ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

А если уж вынужденно затрагивал эту тему, то заходил в своем мифотворчестве так далеко, что никто не воспринимал его рассказы всерьез. «Мы с матерью страшно друг на друга похожи,— бросал он, например, вернувшись из Везине,— но нам трудно договориться. Вчера мы целую ночь спорили, бывают ли валансьенские кружева только белые или могут быть и черные, мать никак не хотела мне уступить». Валансьенские кружева, невозвращенные банки из-под варенья, о которых мадам Костровицкая напоминала в каждом очередном письме, выговоры за несерьезность, за дурное общество и неумение устроить жизнь,— все это признаки полной отчужденности этих людей, столь любящих друг друга сильным, можно сказать, первобытным, биологическим чувством. И, как обычно бывает в таких случаях, сила отталкивания этих двух существ была столь же велика, как и чувство любви. За всю жизнь у мадам Костровицкой была в руках только одна книжка сына под названием «Иересиарх и К0», но и ту она, просмотрев, отшвырнула, сочтя ее бессмыслицей и чепухой. При таких условиях жить с матерью в Везине было Гийому неудобно не только из-за траты времени и трудности сообщения, нет, куда дороже ему была независимость и более или менее приличное самочувствие.
Кочевой, неустроенный образ жизни явился причиной того, что Аполлинер знал Париж, как редкий парижанин тех лет, не говоря уже о современных жителях этого города, перемещающихся исключительно автобусом, метро или машиной.
В то время по Парижу ходили пешком. Особенно люди его среды, метро казалось душным, на омнибус было жалко денег. Так называемое фланирование по городу, которым нынче занимаются только наиболее усердные иностранцы, чудаки, влюбленные и клошары, тогда было действительно модой, более того, насущной потребностью. Если даже сегодня говорят, что парижская улица — это беспрестанный бесплатный спектакль и что, заплатив за стаканчик аперитива на террасе кафе, можно увидеть больше Парижа, чем в опере или театре, то в те времена это было справедливее во сто крат. На улице жили больше, чем сейчас. Частым явлением, особенно в кварталах, лежащих на левом берегу Сены, были выступления уличных циркачей, встречаются они и сейчас, но уже так редко, что стали экзотикой. Медведь на задних лапах, обезьяна или попугай, вытягивающий вам «судьбу», всегда собирали благожелательную публику, не говоря уже об акробатических номерах, поднятии тяжестей и балансировании на шаре, которые вошли в поэзию в «Облачном призраке» Аполлинера:
Акробатик прошел колесом С таким совершенством, Что шарманка умолкла.
Он видел их тут часто, хотя площадь возле «Одеона» и бульвар Сен-Жермен стали его родным кварталом только спустя несколько лет, когда он поселился в самом сердце левобережного Парижа. Но подлинной экзотикой привлекали только отдаленные, незнакомые кварталы, лежащие в стороне от Триумфальной арки, от Елисейских полей и Вандомской площади. Под влиянием далекой прогулки в Сен-Мерри, в обществе Молле, Аполлинер напишет свое необычное стихотворение «Музыкант из Сен-Мерри», являющееся как бы поэтическим и перефразированным вариантом сказки о крысолове, стихотворение загадочное и неоднократно привлекавшее внимание литературоведов. Манил его к себе еврейский квартал с бликами свечей, зажигаемых в праздничные дни, кучки бледных юношей с пейсами, в ермолках и черные атласные платья старух. Иногда он ходил обедать в окрестности Сен-Поль, заказывал тяжелый, горячий чулент, карпа с изюмом и пил золотое иерусалимское вино, ведь он же считал эту кухню одной из лучших в мире, а таинственная обособленность этого квартала привлекала его, как путешествие в незнакомую страну. В те времена, когда они с Молле и Сальмоном развозили по книжным лавкам экземпляры «Фестен д'Эзоп», они часто останавливались возле синагоги, прислушиваясь к песнопениям, доносящимся изнутри.
Когда Аполлинер еще ездил регулярно в Везине, его гостиной для приемов были бары возле вокзала Сен-Лазар, куда часто заглядывал Жарри и все, кто хотел увидеться с поэтом. Потом излюбленным развлечением стало вводить в моду то или иное бистро или пивную, например пивную на улице Кристин. Но чаще всего из этого ничего не получалось, кафе надоедало самим первооткрывателям, и все снова возвращались в свои любимые норы на улицы Сены, на Чонмартре и на Буль-мише.
В общем, разные бывали пристанища во время скитаний по Парижу. Страстью Аполлинера было собирать необычные предметы, старые и новые, нередко самого непонятного назначения. Так что его знали большинство торговцев, к которым он регулярно заходил чтобы, роясь в груде старых поломанных подсвечников декоративных пуговиц, причудливых цветов из фаянса трубок и вышедших из моды ламп, поболтать с владельцами этих редко посещаемых лавочек о происхождении, истории и назначении собранных ими древностей. Покупать он редко что покупал, но, несмотря на это, его всегда радостно встречали чудаки, чувствующие свое родство с этим страстным любителем, сочиняющим необыкновенные истории о сломанном дамском зеркальце с резной ручкой, эфесе старой сабли, огромном ключе или обрывке выщербленного ожерелья, а то и о старинном биде из меди или олова или треснувшем фаянсовом тазу. Настоящим райским местом для него были маленькие сумрачные антиквариата на улице Бак, о которых упоминал еще Стендаль, неотапливаемые и полные пыли, куда только косноязычный колокольчик извлекал со второго этажа или из глубины помещения такую же угрюмую, как лавка, старуху владелицу, даже летом закутанную в шаль, или владельца в небольшой треуголке на голове. Потому что для Аполлинера настоящему интересные антиквариата начинались лишь с второсортных и ниже. Элегантные магазины с подлинной или поддельной мебелью какой-то там эпохи, на полированную поверхность которой ежедневно ставят вазы со свежими цветами, пугали мещанской скукой, чудачество коллекционера сказывалось в особом интересе к ветоши, к таким предметам, как поломанные рамы, необычайные хрустальные шары, потрепанные альбомы со старыми открытками. Иногда это была просто груда сваленного железного хлама на тротуаре улицы Муффетар, которая задерживала его чуть не на час, потому что там был погнутый кувшин из старой меди или часть выложенной бляшками конской упряжи. Тогдашний Париж был неисчерпаемым складом этих пре-небрегаемых сокровищ, интересовались ими только старьевщики или чудаки. Сейчас-то в Париже слишком много людей занимается коллекционированием, настоящие любители не выдерживают конкуренции с тысячами оборотистых, которые как-то проведали, что нынче стоит собирать все, даже зубочистки — всегда наступит момент и найдется кто-то, кто купит это как примечательность нашего времени да еще за недурные деньги.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79