Эта процедура однообразно повторялась с каждой новой группой. Только иногда
разнородный состав свидетелей создавал новую неожиданную комбинацию.
- Приемлющие присягу, - обращается председатель к новой группе свидетелей,
- подойдите к батюшке. Неприемлющие, отойдите назад!
Небольшого роста старик-жандарм, состоящий при каком-то заводе, выделяется
из группы свидетелей и молодцеватым маршем подходит к налою. Тяжело стуча
сапогами и переговариваясь друг с другом, рабочие отступают назад. Между
ними и стариком-жандармом остается свидетель О., известный петербургский
присяжный поверенный, домовладелец, либерал и гласный думы.
- Вы присягаете, свидетель О.? - обращается к нему председатель.
- Я... я... собственно... присягаю...
- В таком случае подойдите к батюшке.
Нерешительными шагами с перекошенным лицом подвинулся свидетель к налою. Он
оглянулся назад: за ним не было никого. Спереди стоял маленький старик в
жандармском мундире.
- Поднимите руки для присяги!
Старик-жандарм высоко поднял три пальца над головой. Присяжный поверенный
О. слегка поднял руку, снова оглянулся назад и остановился.
- Свидетель О., - раздался раздраженный голос, - вы присягаете или нет?
- Как же, как же, присягаю.
И либеральный свидетель, пересилив себя, поднял руку почти так же высоко,
как жандарм. Вместе с жандармом он повторял вслед за священником наивные
слова присяги. Если б такую картину создал художник, она показалась бы
ненатуральной! Глубокий социальный символизм этой маленькой судебной сцены
почувствовался всеми. Свидетели рабочие обменялись ироническим взглядом с
подсудимыми, люди из общества смущенно переглянулись между собою,
злорадство откровенно выступило на иезуитском лице председателя. В зале
воцарилось напряженное молчание.
Допрашивается сенатор граф Тизенгаузен, гласный петербургской думы. Он
присутствовал в том заседании думы, когда депутация Совета предъявила ряд
требований городскому самоуправлению.
- Как вы, господин свидетель, - спрашивает один из защитников, - отнеслись
к требованию об устройстве вооруженной городской милиции?
- Я считаю этот вопрос не имеющим отношения к делу, - отвечает граф.
- В тех рамках, в каких я веду судебное следствие, - возражает
председатель, - вопрос защиты законен.
- В таком случае я должен сказать, что к идее городской милиции я тогда
отнесся сочувственно, но с того времени я совершенно изменил свой взгляд на
этот вопрос...
О, сколь многие из них успели за протекший год изменить свой взгляд на этот
и на многие другие вопросы!.. Либеральная пресса, выражая "полное
сочувствие" личностям подсудимых, в то же время не находила достаточно
решительных слов, чтоб отвергнуть их тактику. Радикальные газеты с улыбкой
сожаления говорили о революционных "иллюзиях" Совета. Зато рабочие
оставались ему верны без всяких оговорок.
Многие заводы присылали в суд свои коллективные письменные заявления через
свидетелей из своей среды. По настоянию подсудимых суд приобщал такие
документы к делу и оглашал их во время заседания.
"Мы - нижеподписавшиеся рабочие Обуховского завода, - говорило одно наудачу
выхваченное нами заявление, - убедившись в том, что правительство хочет
произвести суд, полный произвола, над Советом Рабочих Депутатов, глубоко
возмущенные стремлением правительства изобразить Совет в виде кучки
заговорщиков, преследующих чуждые рабочему классу цели, - мы, рабочие
Обуховского завода, заявляем, что Совет состоит не из кучки заговорщиков, а
из истинных представителей всего петербургского пролетариата. Мы протестуем
против произвола правительства над Советом, выразившегося в обвинении
выбранных нами товарищей, исполнявших все наши требования в Совете, и
заявляем правительству, что насколько виновен наш уважаемый всеми нами
товарищ П. А. Злыднев, постольку же виновны и мы, что и удостоверяем своими
подписями".
К этой резолюции было присоединено несколько листов бумаги, покрытых более
чем 2.000 подписей. Листы были грязны и измяты: они ходили по всем
мастерским завода из рук в руки. Обуховская резолюция далеко не самая
резкая. Были такие, от оглашения которых председатель отказывался ввиду их
"глубоко неприличного" по отношению к суду и к правительству тона.
В общем представленные суду резолюции насчитывали десятки тысяч подписей.
Показания свидетелей, многие из которых, выйдя из судебного зала, сейчас же
попадали в руки полиции, дали превосходный комментарий к этим документам.
Заговорщики, необходимые прокуратуре, совершенно утонули в героической
безыменной массе. В конце концов прокурор, совмещавший свою позорную роль с
внешней корректностью, вынужден был в обвинительной речи признать два
факта: во-первых, что на известном уровне политического развития
пролетариат проявляет "тяготение" к социализму, и, во-вторых, что
настроение рабочих масс в период деятельности Совета было революционным.
Пришлось прокуратуре сдать еще одну важную позицию. "Подготовка
вооруженного восстания" была, разумеется, осью всего судебного следствия.
- Призывал ли Совет к вооруженному восстанию?
- В сущности, не призывал, - отвечали свидетели. - Совет формулировал
только общее убеждение в неизбежности вооруженного восстания.
- Совет требовал Учредительного Собрания. Кто же должен был создать его?
- Сам народ!
- Как?
- Конечно, силой. Добром ничего не возьмешь.
- Значит, Совет вооружал рабочих для восстания?
- Нет, для самозащиты.
Председатель иронически пожимал плечами. Но, в конце концов, показания
свидетелей и подсудимых заставили суд усвоить себе это "противоречие".
Рабочие вооружались непосредственно для самообороны. Но это было в то же
время вооружением в целях восстания - постольку, поскольку главным органом
погромов становилась правительственная власть. Выяснению этого вопроса была
посвящена речь, которую автор произнес перед судом*.
/* Мы приводим ниже эту речь по не опубликованному в России
стенографическому отчету - см. стр. 163./
Своей вершины процесс достиг в тот момент, когда наша защита передала суду
ставшее столь знаменитым "Письмо Лопухина"*80.
Подсудимые и защита говорили:
- Господа судьи! Вы считаете, повидимому, голословным наше утверждение, что
органы правительственной власти играли руководящую роль в подготовке и
организации погромов. Для вас, может быть, недостаточно убедительны
свидетельские показания, которые вы здесь слышали. Может быть, вы уже
успели забыть те разоблачения, которые князь Урусов*81, бывший товарищ
министра внутренних дел, сделал в Государственной Думе. Может быть вас
убедил жандармский генерал Иванов, который под присягой сказал вам здесь,
что речи о погромах были одним предлогом для вооружения масс?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264 265 266 267 268 269 270 271 272 273 274 275 276 277 278 279 280 281 282 283 284 285 286 287 288 289 290 291 292 293 294 295 296 297 298 299 300 301 302 303 304 305 306 307 308 309 310 311 312 313 314 315 316 317 318 319 320 321 322 323 324 325 326 327 328 329 330 331 332 333 334 335 336 337 338 339 340 341 342 343 344 345 346 347 348 349 350 351 352 353 354 355 356 357 358 359 360 361 362 363 364 365 366 367 368 369 370 371 372 373 374 375 376 377 378 379 380 381 382 383 384 385 386 387 388 389 390 391 392 393 394 395 396 397 398 399 400 401 402 403 404 405 406 407 408 409 410