— Отлично, сударыня, отлично! Может, это и есть разгадка? — сказал мистер Бексендейл.— И что вы, в таком случае, предлагаете делать?
— Я считаю, что если Финней взял их как оплату долга, то эти бриллианты — моя законная собственность. А если он держал их в качестве залога... Ну что ж, пусть тогда человек, которому они принадлежат, предъявит мне доказательства этого и укажет сумму долга и проценты. А иначе, мистер Бексендейл,— с этими словами мисс Дрисколл положила ожерелье обратно в сумочку и щелкнула замком,— а иначе я оставлю бриллианты себе.
— Хорошо, сударыня,— сказал мистер Бексендейл.— Я считаю, что вы совершенно правы с юридической точки зрения. Хотя очень жаль, что у вас нет записей ни о какой сделке. Но, Боже мой! Вы же не собираетесь держать бриллианты стоимостью пятьдесят тысяч
фунтов у себя дома?
— Нет,— ответила мисс Дрисколл.— Сразу же после разговора с вами я собираюсь поехать в банк и сдать там ожерелье на хранение до дня моего отъезда в Ирландию. А потом я положу пакет в эту сумочку и прикреплю ее к талии тонкой стальной цепочкой. В том, что касается хранения ценностей, мистер Бексендейл, можете на меня положиться. А теперь, пожалуйста, постарайтесь как можно быстрее
оформить мои дела.
Мистер Бексендейл еще раз пообещал сделать все от него зависящее, и мисс Дрисколл удалилась, унося с собой зеленую сумочку.
Когда она вышла, Ниниан Бексеидейл спокойно покинул свой тайник. Он спустился по лестнице, надел пальто и шляпу, сказал сидящему у входа мальчику, что сегодня не вернется, и зашагал прямо к станционной гостинице, В баре гостиницы он задумчиво выпил бокал виски,,а потом отправился на станцию и купил себе билет в Лидс.
Глава четвертая
ОРГАНИЗАЦИЯ ЗАГОВОРА
Отправляясь в Лидс, Ниниан Бексендейл чувствовал, что его ум раздирает множество противоречивых эмоций. В извилинах его мозга таился не слишком могучий разум, но зато исключительно находчивый, особенно когда его обладатель видел хоть малейшую возможность доставить себе удовольствие, зашибив деньгу. Сейчас он был полон и даже немного сбит с толку тремя видами эмоций: удивлением перед великолепием и ценностью бриллиантового ожерелья, которое доставала из своей сумочки мисс Дрисколл; завистью из-за того, что такое огромное богатство попадет в чужие, а не в его, Ниниана Бексендейла, руки; размышлениями по поводу того, как эта драгоценность может перейти от теперешнего владельца к нему. Ниниан достаточно хорошо знал человеческую природу. Он понимал, что, когда мисс Дрисколл оценила стоимость бриллиантов в пятьдесят тысяч фунтов, она сказала правду. Пятьдесят тысяч фунтов! Одно Лион, повторение этих слов наполняло его страстным желанием стать обладателем этого сокровища. Он готов был продать свою душу за одну пятидесятую этой суммы, лишь бы дьявол заплатил ему наличными!
Нужно сказать, что сей молодой джентльмен с юных лет занимался противозаконными делами. Еще совсем мальчиком он отклеивал марки с почтовых конвертов. Он был достаточно хитер, чтобы не продавать их возле городской почты, а ждать, пока случайно не окажется в таком месте, где его не узнают. Потом он стал таким же способом присваивать денежные переводы и мелочь. Еще позднее, когда чересчур доверчивый отец поручил ему собирать разные виды мелкой и запоздалой оплаты, Ниниан получал эти деньги и клал их в собственный карман. Однажды он удачно подделал подпись отца на мелком чеке. Эта фальшивка была выполнена настолько умело, что сам мистер Бексендейл не смог бы' сказать, что это не его подпись. Короче говоря, Ниниан был рожден для преступлений, хотя никто из людей, знавших его отца, не смог бы объяснить, откуда у него такие наклонности. Вомнем, товарищи детских игр Ниниана могли бы рассказать, что самого начала единственным его интересом в жизни было мошенничать, обирать и обкрадывать. Он был одним из тех представителей человеческой расы, чьи воровские инстинкты мгновенно просыпаются при виде не принадлежащего им шестипенсовика. Если такого оставить в столовой наедине с накрытым десертом, он обязательно положит в харман персики.
Всю дорогу от Каслфорда до Лидса мозг Ниниана Бексендейла был занят решением одной проблемы — как заполучить бриллианты мисс Дрисколл. Задолго до того, как он бесшумно вышел из шкафа, Ниниан решил для себя одно — эту работу нельзя выполнить в одиночку. Очень жаль, но ничего с этим не поделаешь. Конечно, он бы с гораздо большим удовольствием присвоил себе всю добычу, но Ниниан считал, что это не более реально, чем увезти Колонну * на ручной тележке. Он знал, что за большие дела, вроде этого, нужно браться вдвоем, если не целой бандой. Раз уж необходимо было браться за дело вдвоем, Ниниан был на это согласен. Но он хотел, чтобы никто больше и пальцем не притронулся к пирогу — двух рук здесь вполне достаточно.
«Ну что ж, если мы с Диком сможем это сделать,— думал он, пока поезд полз по грязи и мраку Ханслета в дымный Лидс,— если мы с Диком сделаем это вдвоем, то я не против. Если все пройдет благополучно, то каждый из нас получит целое состояние. Но больше нам никто не нужен, это уж точно».
С этими мыслями Ниниан Бексендейл вышел из поезда и, пройдя через станцию, свернул на Боур-Лейн. Было около шести часов вечера, и главная улица была заполнена спешащими домой людьми. Ниниан, не обращая ни на кого внимания, проталкивался сквозь толпу, пока не пришел в Бриггейт. Там он перешел через мост и в ста ярдах от него свернул с улицы на узкую аллею. Аллея вывела его к лавке, над дверью которой висела вывеска парикмахера. Заходя, Ниниан не посмотрел в окно — это не имело отношения к его делу. А если бы посмотрел, то, наверное, в тысячный раз прочел бы надпись, сделанную золотыми буквами на шоколадном фоне: «Ричард Клей, парикмахер и торговец табачными изделиями».
Ниниан прошел через магазин, небрежно кивнув желтоволосой юной леди, восседающей перед убогой кучкой табака, трубок и сигарет, и толкнул дверь, расположенную позади. Здесь было не намного лучше, чем в табачной лавке,— в парикмахерской стояли потертые плюшевые кресла, пара мраморных столиков с зеркалами и туалетными принадлежностями и ряд кресел для бритья. Стены были украшены рекламой табака, фотографиями знаменитых лошадей и жокеев и афишами городских театров и мюзик-холлов. Это было простое, даже убогое заведение. Оно оставляло впечатление какой-то недосказанности, словно было предназначено не только для того, о чем говорила надпись на витрине.
В комнате, куда зашел Ниниан, было два человека. Один из них, мужчина лет тридцати с бледным лицом, уже снял свой халат парикмахера и, явно собираясь уходить, чистил довольно-таки потрепанное черное пальто перед тем, как надеть его товерх столь же поношенных брюк и жилета.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60