- однако берется тут не самый факт <идеи> и <внутрен-
него>. Метод, закон, фигура не есть категория просто, но все
же это и не факт, не вещь, не дело. Для механизма же нужен из
идеи только самый принцип построения, а не ее самостоя-
тельное и в себе законченное существование. Поэтому если в
аллегории отвлеченный смысл, идея <внутреннего> отождест-
вляется с выраженным смыслом <внешнего>, а в схеме выра-
женный смысл <внутреннего> синтезируется с отвлеченным
смыслом и идеей <внешнего>, то в символе самый факт <внут-
реннего> отождествляется с самым фактом <внешнего>,
между <идеей> и <вещью> здесь не просто смысловое, но-ве-
щественное, реальноетождество.
На примерах это становится совершенно ясным и убеди-
тельным. Если механизм - схематичен, то всякий организм
символичен. Почему? Потому что он не обозначает ничего та-
кого, что не есть он сам. В механизме идея дана как отвлечен-
ный и выраженный опять-таки отвлеченно смысл, но она не
дана вещественно. Чтобы получились часы, надо, чтобы кто-
то другой, не сами часы, осуществил их самих. Если бы часы
появлялись и существовали своими собственными средства-
ми, то это значило бы, что их идея дана в них не отвлеченно,
но реально, и они были бы тогда организмом. Организм 060-
значает то самое, чем он сам является реально, не что-нибудь
иное. Конечно, идея организма отличается от самого организ-
ма; однако организм потому и является таковым, что эта от-
личная от него идея дана в своем вещественном отождествле-
нии с ним. Идея организма отлично от самого организма, но в
то же время совершенно неотделима от него. Идея же меха-
низма отлична от самого механизма, но она вполне отделима
от него, потому что и с ней и без нее механизм есть просто
мертвый материал дерева, металла, стекла, лака и пр. Идея ме-
ханизма, как не вещественная, а отвлеченная идея, сущест-
венно не меняет мертвого материала. С другой стороны, срав-
ним символ с аллегорией. Вот басенные петухи, куры, лоша-
ди, львы, лисицы и т. д. Никто ни на одну минуту не верит в
реальность приписываемых им слов, сознательных поступков,
иной раз целых философских рассуждений. Это, сказали мы,
аллегория. Но вот - Цербер, охраняющий входы во врата
Аида; вот - один из коней Ахилла, вдруг заговаривающий че-
ловеческим голосом и предрекающий своему господину близ-
кую смерть; вот - вещие птицы Сирин, Алконост, Гамаюн.
Это уже не басня. Авторы этих мифических образов опериро-
вали с ними как с реальными, непереносными, как с теми, ко-
торые нужно понимать буквально и брать в их живой и наив-
ной непосредственности. Такое же отношение можно уста-
новить, напр., между искусством и жизнью. Искусство, в
сравнении с жизнью, аллегорично, ибо актер, напр., изобра-
жает на сцене то, чем он на самом деле не является. Он -
Щепкин или Мочалов, а ведет себя так, что оказывается Гам-
летом или Иоанном Грозным. Театр поэтому аллегоричен.
Конечно, это не мешает ни театру, ни искусству вообще быть
в самих себе, безотносительно, символичными. Искусство
само по себе и есть и должно быть символичным или по край-
ней мере в разной степени символичным. Но по сравнению с
реальной жизнью оно аллегорично. Жизнь же символична по
самой природе своей, ибо то, как мы живем, и есть мы сами.
Театр - аллегоричен, но, напр., богослужение - символично,
ибо здесь люди не просто изображают молитву, но реально
сами молятся; и некие действия не изображаются просто, но
реально происходят. Отсюда легко провести грань между пра-
вославием и протестантизмом. Протестантское учение о таин-
ствах - аллегорично, православное - символично. Там толь-
ко благочестивое воспоминание о божественных энергиях,
здесь же реальная их эманация, часто даже без особенного
благочестия.
242
Итак, миф не есть ни схема, ни аллегория, но символ.
Нужно, однако, сказать, что символический слой в мифе
может быть очень сложным. Я не буду тут входить в детали ин-
тереснейшего и совершенно самостоятельного учения о сим-
воле (это я делаю в другом своем сочинении), но необходимо
даже в этом кратком изложении указать, что понятие символа
совершенно относительно, т. е. данная выразительная форма
есть символ всегда только в отношении чего-нибудь другого. Это
особенно интересно потому, что одна и та же выразительная
форма, смотря по способу соотношения с другими смысловыми
выразительными или вещественными формами, может быть и
символом, и схемой, и аллегорией одновременно. Поэтому анализ
данного мифа должен вскрыть, что в нем есть символ, что
схема и что аллегория и с каких точек зрения. Так, лев пусть
аллегория гордой силы и величия, а лисица - аллегория хит-
рости. Но ничто не мешает, чтобы аллегорические львы и ли-
сицы были выполнены со всей символической непосредст-
венностью и наглядностью; этого достигают иногда даже не-
изменно моралистически настроенные баснописцы. Жизнь и
смерть Пушкина можно сравнить с лесом, который долго со-
противлялся и отстаивал свое существование, но в конце кон-
цов не выдержал борьбы с осенью и погиб. Однако это не по-
мешало Кольцову дать в своем известном стихотворении пре-
красное изображение леса, имеющее значение совершенно
самостоятельное и в своей буквальности - весьма художест-
венное и символичное. Также и Чайковский изобразил в
своем знаменитом трио <Памяти великого артиста> ряд кар-
тин из жизни Рубинштейна, но это - прекрасное произведе-
ние, ценное и само по себе, без всяких аллегорий. Отнимите
подразумеваемого Пушкина у Кольцова и Рубинштейна у
Чайковского, и-ивы ничего не потеряете ни в художествен-
ности этих произведений, ни в их символизме. Стало быть,
одна и та же форма может быть и символичной и аллегорич-
ной. Рассматриваемая сама по себе, она символична. Рассмат-
риваемая в отношении к другой идее, она аллегорична. Она
же может быть и схемой. Так, всякий организм, сказали мы,
символичен. Но символичен он только сам по себе, с точки
зрения вложенной в него самого идеи. Рассматриваемый же с
точки зрения другой идеи, он есть схема. Животный организм,
как он обрисован в руководстве по анатомии, есть схема, так
как здесь он взят не как самостоятельное живое целое, но как
некая механическая составленность согласно известного рода
идее. <Голубой цветок> для Новалиса - мистический символ;
243
для обыкновенного любителя цветов он просто определенный
растительный организм, т. е., по-нашему, символ; для расска-
за, где он фигурирует наряду с другими более или менее ус-
ловными персонажами, он - аллегория; наконец, для ботани-
ка он - схема. Поэтому миф, рассматриваемый с точки зре-
ния своей символической природы, может оказаться сразу и
символом и аллегорией.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72
него>. Метод, закон, фигура не есть категория просто, но все
же это и не факт, не вещь, не дело. Для механизма же нужен из
идеи только самый принцип построения, а не ее самостоя-
тельное и в себе законченное существование. Поэтому если в
аллегории отвлеченный смысл, идея <внутреннего> отождест-
вляется с выраженным смыслом <внешнего>, а в схеме выра-
женный смысл <внутреннего> синтезируется с отвлеченным
смыслом и идеей <внешнего>, то в символе самый факт <внут-
реннего> отождествляется с самым фактом <внешнего>,
между <идеей> и <вещью> здесь не просто смысловое, но-ве-
щественное, реальноетождество.
На примерах это становится совершенно ясным и убеди-
тельным. Если механизм - схематичен, то всякий организм
символичен. Почему? Потому что он не обозначает ничего та-
кого, что не есть он сам. В механизме идея дана как отвлечен-
ный и выраженный опять-таки отвлеченно смысл, но она не
дана вещественно. Чтобы получились часы, надо, чтобы кто-
то другой, не сами часы, осуществил их самих. Если бы часы
появлялись и существовали своими собственными средства-
ми, то это значило бы, что их идея дана в них не отвлеченно,
но реально, и они были бы тогда организмом. Организм 060-
значает то самое, чем он сам является реально, не что-нибудь
иное. Конечно, идея организма отличается от самого организ-
ма; однако организм потому и является таковым, что эта от-
личная от него идея дана в своем вещественном отождествле-
нии с ним. Идея организма отлично от самого организма, но в
то же время совершенно неотделима от него. Идея же меха-
низма отлична от самого механизма, но она вполне отделима
от него, потому что и с ней и без нее механизм есть просто
мертвый материал дерева, металла, стекла, лака и пр. Идея ме-
ханизма, как не вещественная, а отвлеченная идея, сущест-
венно не меняет мертвого материала. С другой стороны, срав-
ним символ с аллегорией. Вот басенные петухи, куры, лоша-
ди, львы, лисицы и т. д. Никто ни на одну минуту не верит в
реальность приписываемых им слов, сознательных поступков,
иной раз целых философских рассуждений. Это, сказали мы,
аллегория. Но вот - Цербер, охраняющий входы во врата
Аида; вот - один из коней Ахилла, вдруг заговаривающий че-
ловеческим голосом и предрекающий своему господину близ-
кую смерть; вот - вещие птицы Сирин, Алконост, Гамаюн.
Это уже не басня. Авторы этих мифических образов опериро-
вали с ними как с реальными, непереносными, как с теми, ко-
торые нужно понимать буквально и брать в их живой и наив-
ной непосредственности. Такое же отношение можно уста-
новить, напр., между искусством и жизнью. Искусство, в
сравнении с жизнью, аллегорично, ибо актер, напр., изобра-
жает на сцене то, чем он на самом деле не является. Он -
Щепкин или Мочалов, а ведет себя так, что оказывается Гам-
летом или Иоанном Грозным. Театр поэтому аллегоричен.
Конечно, это не мешает ни театру, ни искусству вообще быть
в самих себе, безотносительно, символичными. Искусство
само по себе и есть и должно быть символичным или по край-
ней мере в разной степени символичным. Но по сравнению с
реальной жизнью оно аллегорично. Жизнь же символична по
самой природе своей, ибо то, как мы живем, и есть мы сами.
Театр - аллегоричен, но, напр., богослужение - символично,
ибо здесь люди не просто изображают молитву, но реально
сами молятся; и некие действия не изображаются просто, но
реально происходят. Отсюда легко провести грань между пра-
вославием и протестантизмом. Протестантское учение о таин-
ствах - аллегорично, православное - символично. Там толь-
ко благочестивое воспоминание о божественных энергиях,
здесь же реальная их эманация, часто даже без особенного
благочестия.
242
Итак, миф не есть ни схема, ни аллегория, но символ.
Нужно, однако, сказать, что символический слой в мифе
может быть очень сложным. Я не буду тут входить в детали ин-
тереснейшего и совершенно самостоятельного учения о сим-
воле (это я делаю в другом своем сочинении), но необходимо
даже в этом кратком изложении указать, что понятие символа
совершенно относительно, т. е. данная выразительная форма
есть символ всегда только в отношении чего-нибудь другого. Это
особенно интересно потому, что одна и та же выразительная
форма, смотря по способу соотношения с другими смысловыми
выразительными или вещественными формами, может быть и
символом, и схемой, и аллегорией одновременно. Поэтому анализ
данного мифа должен вскрыть, что в нем есть символ, что
схема и что аллегория и с каких точек зрения. Так, лев пусть
аллегория гордой силы и величия, а лисица - аллегория хит-
рости. Но ничто не мешает, чтобы аллегорические львы и ли-
сицы были выполнены со всей символической непосредст-
венностью и наглядностью; этого достигают иногда даже не-
изменно моралистически настроенные баснописцы. Жизнь и
смерть Пушкина можно сравнить с лесом, который долго со-
противлялся и отстаивал свое существование, но в конце кон-
цов не выдержал борьбы с осенью и погиб. Однако это не по-
мешало Кольцову дать в своем известном стихотворении пре-
красное изображение леса, имеющее значение совершенно
самостоятельное и в своей буквальности - весьма художест-
венное и символичное. Также и Чайковский изобразил в
своем знаменитом трио <Памяти великого артиста> ряд кар-
тин из жизни Рубинштейна, но это - прекрасное произведе-
ние, ценное и само по себе, без всяких аллегорий. Отнимите
подразумеваемого Пушкина у Кольцова и Рубинштейна у
Чайковского, и-ивы ничего не потеряете ни в художествен-
ности этих произведений, ни в их символизме. Стало быть,
одна и та же форма может быть и символичной и аллегорич-
ной. Рассматриваемая сама по себе, она символична. Рассмат-
риваемая в отношении к другой идее, она аллегорична. Она
же может быть и схемой. Так, всякий организм, сказали мы,
символичен. Но символичен он только сам по себе, с точки
зрения вложенной в него самого идеи. Рассматриваемый же с
точки зрения другой идеи, он есть схема. Животный организм,
как он обрисован в руководстве по анатомии, есть схема, так
как здесь он взят не как самостоятельное живое целое, но как
некая механическая составленность согласно известного рода
идее. <Голубой цветок> для Новалиса - мистический символ;
243
для обыкновенного любителя цветов он просто определенный
растительный организм, т. е., по-нашему, символ; для расска-
за, где он фигурирует наряду с другими более или менее ус-
ловными персонажами, он - аллегория; наконец, для ботани-
ка он - схема. Поэтому миф, рассматриваемый с точки зре-
ния своей символической природы, может оказаться сразу и
символом и аллегорией.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72