Расписывая "рай на земле предков", они внушили Бравштейну, что он
обязан жить и работать в еврейской стране.
И Борис с женой оставляют в Киеве родственников и вместе с детьми
уезжают из СССР. Два года провели они в Израиле. Работу молодые
инженеры получили приличную. У них была и хорошая, по израильским
понятиям, квартира. Но с каждым днем супруги все явственней ощущали,
что совершена большая ошибка, да только не решались признаться в этом
друг другу. Но однажды в один из выходных дней супруги откровенно
объяснились и бесповоротно решили: ошибка не должна стать роковой,
надо покинуть Израиль!
Что их натолкнуло на такое решение? Чтобы ответить на этот
вопрос, я воспользуюсь высказываниями Бориса Бравштейна в беседе с
венскими журналистами, исключив те, что совпадают с признаниями
кандидата наук Рубинштейна и конструктора Гитберга.
- Разве пойдет в горло кусок, когда знаешь, что приехавший вместе
с нами из Советского Союза немолодой рабочий превратился в
безработного и питается впроголодь? Безработный! До приезда в Израиль
это было для нас отвлеченное понятие.
Разве могли мы спокойно спать, когда нашу тяжелобольную знакомую
не взяли в госпиталь: у обнищавшей женщины не было денег на оплату
лечения. Но это еще не предел бесчеловечного отношения к больным. Мы с
женой видели больных детей, вышвырнутых из госпиталя после того, как
их родители просрочили уплату денег за лечение.
А могли мы безучастно наблюдать, как полицейские избивают
инвалидов! Только за то, что они посмели протестовать против
уменьшения размера пособий. А ведь инвалиды принадлежали к так
называемым ватикам, коренным жителям Палестины, считающимися в Израиле
привилегированными гражданами. Но так как они нищие и бессильные, их
всячески третируют. Вот вам права человека по-израильски!
Вскоре жестокий уклад израильской жизни обрушился непосредственно
на самих Бравштейнов. Их детей в школе отказались признать евреями и
дали им кличку "необрезанных". Родители безуспешно обращались в
различные мисрады, но им неизменно советовали подать прошение
религиозным властям. Нетрудно представить, как встретили бы в
раввинате мужа и жену, нарушивших обычаи святой веры. Детишкам же
стало невмоготу посещать школу, их там высмеивали, травили. На своих
ранцах и куртках они обнаруживали оскорбительные надписи. Счастливое
детство, ничего не скажешь!
А тут еще Бравштейн с нескрываемой гордостью рассказал своим
сослуживцам, что его брат в Киеве награжден орденом. Человек с
израильским паспортом гордится таким братом? Кое-кто усмотрел в этом
антиизраильские настроения. Последовали новые неприятности...
Думаю, перечисленного уже достаточно, чтобы понять, почему Борис
Бравштейн заявил венским журналистам:
- Провести четыре месяца в Вене без постоянной работы, но в
постоянном страхе перед провокациями сохнутовцев не очень-то сладко.
Однако эти четыре месяца показались мне курортом в сравнении с
двухгодичной каторгой в Израиле. А ведь я так туда рвался - должен
честно сказать об этом...
Еще одна "благополучная" чета: он, Федор Давидович Эдельбург,
работал в Киеве ведущим технологом одного из научно-исследовательских
институтов, она, Анна Борисовна Теплицкая, получила в СССР высшее
театральное образование.
Трудно, конечно, теперь поверить им, что, уезжая в Израиль, они
заранее решили для себя: это, мол, не навсегда. Вряд ли научный
работник и режиссер художественной самодеятельности не понимали, что с
советским гражданством нельзя нельзя играть в бирюльки.
И беседуя со мной, муж проявлял поразительную для научного
работника то ли, извините, политическую тупость, то ли невероятный
инфантилизм. С упорством чеховского "интеллигентного бревна" он
монотонно твердил: "Я ведь на практике понял (понадобилась, видите ли,
практика! - Ц.С.), что в Израиле мне места нет. Ну хорошо, допустим, я
поступил нелогично, подмахнув заявление об отказе от советского
гражданства. Но ведь тот самый майор милиции, которому я вручил свое
неправильное заявление, может получить пять, десять, двадцать моих
заявлений, что я согласен вновь стать советским гражданином.
"Согласен" - вот так формулировочка!
Я терпеливо разъяснял Федору Давидовичу, что вопрос о
предоставлении советского гражданства решается согласно нашим законам
Президиумом Верховного Совета СССР. Но мой собеседник, словно не слыша
моих слов, продолжал жаловаться на "черствых" работников советского
консульства за то, что они в Австрии совершенно не заботятся о нем,
"ошибочно" вернувшим работникам киевской милиции свой советский
паспорт "за ненадобностью".
"Но ведь о вас, - пустил в ход Эдельбург решающий довод, - если
вас в Вене обидят, консульство позаботится!" Понимая, что слова до
Федора Давидовича не доходят, я молча показал ему свой паспорт
гражданина Союза Советских Социалистических Республик.
Правда, жена Эдельбурга Анна Борисовна Теплицкая говорила со мной
горестно и, думаю, более искренне:
- От одного сознания, что нам придется до конца дней своих жить в
Израиле, мы с мужем сошли бы с ума. Мы попали как бы на другую
планету, где жестокость и равнодушие к судьбам окружающих стали нормой
поведения. Чтобы каждодневно не сталкиваться с этим, надо жить в
башне, совершенно отгородившись от людей. А израильская пресса много
шумит о коммуникабельности. Теперь мы готовы рвать на себе волосы:
ведь настоящую коммуникабельность ощущали в Киеве, в любом советском
городе, куда случалось выезжать!.. Элементы единства в Израиле можно
было заметить только среди рабочих. Но в их среду нам проникнуть было
трудно - это вызвало бы подозрение начальства: семья деятеля науки,
семья привилегированных академаим контактирует с "простыми" рабочими!
Да, если в человеке сохранились человеческие чувства, он поступится
любой зарплатой, любыми бытовыми удобствами, но не станет жить в
обстановке наисовременнейшей безнравственности и наидревнейшего
шовинизма. Мы с мужем могли бы привести десятки аргументов нашего
решения бежать из Израиля. Но я выражу все тремя словами: страшный
образ жизни!
Моя собеседница доказательно воспроизвела приметы свойственной
израильскому обществу "нехватки человечности", наличие которой в
современном буржуазном мире признают сами западные философы. В Израиле
- буржуазном государстве, формирующемся в лихорадочной обстановке
провоцируемых им захватнических войн, нехватка человечности ощущается,
видно, особенно остро.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179