился на «жену». — Двадцать лет тому назад я был женат на красавице.
— Двадцать лет назад я была замужем за юношей, — отозвалась она.
Актер сморщился, точно от оплеухи.
— Были б у меня были рыжие волосы, бьюсь об заклад, мне бы голодать не пришлось.
— Будь у тебя рыжие волосы, ты был бы вылитый олух. — Актриса обернулась к залу и пожала плечами. — Хотя большой разницы нет, верно?
Так и поехало. Комедианты высмеивали альгарвейских оккупантов, друг друга и все, что под руку попадалось. Злодейкой была каунианка — играла ее низенькая, приземистая, невообразимо толстая фортвежка в соломенном парике, еще более нелепая в облегающих штанах. Леофсигу стало интересно, что думают о ней настоящие кауниане на верхнем балконе. Фельгильде толстуха показалась изумительно смешной. Леофсигу, правду сказать, тоже, когда юноше удавалось забыть о том, как ее игра помогала усилить отчуждение между фортвежцами и каунианами.
В конце концов злодейка получила по заслугам — ее выдали замуж не то за пьяного свинопаса, не то за одну из его свиней. Альгарвейцы из пьесы покинули деревню, взявшись изводить кого-то еще: облегчение, о котором все жители Громхеорта мечтали, но не могли на него надеяться. Двое крестьян, открывшие представление, вышли на сцену.
— Так что, как видите, друзья мои, — обратился к залу мужчина, — все еще может обернуться к лучшему.
— Да заткнись ты, дурень старый! — одернула его «жена».
Занавес опустился, скрывая обоих, потом поднялся снова, чтобы вся труппа могла раскланяться перед публикой под громовые аплодисменты. Настоящую овацию — наряду с громовыми стонами нарочитой страсти — сорвала толстуха, игравшая каунианку. Она покачала толстым задом, отчего публика пришла в неистовство.
— Здорово было, — заметила Фельгильда, когда они с Леофсигом выходили из театра. — Мне понравилось. Спасибо, что взял меня с собой.
Она улыбнулась кавалеру.
— Не за что, — ответил он чуть более рассеянно, чем следовало.
Ему пьеса тоже понравилась… но это было чуть постыдное, не вполне приличное удовольствие. До сих пор ему не приходилось испытывать чувства столь смешанные, и Леофсиг продолжал переживать их вновь и вновь, как ребенок ковыряет старую болячку до свежей крови.
— Мне холодно, — пожаловалась Фельгильда, когда они вышли на улицу.
Она вздрогнула всем телом — спектакль, который сделал бы честь любому из актеров. Леофсиг укрыл ее плечи своим плащом, чего от него и ожидали. Под этим прикрытием оба могли вести себя смелей, чем осмелились бы под взглядами окружающих. Фельгильда обняла кавалера за пояс, так что они шли, прижавшись друг к другу почти так же тесно, как во время представления. Леофсиг поглаживал ее грудь сквозь платье. Прежде девушка ему не позволяла таких вольностей, но сейчас, вздохнув, накрыла его ладонь своей, прижимая к тугой нежной плоти.
Двигаться быстро таким образом не получалось, так что к дверям дома Фельгильды они подошли за несколько минут до комендантского часа. На пороге, где их могли бы застать родственники девушки, она позволила Леофсигу целомудренно чмокнуть ее в щечку и прошмыгнула в дом.
А юноша заторопился к себе. Шагая темными улицами Громхеорта, он разрывался между двумя стремлениями. Часть его натуры требовала пригласить девушку куда-нибудь еще при первом же удобном случае. «Может, тогда мне удастся запустить руку под платье», — думала она. Другая не желала иметь с Фельгильдой ничего общего. Снедаемый сердечной тревогой, Леофсиг перешел на бег.
Фернао наслаждался удобствами. Катиться по Сетубалу в уютном крытом вагоне, где горит у дверей жаровня, было куда приятней, чем тащиться на верблюжьем горбу по землям обитателей льдов, не говоря о том, чтобы плыть через океан на привязи у левиафана. О последнем путешествии Фернао предпочитал не распространяться и старался забыть о нем вовсе. Единственное, что можно было сказать хорошего о проведенных в ледяной воде часах, — что по истечении их чародей вернулся в родной Лагоаш.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201