Не помню уже, в чем заключались разногласия,
но названия я запомнил: "Цеире цион" и "Поалей цион". Яростно понося
одна другую, они всячески стремились привлечь на свою сторону
подростков, чтобы под своим попечительством создать скаутские отряды
националистического толка.
И вот цеиреционовцы пригласили еврейских ребят на торжественный
сбор в честь создания первого скаутского отряда. Тогда поалейционовцы
немедленно назначили свой сбор на тот же день и час, близ той же самой
оркестровой беседки на городском бульваре.
- Сами не пойдем и уговорим ребят из других дворов тоже не ходить
на скаутский сбор, - поспешили мы уверить Гришу Каца. К нашему
удивлению, услышали в ответ:
- Нет, вам надо послушать сионистских агитаторов. Тогда сами
увидите, правду я вам говорю про них или нет.
Когда только ребята столпились у оркестровой беседки, нас
строго-настрого предупредили:
- Если заметите, что нас слышит, не дай бог, не еврей, сразу же
крикните! Пусть он даже близко не подходит!
Можете представить себе, как после этого предупреждения учащенно
забились сердца ребят с нашего двора: ведь мы привели сюда украинского
парнишку Костика Березовского. Прослышав, что всем, кто придет на
бульвар, дадут подарок, мы уговорили Костика пойти с нами - недавно
умер от сыпняка его отец, и Костик больше других нуждался в подарке.
На бульваре многие еврейские ребята с других улиц узнали
украинского мальчика, но никто не раскрыл организаторам сбора нашей
тайны.
И вот начался торжественный сбор. Он, правда, сразу же
превратился в крикливый спор. Лидеры обеих группировок запальчиво
обрывали один другого, язвительно намекали на какие-то махинации с
денежными пожертвованиями, обменивались колкостями, а порой и
нецензурными ругательствами. Подогреваемые криками и вспышками,
приверженцы лидеров то и дело затевали потасовку.
Драки могли сорвать сбор. Испугавшись этого, взрослые кое-как
уняли драчунов. И самый главный цеиреционовец торжественно
провозгласил, что мы обязаны на всю жизнь запомнить этот происходящий
в 6579-м по священному летосчислению году сбор.
- И хотя собрались мы на чужой для нас земле, - тут же подхватил
поалейционовец, - вы, еврейские дети, здесь, наконец, услышите
праведное слово о священной земле предков.
Не дав нам опомниться, оба оратора, только несколько минут тому
назад визгливо нападавшие друг на друга, стали неожиданно для нас
выкрикивать одни и те же лозунги. Да, дословно одни и те же!
Перебивая один другого, они усердно старались внушить юным
слушателям, что петлюровская директория, деникинцы и даже наступавшие
на Украину белопольские оккупанты ближе и дороже евреям, нежели
безбожники-большевики. Деникинцев и петлюровцев еще можно, дескать,
понять: они стоят на национальных позициях, а для большевиков -
подумайте только! - национальность никакого значения не имеет, они
смеют приравнивать еврея-доктора с высшим образованием к неграмотному
мужику из Пятничан.
Отсюда вытекала воинственная директива: если гражданская война
заставит еврейских юношей взять в руки винтовки, то нацелить их нужно
только на тех, для кого нет никакой разницы между людьми различных
национальностей.
И цеиреционовец и поалейционовец патетически ссылались на "самого
Жаботинского", когда объясняли ребятам, почему сионисты сочли
необходимым войти в "самостийные правительства" гетмана Скоропадского,
а затем Петлюры. Сказало это было неспроста: Владимир Жаботинский слыл
тогда вождем сионистов на Украине, и им казалось, что его именем можно
внушить еврейскому юношеству "святую обязанность" немедленно доносить
властям о действовавших в городе большевистских подпольщиках.
Тогда, на винницком бульваре, я впервые услышал лживые фразы о
"всемирной еврейской нации".
Только впоследствии я, естественно, узнал, что эта насквозь
фальшивая, шовинистическая концепция, вконец развенчанная
марксистско-ленинским учением, составляет краеугольный камень
сионистской идеологии, что после создания государства Израиль ее
топорно и демагогически пытаются приспособить к современным условиям,
что в классовых интересах своих капиталистических хозяев сионизм
всячески старается отождествить понятия "нация" и "национальность".
Кто-то из сионистских ораторов, назойливо толкуя нам о "всемирной
еврейской нации", то и дело твердил: "особая", "особая", "особая". Это
услышал проходивший по бульвару наш полунищий сосед, сапожник Арон
Дихель.
- А мне сдается, - сказал он, - что я с моей чахоточной женой -
мы совсем особые от барона Ротшильда с его банками и фабриками. Если
он захочет привести из-за границы в подарок моей жене бутыль молока,
то я в моей каморке даже поговорить с ним не смогу: он не знает
по-украински, а я совсем не кумекаю по-французски. А идиш во всех
странах тоже не одинаковый. Нет, не одной мы с Ротшильдом нации, да
еще особой!
Не удивляйтесь, читатель, что то сборище на винницком бульваре,
столь отчетливо запечатлевшееся в памяти парнишки, до сих пор
вспоминается весьма пожилому человеку во многих подробностях. На то
имеются глубокие причины.
Скажу прежде всего о самой существенной. Все без исключения
сионистские агитаторы тогда, на винницком бульваре, много и крикливо
говорили о Палестине, которая ждет, мол, не дождется всех евреев со
всех концов света. А в моем сознании любое упоминание Палестины
неумолимо пробуждало тогда тягостную для сыновнего сердца картину:
обильные слезы моей матери над грустными письмами ее родных,
эмигрировавших в 1910 году в Палестину и горько-горько раскаивавшихся
в этом. В их письмах призывались все кары небесные на голову банкиров
Ротшильдов - попечителей "всемирного израильского союза", в ту пору
сманивавшего евреев в Палестину. В тенета ротшильдовских агентов
попадали, как признавали сами сионисты, наиболее "отчаявшиеся" - те, у
кого оставался единственный выход: селиться на палестинских землях, за
бесценок скупленных еврейскими банкирами у вынужденных уйти из родных
мест арабов.
Я слышал, как мама горестно повторяла фразу из письма своего
отца: "Мы собирались стать в Яффе колонистами, а нас заставляют быть
урядниками колонизаторов и угнетать старожилов".
Вот почему так жадно внимал я у оркестровой беседки каждому слову
сионистских ораторов о Палестине. Вот почему так больно ранили детское
сердце их призывы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179
но названия я запомнил: "Цеире цион" и "Поалей цион". Яростно понося
одна другую, они всячески стремились привлечь на свою сторону
подростков, чтобы под своим попечительством создать скаутские отряды
националистического толка.
И вот цеиреционовцы пригласили еврейских ребят на торжественный
сбор в честь создания первого скаутского отряда. Тогда поалейционовцы
немедленно назначили свой сбор на тот же день и час, близ той же самой
оркестровой беседки на городском бульваре.
- Сами не пойдем и уговорим ребят из других дворов тоже не ходить
на скаутский сбор, - поспешили мы уверить Гришу Каца. К нашему
удивлению, услышали в ответ:
- Нет, вам надо послушать сионистских агитаторов. Тогда сами
увидите, правду я вам говорю про них или нет.
Когда только ребята столпились у оркестровой беседки, нас
строго-настрого предупредили:
- Если заметите, что нас слышит, не дай бог, не еврей, сразу же
крикните! Пусть он даже близко не подходит!
Можете представить себе, как после этого предупреждения учащенно
забились сердца ребят с нашего двора: ведь мы привели сюда украинского
парнишку Костика Березовского. Прослышав, что всем, кто придет на
бульвар, дадут подарок, мы уговорили Костика пойти с нами - недавно
умер от сыпняка его отец, и Костик больше других нуждался в подарке.
На бульваре многие еврейские ребята с других улиц узнали
украинского мальчика, но никто не раскрыл организаторам сбора нашей
тайны.
И вот начался торжественный сбор. Он, правда, сразу же
превратился в крикливый спор. Лидеры обеих группировок запальчиво
обрывали один другого, язвительно намекали на какие-то махинации с
денежными пожертвованиями, обменивались колкостями, а порой и
нецензурными ругательствами. Подогреваемые криками и вспышками,
приверженцы лидеров то и дело затевали потасовку.
Драки могли сорвать сбор. Испугавшись этого, взрослые кое-как
уняли драчунов. И самый главный цеиреционовец торжественно
провозгласил, что мы обязаны на всю жизнь запомнить этот происходящий
в 6579-м по священному летосчислению году сбор.
- И хотя собрались мы на чужой для нас земле, - тут же подхватил
поалейционовец, - вы, еврейские дети, здесь, наконец, услышите
праведное слово о священной земле предков.
Не дав нам опомниться, оба оратора, только несколько минут тому
назад визгливо нападавшие друг на друга, стали неожиданно для нас
выкрикивать одни и те же лозунги. Да, дословно одни и те же!
Перебивая один другого, они усердно старались внушить юным
слушателям, что петлюровская директория, деникинцы и даже наступавшие
на Украину белопольские оккупанты ближе и дороже евреям, нежели
безбожники-большевики. Деникинцев и петлюровцев еще можно, дескать,
понять: они стоят на национальных позициях, а для большевиков -
подумайте только! - национальность никакого значения не имеет, они
смеют приравнивать еврея-доктора с высшим образованием к неграмотному
мужику из Пятничан.
Отсюда вытекала воинственная директива: если гражданская война
заставит еврейских юношей взять в руки винтовки, то нацелить их нужно
только на тех, для кого нет никакой разницы между людьми различных
национальностей.
И цеиреционовец и поалейционовец патетически ссылались на "самого
Жаботинского", когда объясняли ребятам, почему сионисты сочли
необходимым войти в "самостийные правительства" гетмана Скоропадского,
а затем Петлюры. Сказало это было неспроста: Владимир Жаботинский слыл
тогда вождем сионистов на Украине, и им казалось, что его именем можно
внушить еврейскому юношеству "святую обязанность" немедленно доносить
властям о действовавших в городе большевистских подпольщиках.
Тогда, на винницком бульваре, я впервые услышал лживые фразы о
"всемирной еврейской нации".
Только впоследствии я, естественно, узнал, что эта насквозь
фальшивая, шовинистическая концепция, вконец развенчанная
марксистско-ленинским учением, составляет краеугольный камень
сионистской идеологии, что после создания государства Израиль ее
топорно и демагогически пытаются приспособить к современным условиям,
что в классовых интересах своих капиталистических хозяев сионизм
всячески старается отождествить понятия "нация" и "национальность".
Кто-то из сионистских ораторов, назойливо толкуя нам о "всемирной
еврейской нации", то и дело твердил: "особая", "особая", "особая". Это
услышал проходивший по бульвару наш полунищий сосед, сапожник Арон
Дихель.
- А мне сдается, - сказал он, - что я с моей чахоточной женой -
мы совсем особые от барона Ротшильда с его банками и фабриками. Если
он захочет привести из-за границы в подарок моей жене бутыль молока,
то я в моей каморке даже поговорить с ним не смогу: он не знает
по-украински, а я совсем не кумекаю по-французски. А идиш во всех
странах тоже не одинаковый. Нет, не одной мы с Ротшильдом нации, да
еще особой!
Не удивляйтесь, читатель, что то сборище на винницком бульваре,
столь отчетливо запечатлевшееся в памяти парнишки, до сих пор
вспоминается весьма пожилому человеку во многих подробностях. На то
имеются глубокие причины.
Скажу прежде всего о самой существенной. Все без исключения
сионистские агитаторы тогда, на винницком бульваре, много и крикливо
говорили о Палестине, которая ждет, мол, не дождется всех евреев со
всех концов света. А в моем сознании любое упоминание Палестины
неумолимо пробуждало тогда тягостную для сыновнего сердца картину:
обильные слезы моей матери над грустными письмами ее родных,
эмигрировавших в 1910 году в Палестину и горько-горько раскаивавшихся
в этом. В их письмах призывались все кары небесные на голову банкиров
Ротшильдов - попечителей "всемирного израильского союза", в ту пору
сманивавшего евреев в Палестину. В тенета ротшильдовских агентов
попадали, как признавали сами сионисты, наиболее "отчаявшиеся" - те, у
кого оставался единственный выход: селиться на палестинских землях, за
бесценок скупленных еврейскими банкирами у вынужденных уйти из родных
мест арабов.
Я слышал, как мама горестно повторяла фразу из письма своего
отца: "Мы собирались стать в Яффе колонистами, а нас заставляют быть
урядниками колонизаторов и угнетать старожилов".
Вот почему так жадно внимал я у оркестровой беседки каждому слову
сионистских ораторов о Палестине. Вот почему так больно ранили детское
сердце их призывы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179