Долго после этого она ходила испуганная и несколько дней избегала его взгляда за столом во время обеда с графиней Мильгау и маленькой Габриэль.
Не замечала его. Его вежливость и хорошее воспитание исчезали во время приступов гнева, бессилия и желания, он, должно быть, напоминал ей грузчиков из Ниццы, переменчивых, бурных и достойных презрения благовоспитанной английской девицы. Но она не должна забыть тех чудесных дней, которые выпали на их долю во время пребывания на Рейне пикники, беседы, прогулки вдвоем на фоне меняющихся декораций времен года такого театрального края.
Когда два года назад мадам Никосия, мать его приятеля Рене, предложила устроить ему место французского учителя для малютки Габриэль, дочери графини Мильгау, он вначале колебался. Даже виды на хорошее жалованье и год беззаботного житья не очень соблазняли бросить Париж, где он недавно поселился. И только облик гувернантки-англичанки, красивой девушки с серыми глазами, пепельными волосами и обаятельной улыбкой, побудил его решиться. Молодой мсье Костровицкий — он еще не взял тогда литературный псевдоним Аполлинер — находился в то время в очень романтическом периоде: безуспешны оказались ухаживания за Линдой Молина да Сильва, дочерью учителя танцев и хороших манер в Сен-Сире; правда, стихи к хорошенькой валлонке Мирейр встретили благосклонный прием, но не более того. Ему было двадцать два года, и сердце его ожидало благословенного дня. Но и английская мисс не захотела ответить ему взаимностью. Пуританские принципы, вынесенные из родительского дома, и северный темперамент делали ее настоящим образцом хорошей гувернантки. Может быть, молодой человек просто не пришелся ей по вкусу. Разглядывая его фотографии того времени, трудно удивиться Анни. На снимке лицо почти смешное от чрезмерной его выразительности, яйцеподобный овал, пока еще юношески стройная фигура, торчащие забавно усики, чувственный маленький рот и глаза, только глаза красивые, полные жизни и одновременно какой-то настороженности, южные, чарующие.
И в довершение ко всему комичный, даже по тем временам, костюм! На голове котелок, шею сжимает высокий тугой воротничок, во всем этом что-то от восковой фигуры либо от зловещего любовника из Дюссельдорфа. Ну как полюбить такого? Хоть бы еще характер был уравновешенный, спокойный, легкий для совместной жизни, так ведь и этого нет. Бурный, ревнивый, грубый, упрямый и властный, он сделал ее жизнь в Хоннефе невыносимой, обижая и оскорбляя ее, он часто доводил Анни до слез, и она вынуждена была скрываться в своей комнатке. Если бы он не требовал от нее так много, больше, чем она могла уделить из скупого запаса чувств,—каким бы он был милым товарищем в этом живописном дворце, в чужой стране, среди чужих людей! С первой минуты он окружает ее вниманием, набрасывает шаль на плечи, подает мелочи, на прогулках переводит по мосткам через ручьи, такой внимательный, предупредительный, по-рыцарски благородный, да, именно по-рыцарски. Наверное, это внимание к дамам у него ог отца-генерала, о котором он ей рассказывал. Аполлинер с легким стыдом вспоминает выдумки о своей семье, которыми он угощал Анни. Тогда ему казалось, и вероятно справедливо, что рассказы о семье сделают ее более доверчивой, сблизят с этой привлекательной, хотя и холодной девушкой. Скажи он, что он незаконнорождемпплп,—это наверное ошеломило бы ос и навсегда разрушило его планы. Она не поняла бы той сложной истории, которая начинается с бегства деда-поляка после какого-то там польского восстания из родового имения под Новогрудком в Рим, а кончается бегством из дома и романом его дочери Анжелики с итальянским офицером Франческо Флуджи д'Аспермоном. А если бы еще узнала, что эта Анжелика, его мать, родив двух незаконных сыновей, живет теперь со своим новым другом, Вейлем, в Париже, что еще не так давно известна была, как азартный игрок в казино Монако и Ниццы,— нет, нет, все это лишило бы его последнего шанса, отвратило бы ее от него окончательно. Да что за будущее мог обещать ей этот странный юнец, так хорошо знающий французскую литературу, немецкие романтические предания, древнегалльские сказания о Мерлине и его возлюбленной Вивиан? Читал он ей свои стихи, но она слишком слабо знала французский, чтобы оценить их. Многие молодые люди пишут стихи и с возрастом перестают писать их. Он показывал ей некоторые, даже напечатанные в журналах, но и такое часто случается, пока человек не определится и не станет учителем или банковским служащим. А ведь есть же в нем что-то незаурядное.
Незаурядное? А может быть, это просто отсутствие уравновешенности, чрезмерная впечатлительность? Когда, взобравшись по длинной крутой тропинке, они смотрят с вершины на виноградники, тянущиеся по склонам, и голубую полоску Рейна в этом зеленом пространстве, он забывает о ней, шепчет про себя и напевает какие-то слова, которых она не может ни расслышать, ни понять. А как этот юнец умеет и любит говорить! Сначала он описывал ей Париж и это было очень любопытно— женские наряды, куртизанки, движение на улицах, ночная жизнь, потом увлекся вдруг природой Рейна, народными обычаями, легендами, он ведь изучал повседневную жизнь немцев. Как-то его пригласил один немецкий учитель из Кёльна, Гийом обедал у него и остался на ночь, потом, пользуясь разрешением мадам Мильгау, посетил Берлин, Дрезден, Мюнхен, добрался даже до Праги. (Аполлинер и поныне помнит светловолосую Мари-зибиль с пышными формами, прогуливающуюся возле кабачка, где он с приятелями пил пиво за темным дубовым столом. Оказалась она доброй и сентиментальной, только не хватало юмора, присущего французским девушкам; расчесывая перед уходом свои светлые волосы, она успела рассказать ему всю свою жизнь, добропорядочную и самую обычную, неожиданно завершившуюся карьерой уличной девицы.) Он заранее готовил совместные прогулки с Анни, они были словно яркие театральные представления. Однажды он так поразил ее рассказом об убитом когда-то подмастерье столяра и его возлюбленной, которая на месте их встреч, возле скамьи с вырезанным сердцем, пыталась выброситься из окна заброшенного замка, что Анни несколько ночей боялась одна возвращаться в свою комнату по темным лестницам хоннефского дворца. В другой раз велел ей до тех пор вглядываться в воды Рейна, пока она не увидит возникающую из волн голову никсы, речной нимфы, в пасмурные дни развлекал кровавыми сказаниями о Нибелунгах, а когда ветер стучал в окно и с воем продирался среди деревьев и кустов, окружающих дом, рассказывал, что это бородатые немецкие карлики плачут в увядающих зарослях виноградников, требуя вина, которое бродит в бочках. Рассказывая, он пристально вглядывался в нее и следил, какое впечатление производят на нее эти слова.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79
Не замечала его. Его вежливость и хорошее воспитание исчезали во время приступов гнева, бессилия и желания, он, должно быть, напоминал ей грузчиков из Ниццы, переменчивых, бурных и достойных презрения благовоспитанной английской девицы. Но она не должна забыть тех чудесных дней, которые выпали на их долю во время пребывания на Рейне пикники, беседы, прогулки вдвоем на фоне меняющихся декораций времен года такого театрального края.
Когда два года назад мадам Никосия, мать его приятеля Рене, предложила устроить ему место французского учителя для малютки Габриэль, дочери графини Мильгау, он вначале колебался. Даже виды на хорошее жалованье и год беззаботного житья не очень соблазняли бросить Париж, где он недавно поселился. И только облик гувернантки-англичанки, красивой девушки с серыми глазами, пепельными волосами и обаятельной улыбкой, побудил его решиться. Молодой мсье Костровицкий — он еще не взял тогда литературный псевдоним Аполлинер — находился в то время в очень романтическом периоде: безуспешны оказались ухаживания за Линдой Молина да Сильва, дочерью учителя танцев и хороших манер в Сен-Сире; правда, стихи к хорошенькой валлонке Мирейр встретили благосклонный прием, но не более того. Ему было двадцать два года, и сердце его ожидало благословенного дня. Но и английская мисс не захотела ответить ему взаимностью. Пуританские принципы, вынесенные из родительского дома, и северный темперамент делали ее настоящим образцом хорошей гувернантки. Может быть, молодой человек просто не пришелся ей по вкусу. Разглядывая его фотографии того времени, трудно удивиться Анни. На снимке лицо почти смешное от чрезмерной его выразительности, яйцеподобный овал, пока еще юношески стройная фигура, торчащие забавно усики, чувственный маленький рот и глаза, только глаза красивые, полные жизни и одновременно какой-то настороженности, южные, чарующие.
И в довершение ко всему комичный, даже по тем временам, костюм! На голове котелок, шею сжимает высокий тугой воротничок, во всем этом что-то от восковой фигуры либо от зловещего любовника из Дюссельдорфа. Ну как полюбить такого? Хоть бы еще характер был уравновешенный, спокойный, легкий для совместной жизни, так ведь и этого нет. Бурный, ревнивый, грубый, упрямый и властный, он сделал ее жизнь в Хоннефе невыносимой, обижая и оскорбляя ее, он часто доводил Анни до слез, и она вынуждена была скрываться в своей комнатке. Если бы он не требовал от нее так много, больше, чем она могла уделить из скупого запаса чувств,—каким бы он был милым товарищем в этом живописном дворце, в чужой стране, среди чужих людей! С первой минуты он окружает ее вниманием, набрасывает шаль на плечи, подает мелочи, на прогулках переводит по мосткам через ручьи, такой внимательный, предупредительный, по-рыцарски благородный, да, именно по-рыцарски. Наверное, это внимание к дамам у него ог отца-генерала, о котором он ей рассказывал. Аполлинер с легким стыдом вспоминает выдумки о своей семье, которыми он угощал Анни. Тогда ему казалось, и вероятно справедливо, что рассказы о семье сделают ее более доверчивой, сблизят с этой привлекательной, хотя и холодной девушкой. Скажи он, что он незаконнорождемпплп,—это наверное ошеломило бы ос и навсегда разрушило его планы. Она не поняла бы той сложной истории, которая начинается с бегства деда-поляка после какого-то там польского восстания из родового имения под Новогрудком в Рим, а кончается бегством из дома и романом его дочери Анжелики с итальянским офицером Франческо Флуджи д'Аспермоном. А если бы еще узнала, что эта Анжелика, его мать, родив двух незаконных сыновей, живет теперь со своим новым другом, Вейлем, в Париже, что еще не так давно известна была, как азартный игрок в казино Монако и Ниццы,— нет, нет, все это лишило бы его последнего шанса, отвратило бы ее от него окончательно. Да что за будущее мог обещать ей этот странный юнец, так хорошо знающий французскую литературу, немецкие романтические предания, древнегалльские сказания о Мерлине и его возлюбленной Вивиан? Читал он ей свои стихи, но она слишком слабо знала французский, чтобы оценить их. Многие молодые люди пишут стихи и с возрастом перестают писать их. Он показывал ей некоторые, даже напечатанные в журналах, но и такое часто случается, пока человек не определится и не станет учителем или банковским служащим. А ведь есть же в нем что-то незаурядное.
Незаурядное? А может быть, это просто отсутствие уравновешенности, чрезмерная впечатлительность? Когда, взобравшись по длинной крутой тропинке, они смотрят с вершины на виноградники, тянущиеся по склонам, и голубую полоску Рейна в этом зеленом пространстве, он забывает о ней, шепчет про себя и напевает какие-то слова, которых она не может ни расслышать, ни понять. А как этот юнец умеет и любит говорить! Сначала он описывал ей Париж и это было очень любопытно— женские наряды, куртизанки, движение на улицах, ночная жизнь, потом увлекся вдруг природой Рейна, народными обычаями, легендами, он ведь изучал повседневную жизнь немцев. Как-то его пригласил один немецкий учитель из Кёльна, Гийом обедал у него и остался на ночь, потом, пользуясь разрешением мадам Мильгау, посетил Берлин, Дрезден, Мюнхен, добрался даже до Праги. (Аполлинер и поныне помнит светловолосую Мари-зибиль с пышными формами, прогуливающуюся возле кабачка, где он с приятелями пил пиво за темным дубовым столом. Оказалась она доброй и сентиментальной, только не хватало юмора, присущего французским девушкам; расчесывая перед уходом свои светлые волосы, она успела рассказать ему всю свою жизнь, добропорядочную и самую обычную, неожиданно завершившуюся карьерой уличной девицы.) Он заранее готовил совместные прогулки с Анни, они были словно яркие театральные представления. Однажды он так поразил ее рассказом об убитом когда-то подмастерье столяра и его возлюбленной, которая на месте их встреч, возле скамьи с вырезанным сердцем, пыталась выброситься из окна заброшенного замка, что Анни несколько ночей боялась одна возвращаться в свою комнату по темным лестницам хоннефского дворца. В другой раз велел ей до тех пор вглядываться в воды Рейна, пока она не увидит возникающую из волн голову никсы, речной нимфы, в пасмурные дни развлекал кровавыми сказаниями о Нибелунгах, а когда ветер стучал в окно и с воем продирался среди деревьев и кустов, окружающих дом, рассказывал, что это бородатые немецкие карлики плачут в увядающих зарослях виноградников, требуя вина, которое бродит в бочках. Рассказывая, он пристально вглядывался в нее и следил, какое впечатление производят на нее эти слова.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79