Бургред хмыкнул, с глухим стуком вгоняя в песок обкатанный булыжник.
— Весельчак ты, — проговорил он так же негромко.
Вообще-то рабочим не полагалось болтать, но альгарвеец им попался не из самых въедливых и обычно не придирался к таким мелочам.
— Ага, очень весело. — Леофсиг уложил свой булыжник рядом. — Весело, как единорог с переломанной ногой.
Бургред двинулся обратно к телеге, полной булыжников и битого кирпича. Запряжены в нее были не единороги, а пара тощих, несказанно прозаичных мулов.
— Это все клятые ковняне виноваты, — пробормотал Бургред, возвращаясь с новым камнем. Он уложил булыжник на место. — Вот и славно. Крепко встала, сволочь.
Леофсиг хмыкнул, утирая пот рукавом.
— Не понимаю чего-то, — проговорил он, но тут же пожалел, что распустил язык. Даже эти невинные слова могли дорого ему обойтись.
— Ну, все разумно, а? — ответил Бургред. — Если бы не кауниане, мы бы не влезли вообще в эту войну. А если бы мы в нее не влезли, как бы мы ее продули-то, а?
Расклеенные по всему Громхеорту плакаты говорили то же самое почти теми же словами. Плакаты расклеивали альгарвейские рабочие — фортвежца, осмелившегося в своем же городе налепить на стену хоть бумажку, захватчики, скорей всего, расстреляли бы на месте, если бы поймали на месте преступления. Леофсиг подумал: а понимает ли Бургред, что отрыгивает жвачку, которой пичкают его альгарвейцы?
— Да холера на голову этим каунианам, — продолжал Бургред. — Хоть и живут в наших краях, а все одно — какие из них фортвежцы? Болтают на своем языке, одеваются на свой лад — ты хоть одну их бабу видел прилично одетую? — и нас ненавидят. С чего тогда нам их любить? Силы горние свидетели, я как понял, что они не такие, как все люди, так с тех пор и не лежит к ним душа.
Леофсиг вздохнул и ничего не ответил — не видел смысла. Бургред, очевидно, не нуждался в помощи рыжиков, чтобы составить свое мнение о каунианах. Как многие фортвежцы — возможно, большинство, — он научился презирать светловолосых соседей задолго до того, как альгарвейцы захватили его страну.
— Ваша работать! — гаркнул надсмотрщик. — Нет стоять! Нет болтать! Болтать — беда!
По-фортвежски он говорил с жутким акцентом. Словарь его был ограничен, а грамматика и рядом не стояла. Но всем отчего-то было все понятно.
Когда день подошел к концу, Леофсиг вместе с остальными рабочими отстоял за скромной платой очередь к альгарвейскому сержанту — тот выдавал серебро с таким видом, словно каждая монетка шла из его поясного кошеля. Поначалу рыжики вообще ни медяка не платили рабочим, но, как выразился Хестан не без сдержанной радости, «вскоре обнаружили, что люди лучше работают, когда у них есть для этого причина».
Вместе с остальными рабочими Леофсиг поплелся обратно в город. Кауниане (получившие вдвое меньше за ту же работу) держались поодаль. Большинство шагали по обочине, а не по вымощенной только что дороге.
— Вот же рыжики дурные, — заметил Бургред. — По такой дороге идти — башмаки сносишь враз не то, что наши проселки. И коням копыта бить, и единорогам.
— Зато по ней в дождь проехать можно, а проселок — одна лужа грязная, — ответил Леофсиг и не без ехидства добавил: — В Каунианской империи были такие дороги.
— Ну и много им с того было толку? — фыркнул Бургред — лучший ответ, чем ожидал от него Леофсиг. — Чтоб еще клятым альгарвейцам с них столько же прибытку было, сколько чучелкам в их стародавние времена!
За городскими воротами бригада рассеялась, каждый направился к себе домой или в таверну, где мог за час пропить все, что заработал за день. Некоторые из тех, кто завернул в таверну, были единственными добытчиками в семьях. Леофсиг, как истинный сын своего отца, смотрел на них с презрением.
Разумеется, он не откажется выпить бокал вина — или не один, когда придет домой. Но оттого, что он выпьет немного, никто не останется без пропитания или без дров для печи. Он мог бы даже позволить себе потратить медяк на общественную баню, прежде чем идти домой. Но в банях теперь вечно не хватало горячей воды. Альгарвейцы выделяли дрова скупо — им наплевать, что какие-то фортвежцы останутся грязными. Леофсиг и сам относился к чистоте не так трепетно, как до войны. В поле, а затем в лагере для военнопленных он обнаружил, что, если воняют все, не воняет никто.
Леофсиг почти добрался до дома, когда, вылетев из подворотни, мимо него сломя голову промчался каунианский подросток. За ним гнались четверо или пятеро фортвежских мальчишек. В одном из них юноша узнал своего двоюродного брата Сидрока.
Несмотря на усталость, он ринулся за Сидроком раньше, чем сообразил, что делает. Поначалу он подумал, что ему совестно оттого, что мальчишка его близкий родственник. Но, сделав еще несколько шагов, осознал: ему совестно потому, что он фортвежец, и было это особенно больно.
Из-за этого ему особенно хотелось отыграться на Сидроке. Леофсиг свалил кузена с ног подножкой, за которую на игре в мяч его удалили бы с любого поля в Фортвеге — или даже в Ункерланте, где привыкли играть грубо. Сидрок вполне предсказуемо взвыл.
— Заткнись, паршивец, — холодно процедил Леофсиг. — Какого шута ты делаешь — гоняешь кауниан по улицам, как бешеный слюнявый пес?
— Что я делаю? — взвизгнул Сидрок. Падая, он рассадил колено и оба локтя, но даже не заметил этого. — Что я делаю?
— На тебя что, порчу навели — по два раза все повторяешь? — поинтересовался Леофсиг. — Выдрать бы тебя так, чтобы не только бегать, а и стоять не мог! Отцу стыдно за тебя будет, когда я расскажу, что ты творишь. Силы горние, надеюсь, что и дяде Хенгисту за тебя будет стыдно!
Он думал, что Сидрок устыдится.
— Ты на голову ушибленный! — заорал его кузен вместо этого. — Это чучело соломенное, чтоб ему пропасть, срезало у меня кошелек прямо с пояса, а теперь он еще и удрал! Конечно, я за ним гнался! А ты бы не погнался за воришкой? Или это ниже твоего достоинства?
— За воришкой? — растерянно произнес Леофсиг.
Слишком часто горожане гнали по улицам безвинных кауниан. Что по улицам могут гнать и вполне виноватого каунианина, юноше как-то в голову не пришло. Если фортвежцы могут промышлять воровством, то каунианам кто помешает?
— Воришкой, воришкой. Знаешь такое слово? — огрызнулся Сидрок с язвительностью, которой позавидовал бы и отец Леофсига. Только теперь он заметил, что весь исцарапался. — Ты что, убить меня вздумал? Мало не хватило!
Поскольку Леофсиг сгоряча действительно едва не зашиб кузена, он попытался помириться.
— Мне показалось, ты за ним ради развлечения гонялся, — пробормотал он.
— В этот раз — нет. — Поднявшись на ноги, Сидрок упер руки в бока. По локтям его текла кровь. — Ты еще хуже своего брательника, знаешь? Тоже чучельник известный, но он хоть на людей не бросается!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201