Как я счастлив снова услышать твой голос!
— Что привело тебя в этот город? У тебя здесь дела или ты высадился здесь в Матагорде, чтобы отсюда направиться к нам, в Рио-Пекос?
— У меня здесь дела.
— Не может ли мой бледнолицый брат рассказать мне о них? Расскажет ли он мне, где он был с тех пор, как мы расстались друг с другом?
Виннету увлек меня чуть дальше в лес, мы сели, и я рассказал ему о своих приключениях. Когда я закончил, он кивнул с серьезным видом и сказал:
— Мой брат многое пережил со дня нашей последней встречи, у Виннету же, напротив, ничего особенного не произошло. Он вынужден был обскакать на лошади множество отдаленных мест, где живут племена апачей, чтобы удержать их от слишком поспешных решений, поскольку они собирались в Мексику — участвовать в сражениях. Слышал ли мой брат о Хуаресе, краснокожем президенте?
— Да.
— Кто прав — он или Наполеон?
— Хуарес.
— Мой брат думает так же, как и я. Я прошу тебя не спрашивать, что я делаю здесь, в Матагорде. Я должен скрывать это даже от тебя, поскольку я воздавал хвалу молчаливости Хуареса. Ты все же будешь искать этих двоих бледнолицых, несмотря на нашу встречу?
— Я вынужден это сделать и был бы рад, если бы ты мог сопровождать меня. Возможно ли это для тебя?
— Нет. Я должен выполнить один долг, который так же много значит для меня, как и твой для тебя. Сегодня я еще здесь, но завтра я направлюсь на корабле в Ла-Гранге, откуда поеду через Форт-Инге в Рио-Гранде дель Норте.
— Мы плывем тем же пароходом, только я не знаю, как долго мы будем в пути. Итак, завтра мы еще увидимся.
— Нет, я не хочу впутывать своего брата в мои дела. Поэтому я тогда и сделал вид, что не знаю тебя. Кроме того, я не хотел чтобы это знал Старая Смерть.
— Что ты имеешь в виду?
— Он знает, что ты — Таинственная Рука?
— Нет. Это имя между нами никогда не упоминалось.
— Он наверняка его знает. Ты сейчас долго отсутствовал и поэтому не знаешь, как часто о тебе ходят слухи на Западе. А тебя, вероятно, он считал молокососом?
— Так и есть.
— Поэтому он будет однажды очень удивлен, когда узнает, что это за молокосос. Я не хотел раскрывать все раньше времени. Поэтому на корабле мы не будем разговаривать друг с другом. Когда ты найдешь Олерта и его похитителя, вот тогда мы побудем вместе длительное время. Ты же приедешь к нам?
— Конечно.
-- Ну, а теперь давай расстанемся, Шарлях. Здесь есть бледнолицые, которые ждут меня.
Виннету встал. Я должен был уважать его тайну и расстался с ним в надежде, что разлука будет недолгой.
На следующее утро Старая Смерть и я наняли двух мулов, на которых мы выехали к наносам, где путников уже ожидал пароход. Свои седла мы взвалили на мулов.
Пароход представлял собой плоскодонное судно, построенное на американский манер. Многие путешественники уже поднялись на борт. Когда мы с седлами на плечах переступили доску и взошли на палубу, раздался чей-то громкий голос:
— Боже милостивый! Вон идет пара двуногих оседланных ишаков! Виданное ли дело? Расступитесь, джентльмены! Дайте им пройти! Джентльмены не должны ездить на такой скотине!
Мы узнали эти голоса. Самые лучшие места с крышей от солнца и дождя заняли уже известные нам бандиты. Шумный крикун, вчерашний наш знакомый, который, по-видимому, был их вожаком, встретил нас новыми оскорбительными возгласами. Я повернулся к старику. Поскольку он спокойно пропустил эти слова мимо ушей, я сделал то же самое. Мы заняли места напротив этих парней и задвинули седла под свои сиденья.
Старик удобно устроился, вытащил свой револьвер, зарядил его и положил рядом. И здесь я последовал его примеру. Бандиты придвинулись друг к другу и стали перешептываться. Однако они не отважились еще раз оскорбить нас во всеуслышанье. С ними были их собаки — за исключением одной. Крикун рассматривал нас особенно враждебно. Спина у него была согнута, что являлось следствием его полета через окно, а также не слишком вежливого с ним обращения Виннету. На лице его еще не затянулись раны от осколков стекла.
Когда пришел кондуктор спросить, где мы будем высаживаться, Старая Смерть назвал Колумбус. Мы заплатили только до этого пункта. В случае необходимости мы могли проследовать и дальше. Мой спутник полагал, что Гибсон не доедет до Остина. Колокол пробил уже во второй раз, когда появился еще один пассажир — это был Виннету. Он заскочил на своем Илчи, великолепном жеребце, взнузданном на индейский манер, только на борту выпрыгнув из седла. Виннету провел своего коня на переднюю палубу, где для таких случаев была сооружена дощатая перегородка на уровне плеча. Потом он, словно не замечая никого вокруг, спокойно уселся рядом на парапет. Разбойники нарочито громко принялись кашлять, чтобы привлечь его внимание, но напрасно. Он сидел, опершись на свое серебряное ружье, полуобернувшись к ним, но, казалось, глаза его не видели, а уши не слышали их.
Вот раздался последний сигнал к отплытию. Еще минута ожидания — может, кто-то опоздал — и колеса закрутились, корабль отчалил. Наше путешествие, казалось, будет удачным. До Вартона на борту царили тишина и спокойствие. В Вартоне сошел всего один пассажир, но село множество. Старая Смерть на пару минут выскочил на берег, чтобы разузнать у посыльного о Гибсоне. Он узнал, что два человека, подходившие под описание, там не высаживались. Такие же новости ожидали нас и в Колумбусе, и поэтому мы решили оплатить билет до Ла-Гранге. От Матагорды до Колумбуса примерно пятьдесят часов плавания, и когда мы туда прибыли, было уже довольно поздно. За весь этот долгий путь Виннету лишь однажды покинул свое место — чтобы дать лошади воды и накормить ее кукурузными зернами.
Казалось, что разбойники забыли о своей неприязни к нам и Виннету. Они приставали к новым пассажирам, но, как правило, получали отпор. Они выставляли напоказ политические убеждения, каждого встречного спрашивали о его политических взглядах, обругивая всех, кто не был заодно с ними. Выражения типа «проклятый республиканец», и «негритосский родственник», «прислужник янки» и прочие, еще худшие ругательства, так и сыпались у них с языка, что очень не понравилось окружающим, не желавшим с ними иметь никаких дел. Во всяком случае, это было объяснением тому, что они оставили нас в покое. Они не надеялись найти поддержку. Если бы на борту было больше сецессионистов, мир на корабле был бы неминуемо нарушен. В Колумбусе многие мирно настроенные граждане сошли на берег, их места заняли люди совсем другого склада. На борт, шатаясь, взобралась целая банда, человек 15—20, все мужчины были пьяными и вид их не обещал ничего хорошего. Наши разбойники приветствовали их бурным выражением радости. Многие из вновь прибывших уже присоединились к ним, и вскоре оказалось, что у этих бандитов большой перевес в силе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62
— Что привело тебя в этот город? У тебя здесь дела или ты высадился здесь в Матагорде, чтобы отсюда направиться к нам, в Рио-Пекос?
— У меня здесь дела.
— Не может ли мой бледнолицый брат рассказать мне о них? Расскажет ли он мне, где он был с тех пор, как мы расстались друг с другом?
Виннету увлек меня чуть дальше в лес, мы сели, и я рассказал ему о своих приключениях. Когда я закончил, он кивнул с серьезным видом и сказал:
— Мой брат многое пережил со дня нашей последней встречи, у Виннету же, напротив, ничего особенного не произошло. Он вынужден был обскакать на лошади множество отдаленных мест, где живут племена апачей, чтобы удержать их от слишком поспешных решений, поскольку они собирались в Мексику — участвовать в сражениях. Слышал ли мой брат о Хуаресе, краснокожем президенте?
— Да.
— Кто прав — он или Наполеон?
— Хуарес.
— Мой брат думает так же, как и я. Я прошу тебя не спрашивать, что я делаю здесь, в Матагорде. Я должен скрывать это даже от тебя, поскольку я воздавал хвалу молчаливости Хуареса. Ты все же будешь искать этих двоих бледнолицых, несмотря на нашу встречу?
— Я вынужден это сделать и был бы рад, если бы ты мог сопровождать меня. Возможно ли это для тебя?
— Нет. Я должен выполнить один долг, который так же много значит для меня, как и твой для тебя. Сегодня я еще здесь, но завтра я направлюсь на корабле в Ла-Гранге, откуда поеду через Форт-Инге в Рио-Гранде дель Норте.
— Мы плывем тем же пароходом, только я не знаю, как долго мы будем в пути. Итак, завтра мы еще увидимся.
— Нет, я не хочу впутывать своего брата в мои дела. Поэтому я тогда и сделал вид, что не знаю тебя. Кроме того, я не хотел чтобы это знал Старая Смерть.
— Что ты имеешь в виду?
— Он знает, что ты — Таинственная Рука?
— Нет. Это имя между нами никогда не упоминалось.
— Он наверняка его знает. Ты сейчас долго отсутствовал и поэтому не знаешь, как часто о тебе ходят слухи на Западе. А тебя, вероятно, он считал молокососом?
— Так и есть.
— Поэтому он будет однажды очень удивлен, когда узнает, что это за молокосос. Я не хотел раскрывать все раньше времени. Поэтому на корабле мы не будем разговаривать друг с другом. Когда ты найдешь Олерта и его похитителя, вот тогда мы побудем вместе длительное время. Ты же приедешь к нам?
— Конечно.
-- Ну, а теперь давай расстанемся, Шарлях. Здесь есть бледнолицые, которые ждут меня.
Виннету встал. Я должен был уважать его тайну и расстался с ним в надежде, что разлука будет недолгой.
На следующее утро Старая Смерть и я наняли двух мулов, на которых мы выехали к наносам, где путников уже ожидал пароход. Свои седла мы взвалили на мулов.
Пароход представлял собой плоскодонное судно, построенное на американский манер. Многие путешественники уже поднялись на борт. Когда мы с седлами на плечах переступили доску и взошли на палубу, раздался чей-то громкий голос:
— Боже милостивый! Вон идет пара двуногих оседланных ишаков! Виданное ли дело? Расступитесь, джентльмены! Дайте им пройти! Джентльмены не должны ездить на такой скотине!
Мы узнали эти голоса. Самые лучшие места с крышей от солнца и дождя заняли уже известные нам бандиты. Шумный крикун, вчерашний наш знакомый, который, по-видимому, был их вожаком, встретил нас новыми оскорбительными возгласами. Я повернулся к старику. Поскольку он спокойно пропустил эти слова мимо ушей, я сделал то же самое. Мы заняли места напротив этих парней и задвинули седла под свои сиденья.
Старик удобно устроился, вытащил свой револьвер, зарядил его и положил рядом. И здесь я последовал его примеру. Бандиты придвинулись друг к другу и стали перешептываться. Однако они не отважились еще раз оскорбить нас во всеуслышанье. С ними были их собаки — за исключением одной. Крикун рассматривал нас особенно враждебно. Спина у него была согнута, что являлось следствием его полета через окно, а также не слишком вежливого с ним обращения Виннету. На лице его еще не затянулись раны от осколков стекла.
Когда пришел кондуктор спросить, где мы будем высаживаться, Старая Смерть назвал Колумбус. Мы заплатили только до этого пункта. В случае необходимости мы могли проследовать и дальше. Мой спутник полагал, что Гибсон не доедет до Остина. Колокол пробил уже во второй раз, когда появился еще один пассажир — это был Виннету. Он заскочил на своем Илчи, великолепном жеребце, взнузданном на индейский манер, только на борту выпрыгнув из седла. Виннету провел своего коня на переднюю палубу, где для таких случаев была сооружена дощатая перегородка на уровне плеча. Потом он, словно не замечая никого вокруг, спокойно уселся рядом на парапет. Разбойники нарочито громко принялись кашлять, чтобы привлечь его внимание, но напрасно. Он сидел, опершись на свое серебряное ружье, полуобернувшись к ним, но, казалось, глаза его не видели, а уши не слышали их.
Вот раздался последний сигнал к отплытию. Еще минута ожидания — может, кто-то опоздал — и колеса закрутились, корабль отчалил. Наше путешествие, казалось, будет удачным. До Вартона на борту царили тишина и спокойствие. В Вартоне сошел всего один пассажир, но село множество. Старая Смерть на пару минут выскочил на берег, чтобы разузнать у посыльного о Гибсоне. Он узнал, что два человека, подходившие под описание, там не высаживались. Такие же новости ожидали нас и в Колумбусе, и поэтому мы решили оплатить билет до Ла-Гранге. От Матагорды до Колумбуса примерно пятьдесят часов плавания, и когда мы туда прибыли, было уже довольно поздно. За весь этот долгий путь Виннету лишь однажды покинул свое место — чтобы дать лошади воды и накормить ее кукурузными зернами.
Казалось, что разбойники забыли о своей неприязни к нам и Виннету. Они приставали к новым пассажирам, но, как правило, получали отпор. Они выставляли напоказ политические убеждения, каждого встречного спрашивали о его политических взглядах, обругивая всех, кто не был заодно с ними. Выражения типа «проклятый республиканец», и «негритосский родственник», «прислужник янки» и прочие, еще худшие ругательства, так и сыпались у них с языка, что очень не понравилось окружающим, не желавшим с ними иметь никаких дел. Во всяком случае, это было объяснением тому, что они оставили нас в покое. Они не надеялись найти поддержку. Если бы на борту было больше сецессионистов, мир на корабле был бы неминуемо нарушен. В Колумбусе многие мирно настроенные граждане сошли на берег, их места заняли люди совсем другого склада. На борт, шатаясь, взобралась целая банда, человек 15—20, все мужчины были пьяными и вид их не обещал ничего хорошего. Наши разбойники приветствовали их бурным выражением радости. Многие из вновь прибывших уже присоединились к ним, и вскоре оказалось, что у этих бандитов большой перевес в силе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62