ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 


Из крошечной прихожей, очень светлой, с окном, господствующим над тускло-красными крышами, от которых взгляд легко переходит на мягко контрастирующие серо-голубые краски парижского неба, итак, из прихожей, где стоит только сундук и на стене вешалка для одежды, я иду через маленькую комнатушку в главную комнату, где поэт принимал друзей. Комната эта тоже небольшая, не заставленная мебелью, уютная. Под окошком диванчик и узкий инкрустированный столик, у другой стены квадрат камина, где зимой пылал огонь, у стены при входе комодик, и против дверей знаменитое ложе Аполлинера— высокая тахта, покрытая шелковым зеленым покрывалом с выстроенными вдоль стены подушками; на одной из них вышивка по мотивам картины Мари Лорансен. Это та самая неприкосновенная тахта, на которую никто не смел садиться из риска вызвать гнев хозяина. Над диваном огромная картина Мари Лорансен: рядом с Аполлинером, опираясь на его плечо, сама художница.
Рука Мари изогнута наподобие стебля цветка. А рядом еще Пикассо и Фернанда Оливье.
На камине скульптура Бранкусси, а выше женский портрет работы Мари Лорансен и два наброска Дерена. В первой комнатке, той, где Жаклин Аполлинер поставила цветы, висит картина «таможенника» Руссо, портрет Аполлинера работы Метценже и две картины Пикассо, относящиеся к героическому изначальному периоду кубизма.
Направо тянутся таинственные коридорчики, ведущие в кабинет поэта, в кухню и библиотеку. Коридорчики также украшены картинами и полками, гнущимися под тяжестью старых книг, которые Аполлинер скупал во время своих странствований среди ларей букинистов. В мрачном закутке, недалеко от простреленной каски висит вещий, а вернее сказать, зловещий потрет Кирико.
Из кабинета через кухню попадаем в библиотеку. «Тут Гийом готовил свои любимые спагетти»,— говорит Жаклин Аполлинер. Значит, тут, в этой смешной маленькой кухоньке, а рядом с ним была эта чудесная, давно уже одинокая женщина. «С важным видом папы римского Аполлинер раскладывал приправы, бдительно следя, чтобы блюдо не перегорело, вертелся вокруг горшков как кот. Поднимал крышки и, принюхавшись, решал, удалось или нет приготавливаемое им блюдо. Один ловкий взмах кочерги — и огонь под кастрюлей разгорался или сникал». Жаклин не занималась кухней «Я была слишком молода»,— объясняет она мне.
Помещение библиотеки продолговатое и узкое, ниша окна заставлена коллекцией старых бутылок из разноцветного стекла. Некоторые из них закрашены кистью красавицы баронессы Елены Эттинген, сестры Сержа Фера. На противоположной стене висят негритянские маски, а с пола смотрят фетиши с вылупленными глазами «Я не позволяю входить сюда чужим, уборщица тут уже многое перебила, у одной скульптуры, как видите, не хватает руки» Великолепный фетиш, поблескивая торсом и огромной головой, ростом с ребенка причудливо освещен последними лучами солнца, которое стремительно склонялось к западу. Аполлинер ни за что не поверил бы, что уборщица изувечила эту экзотическую фигуру случайно, просто по невниманию. Он углядел бы в этом происшествии чей-то коварный замысел.
Жаклин не старается превратить дом поэта в архив или музей, если она сохраняет все в прежнем виде, то лишь потому, что ей так приятнее. Она не дает интервью, не разъясняет ничего посетителям из чужих. Серж Фера просит ее уделить несколько минут молодому американцу, который прибыл в Париж в поисках аполлинаристов, но Жаклин отвечает печально и просто: «Я слишком мало знала Гийома» Серж Фера не настаивает, он только смотрит на нее светлыми славянскими глазами и улыбается так преданно, как будто перенес на нее свои чувства к Гийому. Фера теперь старик с белыми, как оперение чайки, волосами
Незабываемая своеобразная фигура, этот старец. Он знает, как трудно передать постороннему хотя бы даже самую мелочь, касающуюся близкого человека, заразить его своей любовью, поднести ему в ладонях воспоминания столь же неуловимые, как протекающая сквозь пальцы вода. «Серж Фера,— говорит мне Жаклин Аполлинер,— расскажет вам все о Гийоме. Он не отступит от истины». Сумеет ли Серж выполнить поручение Жаклин? Он всегда старался служить своим друзьям, не заботясь о том, приятно ему или нет выполнять их просьбы. И сейчас он заговорил. Он улыбается. Доброжелательность так и светится в его взгляде, заражает вас, беззащитная, волнующая.
— Видите ли,— говорит он мне,— мы долго ждали, пока Пикассо решится сделать проект надгробия для Гийома, Он набросал несколько проектов, и ни один его не удовлетворил. По-видимому, надгробия не его область. Так еще раз подтвердилось предсказание, содержащееся в «Убийстве поэта». Другу поэта, скульптору, приходит счастливая мысль создать для друга-поэта памятник в воздухе. Никто еще не создавал такого памятника. По просьбе Жаклин я сам сделал проект. По всем положенным правилам. На гладкой плите мы высекли последний монолог Аполлинера. Если помните, там есть строчки:
Наконец я избавился сам
От собственных свойств прирожденных.
Могу умереть, согрешить — никогда.
Можно было выбрать и другие:
Сжальтесь над нами, сражающимися на рубеже, Где сошлись беспредельность с грядущим. Пожалейте за наши грехи и ошибки!
Но это могли неправильно истолковать.
Не смейтесь надо мной,
Вы дальние, вы ближние мои,
Ведь об одном сказать и сам я не решусь,
А о другом сказать вы мне не разрешите.
Так сжальтесь надо мной!
Скромность этих стихов мнимая, она паче гордости. И это как раз хорошо.
Не так обнажена душа поэта. Зачем извиняться за свою непохожесть ни на кого, за смелость замыслов, за гордость чувств, за особую остроту печали? Все это так, и все же в Аполлинере тернием сидела двойственность. Как известно, в том же «Убийстве поэта» в отместку за непохожесть устраивают всеобщую резню поэтов. Толпа побивает каменьями Крониаманталя, просто потому, что не может вынести пафоса его слов.
«Толпа закричала:
— Кто ты? Кто ты?
Поэт обратился к Восходу и промолвил громким голосом:
— Я Крониаманталь, величайший из живущих поэтов. Не раз я видел бога лицом к лицу. Сумел выстоять перед божественным светом, смягчив его своими человеческими взорами. Я пережил вечность. Но времена настали, и вот я стою перед вами».
Тут все разразились хохотом, а потом схватились за камни. Конечно, это слишком жестокая картина. Обычно поэтов каменьями не забрасывают. О них просто забывают или предоставляют умереть с голоду. Иногда они гибнут, как многие другие простые смертные. Например, от ранения осколком в голову. Но не будем уклоняться от темы. Могу ли я быть еще чем-нибудь вам полезен.

МИР АПОЛЛИНЕРА
О выдающемся французском поэте Гийоме Аполлинере написано множество книг:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79