Явно, что от-
нюдь не логика заставила обе стороны утверждать такие край-
ние взгляды. Я утверждаю, что именно мифические потреб-
ности и религиозное откровение заставило обе стороны
впасть в такие крайности. Обычно думают, что это относится
только к религиозной вере. Но это - пустой вздор. Особая
мифология лежит и в основе атеизма, ибо я уже доказал чисто
диалектически, что отнюдь не знание, а вера заставила атеиста
рассуждать атеистически. И когда обе веры осознали свой
опыт во всем его отличии от опыта противоположного, - по-
лучилось догматическое сознание и, значит, догматическое
богословие. Атеизм есть догмат, а не наука. Атеизм есть вид
догматического богословия и является предметом истории ре-
лигии. Нужно веровать в знание, надеяться на знание, любить
знание, а не просто знать знание, - чтобы быть настоящим
безбожником. И нужно веровать в веру, надеяться на веру и
любить веру, а не просто знать веру, - чтобы быть настоящим
религиозным человеком. Миф знания и миф веры, знание как
догмат и вера как догмат - вот где подлинная человеческая, а
не учено-кабинетная реальность.
Ь) Эту абсолютизацию опытно открытых мифов любопыт-
но рассмотреть как факт исторический и социологический.
А именно, я бы сделал тут два разъяснения - одно касательно
веры без знания, другое - касательно знания без веры. -
Кому принадлежат и какая социальная среда породила эти два
лжеучения (с моей точки зрения) или - объективно - эти две
мифологии и две догматики? Во-первых, необходимо катего-
рически утверждать, что учение о вере без знания не имеет ника-
кого отношения ни к классическому христианству, ни к средним
векам в частности. Можно утверждать даже гораздо большее.
Никакой живой религии это вообще не свойственно. Кто хоть
немного углублялся в историю греческой религии и филосо-
фии, тот прекрасно знает, что, напр., платонизм есть соедине-
ние мистики с очень напряженной и утонченной диалектикой
и что только не читавшие никогда Платона и Плотина сенти-
309
ментальные дураки и вырожденцы-просветители видят здесь
какие-то беспредметные <платонические> чувства, которым
не свойственна никакая логика. Но в особенности надо бо-
роться против векового обмана и клеветы, возводимой на
христианство и на средневековье либерально-гуманистичес-
кими мыслителями. Колоссальная по своей глубине, широте,
тонкости и напряженности антично-средневековая диалекти-
ка, пред которой меркнут Фихте, Шеллинг и Гегель, объявле-
на раз навсегда бесплодной метафизикой, <мистическим ту-
маном>, <тьмой> и <невежеством>. Ослепление новой рацио-
налистической верой не видит, что и священные книги, и
богословские труды всех отцов церкви полны учений о свете,
об уме и разуме, о просвещении, о слове, об идее и т. д. и т.д.
От приведения текстов я сейчас воздержусь. Итак, ни хрис-
тианство, ни средневековье не только не отрицают знания, но
совершенно отождествляют его с верою. И поэтому совершен-
но не правы просветители и атеисты, что средневековье отри-
цает знание. Оно отрицает ложное знание, а не знание вооб-
ще. И Новое время отличается от средневековья отнюдь не
тем, что оно ставит на первый план знание вместо веры, но
тем, что его знание и вера имеют другие объекты, чем средне-
вековые знание и вера.
Но если не средневековье есть лоно подобных формально-
логических учений, то откуда же они, какая социальная среда
породила такую сентиментальную мифологию? Я думаю, что
она - порождение той же самой социальной среды, что и про-
тивоположная ей мифология с ее догматом о знании без веры.
Именно, зададим себе вопрос: чем, собственно говоря, от-
личается новоевропейский дух от средневекового и в чем сущ-
ность той необычайной разъяренности, с которой он нападает
на Средние века? Я, кажется, не буду ничего утверждать ново-
го и особенного, если скажу, что средневековье основано на при-
мате трансцендентных реальностей, Новое же время пре-
вращает эти реальности в субъективные идеи. Отсюда
весь рационализм, субъективизм и индивидуализм Нового
времени. Новоевропейская культура не уничтожает эти цен-
ности, но она превращает их в субъективное достояние. Она
лишает объекты их осмысленности, их личностности, их
самостоятельной жизни, превращая внешний мир в меха-
низм, а Бога - в абстрактное понятие. Поэтому индивидуа-
лизм, кульминирующий в так называемом романтизме, и ме-
ханизм - диалектически требуют один другого. Эта эпоха вы-
двигает на первый план отдельные, дифференцированные
310
субъективные способности или всего субъекта, напрягая это
до противоестественных размеров; все же прочее превращает-
ся в некое аморфное чудище, в безглазую тьму, в бесконечно
расплывшийся, черный и бессмысленный, механистический
мир ньютоновского естествознания. Отсюда такие лозунги,
как знание без веры, такое вероучение и мифология, как о
всемогуществе знания, это постоянное упование на науку, на
просвещение, этот слепой догмат <в знании - сила>.
Я утверждаю, что, как все мышление после Средних веков
есть либерализм и гуманизм, как вся социально-экономичес-
кая жизнь этих веков основана на отъединенном индивидуа-
лизме, т. е. оказывается капитализмом, и на рационализме,
т. е. оказывается машинной культурой, так миф о всемогуществе
знания есть всецело буржуазный миф. Это - сфера либе-
рального мышления, чисто капиталистический и мещански-
буржуазный принцип. Напрасно представители пролетарской
идеологии усвоили себе систему атеизма и вероучение о при-
мате знания. Наоборот, атеизм был оригинальным порожде-
нием именно буржуазии, впервые отказавшейся от Бога и отпав-
шей от Церкви; и тут нет ничего специфически пролетарско-
го. Если же станут говорить, что буржуазное происхождение
той или иной социальной ценности не мешает само по себе
тому, чтобы она была усвоена пролетарским сознанием, то это
указывает только на то, что, с точки зрения пролетариата, су-
ществуют внеклассовые социальные ценности. И одно из
двух: или атеизм и миф о примате знания есть буржуазное по-
рождение, тогда пролетарий не может быть атеистом; или он
может и должен быть атеистом, и тогда пролетарское миро-
воззрение ничем не отличается от капиталистического в
самом существенном вопросе всего мировоззрения и, кроме
того, существуют для него внеклассовые социальные ценнос-
ти, т. е. марксизм в таком случае есть, с точки зрения пролета-
риата, ложная теория.
То же социологическое объяснение должно быть и для
мифа о вере без знания. Это - продукт все той же индивидуа-
листической среды, где или сам субъект, или отдельные его
особности гипостазируются и абсолютизируются взамен
Цельного и живого бытия.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72
нюдь не логика заставила обе стороны утверждать такие край-
ние взгляды. Я утверждаю, что именно мифические потреб-
ности и религиозное откровение заставило обе стороны
впасть в такие крайности. Обычно думают, что это относится
только к религиозной вере. Но это - пустой вздор. Особая
мифология лежит и в основе атеизма, ибо я уже доказал чисто
диалектически, что отнюдь не знание, а вера заставила атеиста
рассуждать атеистически. И когда обе веры осознали свой
опыт во всем его отличии от опыта противоположного, - по-
лучилось догматическое сознание и, значит, догматическое
богословие. Атеизм есть догмат, а не наука. Атеизм есть вид
догматического богословия и является предметом истории ре-
лигии. Нужно веровать в знание, надеяться на знание, любить
знание, а не просто знать знание, - чтобы быть настоящим
безбожником. И нужно веровать в веру, надеяться на веру и
любить веру, а не просто знать веру, - чтобы быть настоящим
религиозным человеком. Миф знания и миф веры, знание как
догмат и вера как догмат - вот где подлинная человеческая, а
не учено-кабинетная реальность.
Ь) Эту абсолютизацию опытно открытых мифов любопыт-
но рассмотреть как факт исторический и социологический.
А именно, я бы сделал тут два разъяснения - одно касательно
веры без знания, другое - касательно знания без веры. -
Кому принадлежат и какая социальная среда породила эти два
лжеучения (с моей точки зрения) или - объективно - эти две
мифологии и две догматики? Во-первых, необходимо катего-
рически утверждать, что учение о вере без знания не имеет ника-
кого отношения ни к классическому христианству, ни к средним
векам в частности. Можно утверждать даже гораздо большее.
Никакой живой религии это вообще не свойственно. Кто хоть
немного углублялся в историю греческой религии и филосо-
фии, тот прекрасно знает, что, напр., платонизм есть соедине-
ние мистики с очень напряженной и утонченной диалектикой
и что только не читавшие никогда Платона и Плотина сенти-
309
ментальные дураки и вырожденцы-просветители видят здесь
какие-то беспредметные <платонические> чувства, которым
не свойственна никакая логика. Но в особенности надо бо-
роться против векового обмана и клеветы, возводимой на
христианство и на средневековье либерально-гуманистичес-
кими мыслителями. Колоссальная по своей глубине, широте,
тонкости и напряженности антично-средневековая диалекти-
ка, пред которой меркнут Фихте, Шеллинг и Гегель, объявле-
на раз навсегда бесплодной метафизикой, <мистическим ту-
маном>, <тьмой> и <невежеством>. Ослепление новой рацио-
налистической верой не видит, что и священные книги, и
богословские труды всех отцов церкви полны учений о свете,
об уме и разуме, о просвещении, о слове, об идее и т. д. и т.д.
От приведения текстов я сейчас воздержусь. Итак, ни хрис-
тианство, ни средневековье не только не отрицают знания, но
совершенно отождествляют его с верою. И поэтому совершен-
но не правы просветители и атеисты, что средневековье отри-
цает знание. Оно отрицает ложное знание, а не знание вооб-
ще. И Новое время отличается от средневековья отнюдь не
тем, что оно ставит на первый план знание вместо веры, но
тем, что его знание и вера имеют другие объекты, чем средне-
вековые знание и вера.
Но если не средневековье есть лоно подобных формально-
логических учений, то откуда же они, какая социальная среда
породила такую сентиментальную мифологию? Я думаю, что
она - порождение той же самой социальной среды, что и про-
тивоположная ей мифология с ее догматом о знании без веры.
Именно, зададим себе вопрос: чем, собственно говоря, от-
личается новоевропейский дух от средневекового и в чем сущ-
ность той необычайной разъяренности, с которой он нападает
на Средние века? Я, кажется, не буду ничего утверждать ново-
го и особенного, если скажу, что средневековье основано на при-
мате трансцендентных реальностей, Новое же время пре-
вращает эти реальности в субъективные идеи. Отсюда
весь рационализм, субъективизм и индивидуализм Нового
времени. Новоевропейская культура не уничтожает эти цен-
ности, но она превращает их в субъективное достояние. Она
лишает объекты их осмысленности, их личностности, их
самостоятельной жизни, превращая внешний мир в меха-
низм, а Бога - в абстрактное понятие. Поэтому индивидуа-
лизм, кульминирующий в так называемом романтизме, и ме-
ханизм - диалектически требуют один другого. Эта эпоха вы-
двигает на первый план отдельные, дифференцированные
310
субъективные способности или всего субъекта, напрягая это
до противоестественных размеров; все же прочее превращает-
ся в некое аморфное чудище, в безглазую тьму, в бесконечно
расплывшийся, черный и бессмысленный, механистический
мир ньютоновского естествознания. Отсюда такие лозунги,
как знание без веры, такое вероучение и мифология, как о
всемогуществе знания, это постоянное упование на науку, на
просвещение, этот слепой догмат <в знании - сила>.
Я утверждаю, что, как все мышление после Средних веков
есть либерализм и гуманизм, как вся социально-экономичес-
кая жизнь этих веков основана на отъединенном индивидуа-
лизме, т. е. оказывается капитализмом, и на рационализме,
т. е. оказывается машинной культурой, так миф о всемогуществе
знания есть всецело буржуазный миф. Это - сфера либе-
рального мышления, чисто капиталистический и мещански-
буржуазный принцип. Напрасно представители пролетарской
идеологии усвоили себе систему атеизма и вероучение о при-
мате знания. Наоборот, атеизм был оригинальным порожде-
нием именно буржуазии, впервые отказавшейся от Бога и отпав-
шей от Церкви; и тут нет ничего специфически пролетарско-
го. Если же станут говорить, что буржуазное происхождение
той или иной социальной ценности не мешает само по себе
тому, чтобы она была усвоена пролетарским сознанием, то это
указывает только на то, что, с точки зрения пролетариата, су-
ществуют внеклассовые социальные ценности. И одно из
двух: или атеизм и миф о примате знания есть буржуазное по-
рождение, тогда пролетарий не может быть атеистом; или он
может и должен быть атеистом, и тогда пролетарское миро-
воззрение ничем не отличается от капиталистического в
самом существенном вопросе всего мировоззрения и, кроме
того, существуют для него внеклассовые социальные ценнос-
ти, т. е. марксизм в таком случае есть, с точки зрения пролета-
риата, ложная теория.
То же социологическое объяснение должно быть и для
мифа о вере без знания. Это - продукт все той же индивидуа-
листической среды, где или сам субъект, или отдельные его
особности гипостазируются и абсолютизируются взамен
Цельного и живого бытия.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72